Мировая поэзия. Том 6. ISBN 9785005300140

ПАБЛО НЕРУДА (1904-1973)
ШАРЛЬ БОДЛЕР (1821-1867)
УИНСТОН ХЬЮ ОДЕН (1907-1973)
РЕДЬЯРД КИПЛИНГ (1865-1936)
РАЙНЕР МАРИА РИЛЬКЕ (1875-1926)
СЮЛЛИ ПРЮДОМ. (1839-1907)
ИОГАНН ГЁТЕ (1782-1832)

Переводы Михаила Меклера  (2015-2020)

Преемственность ведет к стихосложению,
она помогает избегать клише,
что придает искусству двойное ускорение,
хранить увиденное в памяти, в душе.
Поэзия не баловство и даже не искусство,
это нашего языка, эволюционный маяк.
Овладев с детства языком, человек искусно
преследует цель генетики. Поэт есть маньяк!
В основном, человек не достигает полных знаний
и не научился нагружать свои фразы смыслом,
чтобы исцелять людей от всяческих страданий
и приносить им радость в чертах гуманизма.
В душу не зайдешь, пока не осознаешь строки,
никакая память не утешит в забвении плоть
и не сделает финал менее горьким,
пока не войдет по генам в кровь.
Наше общество, как безъязыкую семью,
везет без расписания поезд в никуда,
и только чтение поэзии дает стезю,
для прогресса умственного труда.
Стихи доступны огромной аудитории,
в финале читатель постигает откровение,
так как, стих полноценен в теории
и раскрывает деятельность разума и творения.
Поэзия использует ритм языка,
который сам по себе приводит к откровениям.
Во время чтения, поэт проникает в тебя
и когда закрываешь книгу, то с сожалением
не можешь чувствовать себя неистово.
В этом и заключается суть всей эволюции.
Ее цель, красота, дающая истину
и, объединяющая разум, и чувства во времени.
Красота может быть воплощена только в словах.
Человек не способный к адекватной речи,
прибегает к насильственным действиям в делах,
расширяя словарь кулаками и картечью.

*
ПАБЛО НЕРУДА  (1904-1973)
PABLO NERUDA

"20 СТИХОВ о ЛЮБВИ и ОДНА ПЕСНЯ ОТЧАЯНИЯ.“

Женское тело.

Женское тело, белые дюны,
белизна бёдер, она, как пашня весной.
Я, как пахарь, но очень грубый,
из тебя сына вынес на свет голубой.
Словно пещера, я был одинок.
Шарахались птицы лавой слепой,
мгла застывала во мне, как комок.
Тебя сотворил я лёгкой рукой.
Это расплата, любовь мне награда,
тело из кожи и женского молока.
Груди как чаши, у глаз нет взгляда
и голос грустный, и розы лобка!
Милое тело, я весь в твоей благодати,
жаждой ненасытной, смутной тропой,
наслаждаюсь тобой на мягкой кровати,
неутолимой усталостью, болью слепой!

Лоза.

Свет тебя пеленает в смертное плато.
Оцепенелая, бледная, ты смотришь, скорбя,
видишь, как лопасть ветхого заката,
оборачиваются вокруг неподвижной тебя.
Одинокая и я одинокий где-то,
подруга, ты застыла, молчание храня,
забирая себе жизнь умершего света,
наследница чистая, испепелённого дня.
Закатная гроздь в твой подол упала.
Корни покидают твой облик в ночи
и рвутся наружу из темного подвала,
тебя поедая, едва успев прорасти.
Плодоносная в своём движении рабыня,
из среды, где творится золото и чернота,
ты воплощаешься в такие творения,
что цветы твои вянут, а ты тоской налита

Песня земли.

Сосновый простор, грохочет на буреломе,
мерно сменяется свет, колокольный прибой.
Сумерки загустеют в глазах от истомы,
ты раковина земная, песня земли вековой.
В тебе все реки поют и душа моя с ними,
течёт по велению в открытый предел.
Укажи мне цель, стань тетивой, пружиной
и я на волю выпущу стаи стрел.
Всюду я вижу, как зыблется тело твоё.
Молчание есть облава пугливых минут,
твои хрустальные руки гавань для меня, бытиё,
моим поцелуям и влажным желаньям приют.
На устах у любви твой голос влажнеет, крошится,
в час, когда вечер спускается в гулкую пустоту.
Так на закате я слышу, как в поле колышется,
молодые колосья шуршат на ветру.

Ненастье.

Непогода с рассвета, летний вид облаков,
от разлуки похож на ворох белых платков,
которыми на прощанье машет ветер шальной.
Стук сердца нарушает влюблённых покой.
Кроны звенят поднебесным оркестром,
будто битвы и песни сошлись на устах.
Ветер листья крадёт повсеместно
и отклоняет от цели трепетных птах.
Листва водопадом без пены кружится,
веществом невесомым, отвесным огнём.
Ворох лиственных поцелуев ложится
у входа в обитель ненастным дождём.

Послушай меня.

