Начиная с четвертого класса, во вторник и пятницу шесть лет подряд я ездил на Ленинские горы: выходил на остекленной, наполненной воздухом станции метро, потом высоченный эскалатор вез меня в гору вверх, пока я смотрел на огромнейший трамплин (я называл его «страмплин», потому что прыгают всегда «страмплина»), и дальше я бежал во Дворец Пионеров, в свой авиамодельный кружок.
Кружок назывался «изготовление моделей самолетов», но для нас, ходивших туда, это был огромный летающий мир. Там, в этом летающем мире, я узнал, что все самолеты удивительно разные: есть самолеты кордовые, есть таймерные, есть резиномоторные и есть планеры. Мы сами, своими руками делали эти самолеты, и они – взлетали! Они – летели!
Кордовые модели брызгали, как слюной, бензином и маслом, когда их заводили, потом визжали, как резаные, своими моторчиками, вгрызаясь бормашиной в мозг, резко взлетали и бешено гонялись друг за другом по круглому корту, срезая винтами в воздушном бою привязанную к хвосту самолета противника ленту. Впрочем, когда бензин кончался, они умели планировать и мягко приземлялись на землю, подпрыгивая на проволочных колесах…
Таймерные модели тоже визжали мотором, но свободолюбиво вырывались из рук и кругами взмывали в небо, где вдруг под облаками замолкали, спотыкались о небосвод и переходили в задумчивый полет, когда-то мягко планируя вниз, а когда-то, подхватив теплый поток, летели через поля, за километры, в дальний лес, чтобы иногда там исчезнуть…
А легкие планеры запускались с леера, как будто воздушные змеи, но легко освобождались от крючка и переходили в свободное парение, поднимаясь на восходящих потоках все выше и выше. И только тлеющий фитиль на хвостовом оперении вдруг напоминал этой легкой птице, что внизу её всё-таки ждёт хозяин: фитиль догорал, хвостовое оперение вздрагивало, и планер медленно падал с высоты в руки того, кто все это время душой был с ним там, среди облаков…
Сегодня в интернете можно купить готовую, самую крутую, радиоуправляемую модель самолета. Я их не покупаю, я их не хочу. Почему? Они же красавцы и летают лучше, чем мои самодельные самолетики! Да, но я их не хочу. В них нет моих рук, нет моей души, и поэтому они не мои. Они не живые. Живое только то, во что мы вложили себя.
Душа поднимается в небо, когда в небо поднимается творение наших рук. Мы летим среди облаков и дышим простором только тогда, когда в облаках летит наш посланец, когда к облакам мы запустили часть себя: то, во что мы вложили свою душу.