Слова мои послушай иногда.
Они утончаются, как чаек следы,
там, где песок увлажняет вода.
Я твой браслет во имя беды,
или бубенчик на твоей нежной руке.
Мои слова отдаляются и станут немые,
как вьюнки, вокруг боли на старой ноге,
карабкаются медленно на влажные стены.
Ты виновата в той кровавой игре.
Слова из хмурой моей головы убегали.
Ты заполнила все щели в этой норе.
Они больше, чем ты, привычны к печали.
Ещё до тебя они обитали в пустой тишине.
Я хочу, чтоб они обо всём рассказали.
Ты им внимай, словно внемлешь ты мне.
Ветер скорби до сих пор помыкает едва ли.
Шквал сновидений похоронить их готов.
В моём горьком крике ты слышишь другой.
Кровь старых призывов, рыдания ртов,
не покидай подруга меня и останься такой.
Мои слова любовью пропитались скорбной
и всё заполнили, не зная разных преград.
Я сотворю из слов браслет незлобный,
твоей руке нежнейшей, словно виноград.

В последнюю осень.

Я помню какой ты была в последнюю осень:
серым беретом, сердцем в осенней тиши.
Сражались зарницы над макушками сосен.
Листья заполняли заводь потаённой души.
К моим рукам ты, как вьюн прижималась,
твой голос неспешный шуршал, как листва.
В оцепенелом костре моя жажда пылала,
синий жасмин дрожал, словно пламя костра.
Твои глаза кочевали по мне, наступали,
серым беретом, голос сердца, словно очаг,
летели надежды к тебе чёрной стаей
и поцелуи тлели жаром весёлым в ночах.
Небо над морем, над полем и у подножия.
В памяти ты, как свет и заводь в глуши,
за твоими глазами в сумерках бездорожье,
осень сухой листвой касалась души.

В твоих зрачках.

Слонявшись одиноко по вечерам,
я забрасывал свои грустные сети,
в твои зрачки похожие на океан,
в глубину их трагедий и сплетней.
Одиночество пылало на костре,
руками размахивая, словно моряк,
идущий стремительно к глубине,
подавая сигналы, словно маяк.
Ты отвечала туманом густым,
моя даль, подруга моя.
Из глаз твоих выплывали кусты
и обмелевшие берега.
Я грустные сети забросил туда,
где бездна бушует в твоих зрачках.
Исклёвана птицами первая звезда,
мерцавшая, как душа моя во снах.
Полночь скачет на вороной кобылице,
разбрасывая по лугу синие колоски.
Когда сближаются наши лица,
в нас кровь вскипает, мы очень близки.

В безмолвии крик.

Ты, как пчела звенишь от мёда охмелев,
в душе моей кружишь в тягучих струях дыма.
А я, как безответный зов, в уныние лев,
всё было у меня и всё промчалось мимо.
К тебе с последней страстью, силой, рвусь.
Ты мой последний мак в последнем одичанье.
Сомкни глубины глаз, я ночь к тебе прижму.
Крик слышишь, так это я, а ты моё молчание!
Своё тело обнажи, пугливая колонна.
Глаза сомкни, в потёмках нет от суеты забот.
Весна цветущих рук, роз ароматных лоно,
тень бабочки ночной легла на твой живот.
Как раковины, груди светятся твои,
так одиноко здесь, когда тебя нет рядом,
в твоё безмолвие всегда идут дожди
и чайки тонут в сетях морского променада.
Вода вдоль мокрых улиц блуждает босиком,
ветви деревьев в промокшей кроне стонут.
Исчезла ты, в душе стоит пчелиный звон,
твоё молчание и мой крик грохочут громом.

Русалка.

Я правлю парусником и в этот летний полдень,
в хмелю от губ и от смолистого дурмана,
к закату тающего дня перемещаясь по природе,
отвердеваю в вязкой страсти океана.
Как бледный раб борюсь с пучиной в муках,
плыву сквозь едкий запах по протоке,
весь в сером до сих пор, в горчайших звуках,
в кирасе жалобной из пены одинокой.
В огне и стуже, под луной, без сантиментов,
со страстью жесткой качаюсь на волнах.
Я сплю в гортани счастливых континентов,
на белых нежных бёдрах, на свежих островах.
Во мраке я от приятных поцелуев влажных,
готов отдаться любым любовным позам.
Я разделён на сны в сражениях разных,
на растерзание отдан пьяным розам.
На гребне волн русалкой ты всплываешь,
в объятьях телом своим тесным,
меня с твоей душой немедленно сплетаешь,
своим набегом поднебесным.

В сумерках любви.

Мы в сумерках потерялись на небесах,
мир во тьму погружался на синеющем лоне.
Праздник заката проходил на дальних холмах.
Никто не увидел дружбу наших ладоней.
Порой в руках моих, как монетка,
осколок солнца разгорался впотьмах,
душа леденела, вспоминая брюнетку,
про нашу печаль и о наших грехах.
И всё же, где ты блуждала ночами?
С какими людьми, какие слова говорила?
Ты далеко, тогда мне очень печально,
любовь накрывает волной мои крылья.
Книга, падая в сумерках, просится в руки,
раненым псом мой плащ прикорнул на полу.
Каждый раз ты удаляешься для нашей разлуки,
когда вечер смывает статуи, убегая во мглу.

Ты мои краски и кисти.

За пределом неба повисла половинка луны.
Качается ночь, кочует, роет в глазницах норы.
Горем, бессчётные звёзды в лужах отражены,
а между бровей скорбь раздвигает шоры.
В сердце бьётся безумной судьбы маховик,
кузня синих металлов, ночь молчаливой сечи.
Девочка ветром издалека, посылает свой лик,
изредка сверкает её взгляд в поднебесье.
Буря злобы, ненастье, мольба из последних сил,
а ты паришь над сердцем моим, гнезда не свивая.
Раздробленные корни ветер развеял с могил,
на другой стороне он валит наземь деревья играя.
Милая девочка, колос, взъерошенный дым,
ты сплетаешь ветер из светящихся листьев.
Белый пар от пожара за перевалом ночным.
Что мне сказать тебе? Ты, мои краски и кисти!
Ты жаждой меня спалила, значит пора пришла,
новым путём пойти, улыбок твоих избегая.
Мутными вихрями ливней молчат колокола,
с этой поры нет смысла трогать её и печалить.
По глухой дороге боль свою унесу.
Буду там, где ни грусть, ни зима,
её глазища, глядящие сквозь росу,
не смогут настигнуть меня.

Испуганные сны.

Моя душа в твоей груди,
мои крылья дают тебе свободу.
Всё, что дремлет у тебя внутри,
я речью донесу до небосвода.
Ты каждый божий день неугомонно,
приходишь, как роса к бутонам,
спешишь за горизонт бесцеремонно,
как вечная волна в кочевье сонном.
Ты, мачта на ветру, твой вид неумолим,
своим напевом достигаешь дали.
Грусть твоя порождает траур, а ты с ним,
встречаешь боль прощанья на причале.
Ты похожа на тропу и тусклые огни,
вся сделана из эха, как чей-то клич.
Вот я очнусь и снова улетят они,
испуганные сны, как стаи птиц.

Грустная нежность.

Я передвигался, помечая крестом,
белую карту твоей нежной кожи.
Крался мой рот, по тропам тайком,
жаждая тебя, на паука похожий.
Грустное, милое чудо, ты так грустила,
с тобой я сидел у кромки вечерних вод.
Лебедь, деревце, нечто, тебя смешило,
спела лоза, созревал виноградный плод.
Из гавани к тебе плыла моя нежность.
Безмолвие сна усыпили одинокий причал.
Море меня досаждала и верность,
я метался меж двух гондол и молчал.
Меж губами и стоном, что-то ушло в могилу,
взлетало что-то, от грусти и забытья.
Удержал ли невод воды неимоверную силу?
Река лишь дрожью обнимала меня.
И всё же кто-то пел, задевали эти слова,
хотелось к жадным губам, прикоснуться, поспеть.
Да продлится навеки эта власть, эта сила,
чтобы радостью слов тебя прославить и спеть.
Гореть, лететь, набатом творить рукой безумца.
Грустная нежность, что делаешь ты со мной!
Стоит заглянуть в студёный омут колодца
и закроется сердце, словно цветочек ночной.

Горсть поцелуев.

Каждый день играешь с целой вселенной.
Робкая гостья в обличье воды, или цветка.
Ты похожа на шёлковую головку примерно,
которую словно гроздь, хочет трогать рука.
Я полюбил тебя, такой несравнимой,
пишу на звёздах дымом имя твоё до утра.
Тело среди гирлянд необозримо,
вспомни какой ты раньше была тогда.
Вдруг ветер стряхнул закрытые ставни,
небо как сети, где кишит мелюзга.
Тут сходятся ветры всех воспоминаний,
дождь промочит и разденет донага.
Птицы мечутся, разлетаются до зари.
Шторм в гавани, не заметишь и лодку одну.
Я силой могу помериться только с людьми.
В лесу буря перемолола траву и листву.
Ночью мы были привязаны к небесам,
ты осталась со мной и не убежала.
До последнего делила печаль пополам,
прильнула ко мне, не боялась, молчала.
Страх пеленой захлестнул глаза,
ты снова жимолость мне подавала,
на груди осталась аромата роса,
пока ветром бабочек в поле мотало.
Кусать твой ягодный рот, любо в усладу.
Ты исстрадалась, пока свыклась со мной,
душа, отшельница с именем не в ладу.
Мы целуем в глаза друг друга порой.
Видим над головой одну и ту же звезду
и, как кружит веером сумерки вечер.
Слова, дождинками ласкают кожу твою,
я люблю тебя уже целую вечность.
Мне чудится, что ты владычица мира,
горсти орехов и вишни созрели в лесу.
Хочу тебя сотворить, как весна сотворила,
горсть поцелуев я с гор тебе принесу.

Мои мысли ложь.

Люблю молчание твоё, я сам не свой,
не слышу речь твою, я голос твой забыл.
Твой взгляд ушёл куда-то в мир иной,
уста молчат, их нежный поцелуй закрыл.
Что в этом мире есть, то часть моей души.
Тебя везде я вижу и к тебе стремлюсь.
Мой мотылёк, мой сон, ты – зеркало мечты
и тихая печаль, моих страданий грусть.
Мне нравится, что ты всегда молчишь
и словно жалуешься на мотылька полёт.
Ты отдалилась и не слышишь, что говоришь.
Я успокоюсь в тишине, печаль моя уйдёт.
Хочу поговорить с твоей я тишиной,
как лампы свет и как кольца на литьё.
Огни на небе от созвездий в час ночной,
похожи на звезду, молчание твоё.
Я рад, что ты молчишь и не со мной теперь.
Вдали ты омертвела и беззвучно слезы льешь.
Ты улыбнулась мне. Я в шоке был. Поверь.
Я просто счастлив, понял, что мысли это ложь.

Ты облако моих грёз.

Вечерами ты становишься облаком грёз,
твой цвет и форму я сам их творю.
Губы медовые чувствуют горечь слёз,
мои желания захватывают жизнь твою.
Ты чувств моей души неустанно желаешь,
губы слаще в стократ, чем горький настой.
Ты мила и прекрасна, ты меня изумляешь,
жница моих напевов, навеянных темнотой.
Ты моя, кричу в вечерней прохладе,
голос мой вдовый с ветром уносит закат.
Ныряльщица, твой вид в нагом наряде,
завораживает мой пристальный взгляд.
В моих напевах ты, как пленённая птица,
мои сети просторны, как вышина.
В омуте глаз твоих, я готов раствориться,
оставаясь в объятиях чудного сна.

Гоню наваждения.

Задумался, один как перст в тени глухомани.
Тебя не достать, ты дальше всех, хоть умри.
Вдалеке хмурая колокольня набатом манит.
Выпускаю птиц, гоню наваждения, хороню фонари.
Стоны коплю, перемалываю надежды тайно,
как мельник-молчун, в этой безлюдной глуши.
Твой облик покинул меня, но очень странно,
тень твоя долго блуждает в потёмках души.
Уже жизнь моя бездомная вянет.
Кричу в лицо горизонту, эхом камни дробя,
бегу безумно в испарину океана,
печаль и ярость накрывает, океанская мгла.
Необузданный, гневный, тянусь в небеса.
Женщина, какой спицей была ты тогда,
в этом веере вечном? Открой мне глаза.
Пожар в лесу, огненным шаром катит беда.
Пламя, искры и треск, факельные дерева,
потрескивает огонь, всюду, всюду пожар.
А душа моя пляшет, корчась словно дрова.
Кто кричит, какое эхо без голоса? Кошмар!
Час тоски, час веселья, час одиночества,
мой час настал, вершина часов!
Рупор, в котором ветер стелет пророчество,
истязая тело жалобами хлыстов.
Вздрогнули корни, все волны напали!
Душа моя, радость, горе, край пустоты.
Думаю, хороню фонари в глухомани.
А ты ответь мне. Кто ты такая? Кто ты!

Здесь я люблю тебя.

Здесь я люблю тебя. Пусть это мой завет.
Над темным лесом ветер расправляет стяг,
на бурной воде блуждает лунный свет.
Погожие дни тянут друг друга во мрак.
Распадается сумрак, видения в разных позах,
серебристую чайку закат роняет во тьму.
Порой объявится парус и небо в звёздах,
утром проснусь, так горько быть одному.
Рядом море шумит, кораблик в чёрном распятие.
Вот пристань. Я люблю тебя только здесь.
Я люблю тебя тут и напрасно даль тебя прячет,
даже на этом взморье любовь неустанная есть.
Плывут мои поцелуи на этих шхунах понурых,
спешащих к землям, куда им доплыть невмочь.
Я барахтаюсь среди этих якорей поржавелых.
Причал окутан печалью, когда швартуется ночь.
Жизнь моя изнуренная, в суете бесцельной.
Мне мило то, чего нет, а ты в далёком сне.
Превозмогаю, борюсь с вечерним томлением,
но настигает ночь и она петь начинает мне.
Уже луна сонливо качается,
а звёзды мигая, взгляд возвращают твой,
сосны тихо от ветра шатаются,
стараются петь твое имя хвойной листвой.

Смуглянка.

Девочка, смуглым ветром, солнцем сотворена,
свитая в донные травы и живые плоды.
Твой звёздный взор и тело сияют сполна,
в твоих губах сквозит улыбка воды.
Девочка, ветер нас никак не сближает,
тебя от меня отдаляют громоздкие облака.
Юность пчелы в твоём теле смешалась слепая,
с шумом плеска волны и упругостью колоска.
Моё сердце ищет твой голос священный
и весёлое тело, не ведающее стыда.
Смуглый мой мотылёк, нежный и совершенный,
словно хлеб и солнце, мак и вода.

Последние строки любви.

Этой ночью грустью наполнились строки.
Чернел небосвод. Даль наполнялась стихами.
Дрожали планеты издавая вселенские вздохи.
Ветер в сумраке пел и ходила песня кругами.
Всю ночь на сердце грусть её колдовала.
Я любил, она любила, мы спали порой.
В похожие ночи она крепко меня обнимала,
столько раз целовались, под этой звездой.
Такой мрак густой, а без неё ещё глубже.
Строки вылетают, ложатся росой на траву,
любовь сберечь не смогли, стало хуже,
небосвод опустел, без неё теперь я живу.
Ну вот и всё. Вдалеке поёт голос чуть слышно.
Душа не согласна, потеряла след,
глаза ищут без устали, чтоб было видно,
сердце стонет, а её уже нет.
Ночь, деревья всё те же белели во мгле,
а мы другие и прежними нам не стать.
Любовь прервалась, так жалко, во сне.
Ветер искал мой слух, о ней рассказать.
Прежде губы мои были с ней,
с голосом, телом, её взглядом мутным.
Я разлюбил, но тоскую сильней,
любовь коротка, но путь будет долгим.
Я обнимал её эту ночь напролёт,
не соглашаясь с потерей своей.
То была последняя боль от неё
и последние строки, посвящённые ей.

Песня отчаянья.

Твой лик висел в ночи, словно легкий дурман.
Река впадала в море, болью ил вороша,
а я одинок, как пристань в предрассветный туман.
Собирался в путь, как забытая Богом душа!
В сердце моём оттаяли ледяные гроты.
Видел жалкую свалку, кладбище кораблей в тиши!
В тебе громоздились все сраженья и взлеты,
песни вырывались на крыльях из счастливой души.
Ты вобрала в себя всё и вся, тебе это дали,
словно море и время ушли кораблём на дно!
Радостными были минуты поцелуев печали,
они вдохновляли, как свет маяка в окно.
Жадность лоцмана, ярость ослепшего водолаза,
мутный любовный хмель со мной в глубине.
Туманное детство и сердце на крыльях экстаза,
брошенный следопыт блуждал одиноко на дне!
Я боль обнимал, минуя преграды,
печаль сокрушила, когда я тонул,
обречённый вырваться из полночной осады,
переступил через похоть, убежал от стаи акул.
Я пою о тебе и зову к себе мою прелесть.
Женщина, плоть и оплот, возлюбленная утрата,
она, словно сосуд приютила бескрайнюю нежность,
в забытье величайшем ты, как разбитая чаша.
Одинокие острова обитали во мгле,
там в объятья меня любовь твоя приняла.
Жажда и голод поселились во мне,
жизнь и гибель сражались, ты спасеньем была.
Женщина, как ты меня удержать сумела,
в глубине своего сердца и на кресте твоих рук!
Томление по тебе было страшным предельно,
взвихренным, хмельным и напряжённым, как лук.
Не гаснет пламя поцелуев и ласки рук,
созрели грозди и птицы до сих пор их клюют.
Память зацелованной кожи, искусанных губ,
память тел и голодной страсти заплетенные в жгут.
Бешеное сближенье жадности и надежды,
которые нас сплотили и навек развели.
Нежность робкой воды и муки безбрежные,
нас охраняли касание губ и верность судьбы.
Такой рок судьбы настиг мой парус мечты,
он сорван ветром был и стремился на дно!
Вся боль иссякла, я остался во власти волны,
на жалкой свалке, где всё умиротворено.
Я всё ещё пел, барахтаясь и качаясь,
устоял на одной ноге, как в качку матрос.
Продолжал напевать, на волнах болтаясь,
в бездонном колодце, полного горьких слёз.
Бледный водолаз, обездоленный лучник,
блуждающий следопыт, корабль, идущий на дно!
Пора выбираться из холодной, суровой пучины,
во время которой, нам жить с тобой суждено.
Созрели звёзды над косяком черных птиц.
Шумный морской прибой берег ласкает.
Ты одинок, как пристань в пору ранних зарниц,
лишь тень на твоей ладони медленно исчезает.
Решим все проблемы на свете, уверенно, не спеша.
Пора собираться в путь неуёмная скитальца душа!

*
ШАРЛЬ БОДЛЕР (1821-1867)
CHARLES PIERRE BAUDELAIRE

Вакханалия

Когда облака, закроют небо словно люк,
а душу зажмёт горе со всех сторон,
то такой горизонт накроет всё вокруг,
настанет день, чернее ночи будет он.
Поверхность станет подземельем,
где надежда, как летучая мышь,
будет бить крыльями по стенам,
задевая потолок дырявых крыш.
Если дождь превратится в поток,
а в пространстве наступит крах,
люди будут похожи на пауков,
сплетая паутину в своих мозгах.
Внезапно зазвонят колокола,
окованные небеса начнут сотрясать,
блуждающие в них духи зла,
будут упрямо кричать и стонать.
При этом шуме наступит вакханалия,
память пролистает всё, что мы храним,
преодолевая жестокие страдания,
чёрный флаг взойдёт, где мы грешим.

Любимой женщине

Я помню мать свою - любимую из женщин,
но ты для меня то, что я люблю и чем живу.
Я буду помнить ласку и родную нежность,
уют домашний, очарование и красоту.
О, наши встречи, согретые камином,
балкон покрытый розовым туманом,
так сердце жгло и грудь твоя пьянила,
я слушал шепот слов твоих желанных.
Нас на закате согревало лето,
из бездонного сердца любовь струилась.
Ты царила под багровым светом,
я слушал, как в жилах кровь твоя бурлила.
Ночь была глухой и темной,
я встретил во мраке твой взгляд,
обнимая твои спящие ноги,
я пил твой сон, как сладкий яд.
Я помню счастливые минуты славы,
когда я целовал твои колени.
Не надо мне искать другой забавы,
я весь в твоей душе и теле!
Те клятвы и аромат лобзаний,
вернутся из призрачных глубин,
как солнца обновленное сияние,
всплывут со дна морских пучин.

Захоронение

Если в гнетущей, темной ночи,
ваше тело земле предадут
и при тусклом мерцании свечи,
вашу душу за упокой отпоют.
В это время под звездным небом,
сомкнутся тяжкие веки всех мирских,
паук начнет рисовать своим следом,
а гадюка снесёт детенышей своих.
Ты будешь слышать круглый год,
прискорбный, волчий вой
и видеть голодных ведьм приход,
над обреченной головой,
стон похотливых стариков
и гнусный заговор воров.

Враг

Юность пролетела в ненастье грозовом,
я редко видел солнца яркий луч.
В моем саду погибли все плоды кругом,
а гром и дождь идут из черных туч.
Я должен сконцентрировать усилия труда,
равнять размытый грунт, не покладая сил,
не дать земле быть затопленной всегда,
или вода нам приготовит ямы для могил.
Не смогут там расти цветы мечты
и в почве не найдут мистическую пищу,
которая им даст энергию цвести.
Да, время поглощает жизни мышцу,
а враг нам постоянно сердце гложет
и кровь сосет, и крепнет, и тревожит.

Промелькнувшая мадам

Шумела улица возле меня.
Худая, длинная фигура, воображаемая голь,
прошла своей попкой маня,
размахивая фестонами, приподнимая подол.
Её ноги, словно достоинство мечты,
я поглощал её прелестное создание,
мне стало плохо от женской красоты,
хотелось нежности и влекло желание.
Она была красотка, дивная звезда,
её глаза заставили меня остановиться.
Смогу ли я их видеть, хотя бы иногда,
ещё немного их видом насладиться.
Мы не знаем точно, как мы движемся, куда.
Я влюбился, она не узнает об этом никогда!

Треснувший колокол

В зимние ночи он горький и сладкий,
слушаешь его, сидя у огня камина
и вспоминаешь прошлое украдкой,
со звуком курантов в густом тумане.
Его медная гортань хранит могучий вой,
он созывает на молитву из всех веков,
звенит на службе, как старый часовой,
седым солдатам из полевых шатров.
В его душе есть трещина от бед и скуки,
он в жуткий холод издает ночные звуки,
но очень часто еле слышен его хрип,
в кровавой груде мертвых, будто там,
стон раненых он слышит, кто забыт
и умирает из последних сил от ран.

статуя

Ты прекрасна в каменной мечте,
грудь твоя избита взглядом вечным.
Нас вдохновляет в твоей красоте,
любовь немая, всегда бессердечная.
Ты выглядишь, как сфинкс в лазури,
лёд в сердце с лебединой белизной,
ненавидишь все движения в натуре,
не плачешь, оставаясь просто немой.
Поэтов восхищает нагота и грация
и то, что у тебя от изваяний гордых,
приводит потребителей к овации,
завлекая покорных и влюбленных.
Ты в чистых зеркалах есть обаяние,
в глазах бессонных вечное сияние.

Благородство

Над лесами, над морями,
выше гор, лесов и облаков,
вне эфира, там за небесами,
там где нет границ и берегов.
Разум движется в пространстве
и как рыба, чувствует себя в воде,
в неописуемом убранстве,
он блудит по глубинам в пустоте.
Берегитесь бактерий и болезней
и дышите только кислородом.
Деревья становятся полезней,
наполняя эликсир природы.
Кто на крыльях, счастлив неизбежно,
несёт печаль свою, как вес
и двигается дальше безмятежно,
туманом заряжая суть небес.
Мы легко воспринимаем мысли,
поднимаясь все время в небеса,
понимаем и парим над жизнью,
их немой язык, предметов голоса.

*
УИНСТОН ХЬЮ ОДЕН (1907-1973)
WINSTON AUDEN

Музей изобразительных искусств. Брейгель.

Старые Мастера не ошибались никогда.
Они страдали, им было всё равно,
их позиция не зависела от времени всегда,
даже если кто-то ел, или открывал окно,
или шёл вперед. Невозможно это позабыть,
как пожилые люди трепетно ожидают крах,
чудесного рождения, которого могло не быть,
а дети, чтоб не случилось, катались на коньках,
на опушке леса, или где-то на пруду.
Они никогда не забывали про то,
что муки идут своим чередом, а в углу,
всегда есть неприятное место,
где гуляют собаки и лошадь мучительно,
царапает о дерево свою спину язвительно.
Например, у Брейгеля в Икаре: всё обернулось так,
что во время катастрофы ни пахарь, садовник, рыбак,
возможно и слышали всплеск, чей-то крик,
но для них это было неважным провалом.
Сияло жгучее солнце, именно в этот миг,
исчезали в зеленой пучине ноги Икара.
Вода, изысканный корабль спокоен на волнах,
с которого должно быть, кто-то и видал,
как с неба падал мальчик. Судьба терпела крах,
который никого не взволновал.

Памяти У.Б.Йейтса

Он умер, когда были зимние метели.
Ручьи промёрзли, аэропорты опустели,
а снег закрыл лицо известных статуй
и градусник тонул во рту истекших суток.
Мы доверяли и слышали прогноз погоды,
день его смерти был темный и холодный,
далекий от болезни и от скверных слов,
от стаи волков и вечнозеленых лесов.
Речушка текла вдоль набережной.
Плачь скорби продолжался набожный.
Смерть поэта скрывалась от его стихов,
то был его последний день, он был таков.
День медсестер, сплетен и слухов,
все части тела его восстали духом,
пустота заполнила всю площадь рассудка,
безмолвие поглотило окрестностей промежутки.
Потоки чувств текли в поклонников зов,
теперь он разбросан среди ста городов.
И полностью отдан незнакомым привязанностям,
чтоб найти счастье в новом лесу и быть наказанным,
по чужому кодексу совести. Так слова покойника
перевариваются в живых кишках спокойненько.
Но в шуме завтрашнего дня и значимости жизни,
где, как зверьё, ревут дельцы под сводом Биржи.
Страдания бедных справедливы для привыкшего народа,
ведь каждый в клетке самого себя, почти обрёл свободу.
Многие будут думать об этом дне,
как каждый думает о своей судьбе.
С любым прогнозом согласимся пригодным.
Его день смерти был мрачным и холодным.

Неизвестный гражданин
(Этот мраморный монумент воздвигнут за счет государства в честь ХС/07/М/378)

О нём в бюро статистики нашли немного:
он тот, на кого никто не подал жалобы.
Все отчеты о его поведении гласили строго,
что в старомодном смысле он был праведник.
Он служил Большому Сообществу и всегда был годен,
ушёл однажды в отставку, лишь на время войны.
Всю жизнь работал на фабрике, никогда не был уволен
и был доволен своим работодателем, Fudge Motors Inc.
Он не был странным и не разносил заразы.
По мнению психологов он был даже очень популярен
и заплатил все взносы в наши профсоюзы,
среди друзей любил выпить. Вот такой был парень.
Пресса утверждает, он читал газету каждый день
и реагировал на рекламу во всех отношениях.
Он был полностью застрахован от всех проблем,
лечился, но был здоров без исключений.
Для полноценной жизни и современного успеха,
о преимуществах рассрочки он был осведомлён.
Он имел всё необходимое для модного человека:
машину, холодильник, кондишн и магнитофон.
Общественные исследователи довольны весьма,
что он всегда придерживался правильного мнения,
был мир, он был за мир и воевал, когда была война.
Он был женат, имел несколько детей для населения.
По словам демографа это было свойственно его поколению.
Учителя сообщают, что он был во всём примерным учеником.
Был ли он свободен? Был ли он счастлив? Вопрос сомнения.
Если бы что-то было не так, мы бы точно услышали о том.

Жертва

Взгляд был утерян, опустошён,
слезы из глаз текли ручьём,
треснула судьба и падала вниз,
с зимнего неба, как тихий каприз.
Любовь, её украли и захоронили,
под камнем в полночь, на могиле.
Ограбленное сердце умоляло тело,
забыть проклятия, что оно терпело.
Лицо краснело от злостного стыда,
сказать стало нечего больше тогда.
Была мерзкая ложь с которой солдат,
использовал и бросил её без утрат.

Похоронный блюз

Остановите часы, телефон отключите,
собачке кость бросьте и помолчите.
Без рояля, под барабанный стук,
несите гроб, за ним скорбящие идут.
Пусть самолёт над вашей головой,
напишет в небесах, что он живой,
а лебедь в бабочку на шее спрячет грусть,
гаишники в перчатках чёрных будут пусть.
Он для меня был Север, Запад, Юг, Восток,
моя рабочая неделя, уикенд и воздуха глоток.
Он был мой полдень, вечер, речь моя и песня.
Я думал, любовь продлится вечно. Ошибся я.
Погасли звёзды, весь небосклон померк,
луна исчезла, не видно солнца фейерверк.
Слей океан, подними в лесу, что брошено,
ибо теперь повсюду нет ничего хорошего.

Рыба в спокойном озере

Рыба в спокойном озере,
в блестящем цвете роится.
Лебедь в небе морозном,
белоснежный кружится.
Лев великий тихо гуляет,
по своей саванне невинной.
По закону времени исчезают,
лев, лебедь, рыба, иные,
на волнах временного отлива.
Мы до последних своих дней
будем рыдать и петь,
пока не свихнётся сознанье
и Дьявол не станет иметь.
И как только доброта иссякнет,
перестанет появляться удача,
а любовь исчезнет для всяких,
тех кто летит, плывёт и скачет,
назад оглянись без зависти.
Память о безумных  фразах,
как твист мимолетно прошёл,
но ты моя лебединая фаза,
я счастлив, что тебя лишь нашёл.
Ты мой подарок величия,
чем природа меня наградила,
моя мужская гордость,
ночная, прелестная дива,
подарившая мне влюбленность.

несовместимость

Вот где-то я лечу, а ты идешь,
но нет переживаний прежних, наших.
Вот дома ты кричишь или орешь
и крыльями взволнованными машешь.
Все чуждо в доме, каждому жильцу,
тут даже не по себе предметам,
давно гримасы гуляют по лицу
и все покорно мучаются этим.
И чем же их сейчас соединить:
характером, судьбой детей, деньгами,
ведь между ними существует нить,
ее обычно трудно описать словами.
А пустота души не хочет больше ждать,
и независимо от обязательств в браке,
дверной глазок не в состоянии узнать,
когда один к другому движется во мраке.

*
РЕДЬЯРД КИПЛИНГ (1865-1936)
Rudyard Kipling
(Нобелевская премия 1907)

Наследие

Отцы наши в свой чудесный век,
обеспечили нам наследие.
На Земле было немного человек
и несомненно, что за столетия,
мы стали детьми их сердец,
которые стучали очень громко.
Вдохновителем этого был Бог отец.
Он передал наследие потомкам.
Тысячу лет они возводили фундамент,
чтобы нам было выгодно строить.
Основной материал был только камень,
стены и дамбы, удерживали море.
Они гордились этим и знали,
каждый царь был в этом уверен.
Они силу из этого черпали,
их веру охраняла латунь и камень.
Юная страсть и мужское стремление,
с возрастом мудростью становились.
При ежедневном жертвоприношении,
они не считали, чем насладились.
Не только ягнята и купленные голуби,
или с торговца золотая десятина.
Их жизнь дороже была родной любви,
старость была счастьем для мужчины.
Воздерживали соблазн от всего,
они горбатились не сгибая шею.
Каторга, как ярмо, приносило одно:
суровый труд и забот Психея.
Они были уверены, что есть Свобода,
благодаря этому мы теперь и стоим.
Гордость, безопасность своего народа,
в восхитительной стране мы храним.
Раздраженный, ропот они не давали,
был велик заряд и Господом храним.
Их благоговения время не спасали,
они трудились, мы в это время спим.
Милые, ясные, купленные тысячу лет,
титулы отцов бегут быстрей.
Мы приносим их в жертву на парапет,
не обманывая наших сыновей.

Белые лошади

Куда бегут жеребята на пастбище?
Где скрывают породистых лошадей?
На айсбергах ледяного кладбища,
на пастбищах Саргассовых полей?
Нет на карте места, где есть рифы
и сочные прибрежные луга,
где сияет пурпур, словно звёзды,
там есть океанские острова.
И кто держит их там на цепях,
когда шторм, или буря?
Какое мясо у них в яслях,
все разновидности моря?
Приливы переходят в отливы,
отличное место для умерших.
На костях, столкнувшихся с нами,
сердца сбежавших и воскресших.
В дальних краях живут одиночки,
вырастающие быстро очень,
кушают без просрочки,
корм есть и днём и ночью.
Затем на горном ущелье,
из тысячи копыт без подков,
находят Белую Лошадь,
спрятанную по завету Богов.
По бурлящей воде скачут в галоп,
эти яростные, авангарды из лиги,
через туман слышен могучий топот,
заворачиваются дыбом их гривы.
Чья рука коснётся ресниц?
Кто может ухватить себя за веки?
Тот, кто укрощает кобылиц,
есть воспитанные и смелые жокеи.
Они следят за спариванием особей
и держат на поводке их движение,
хорошо знают силу Белых Лошадей,
из одного и другого поколения.
Они охраняют их колыбели,
выпасая жеребят вдоль берега,
натыкаясь на пороги земли,
подсматривая за ними слегка.
Днем за передвижением эскадрона,
ночью за тихим ржанием табуна.
Мудрость Белых Лошадей знакома,
они обожают, когда светит Луна.
Это подходит для их призвания,
как острый ум человеку обитель.
Страдающих Лошадей без сознания,
у места захоронения родителей.
Родные тех, кто стал калекой,
сыновья погибших всадников,
укрощают диких, белых лошадей
и заново возвращаются в стадо.
Кто им за эту услугу платит?
Они ревнивые и сильные реально,
не бросают своих в обиду,
когда с ними работают неправильно?
Пока вокруг усадьбы густая трава,
наши белые лошадки пасутся.
Сторож следит, чтоб не пришла беда,
если они в туман окунутся.
В походе и встречном марше,
у разных хозяев тут и там,
наемники из местных бродячих,
рыщут по берегам.
Неосторожность от шума в наряде,
заставляет незнакомца летать,
поджидая лошадь в засаде,
дикие всадники не могут врать.

Поверьте, что на пустой лощине,
вы услышите ржание по ветру.
Доверьтесь нарастающему стону,
наше стадо очень близко где-то.
Крик есть удар по военным врагам,
охладит и сломает их волю.
Доверяйте Белым Лошадям,
они живые твари от Бога!

Кармен по кругу

Dellius, та машина, что ночью и днём,
как молния несётся и визжит бичом.
Ревёт мотор по Аппиан дороге,
чтоб убедиться, замедлюсь немного.
Безрассудная Леди приказала лететь
и в телефон продолжала хрипеть,
сиди, не отвлекайся, лови удачу,
пока ещё едем на нижней передаче.
Дорога зовёт, давай «Ускоряйся.»
Я не успевал, хотя тоже мчался!
Восторг от пыли, было приятно.
Неожиданно и внезапно.
Бык в одиночестве обречен умереть
и бездомный пес не знает, где смерть.
Будет тебе два поцелуя на троне,
в царстве теней, в королевской короне.
Не могу говорить, гнев меня распирает,
без предупреждений болты отлетают.
Это лучшее, чтоб достигнуть конец!
Пусть даже поздно, но живым наконец.

Преданность

Какая изворотливость у конкурента?
Что означает культурное словцо,
против случайного с ним инцидента?
Что же на самом деле произошло?
Какое искусство, мы обожаем?
Музыку, краски, иль в рифму читаем,
когда природа её обнажает
и каждый раз побеждает?
Это не изящество и не учение.
Вовсе не мясо и не снаряжение,
но горькая щепотка боли и страха.
Это заставляет творить с размахом.
Вокруг неприятная молодежь,
в богоподобной гонке всюду лож,
пленяет молодых своей опекой,
устанавливая контроль над человеком.
Он до ушиба, и укуса до кости,
был знаком и с болью, и страхом,
научился разбираться и в злости,
тыкая во всё копьём безопасным.
Зуб и гвоздь устарели давно,
как средство защиты против врагов,
от поражений ощущаешь дерьмо,
но гений сделал стрелу и был таков.
Тщетным оказался камень и копье,
как старинный зуб и гвоздь.
Человек создан для почты и пальто,
пока не ощутит страх и боль.
Была безопасность для богатых
и какая-то опасность для бедных,
пока не изобрели порох и динамит,
которые разрушают даже гранит.
Шлем и броня забытые в прошлом,
вместе с мечом, стрелой и луком.
Ведь после взрыва рассеется дым,
а воины одинаково все снаряжены.
Когда убили десятки миллионов,
по воле сумасшедшего короля,
который был без страха и боли,
уставший от жизни в лице бунтаря.
В тот самый скорбный час,
он не вспоминал о прошлом.
Его зуб, камень, стрела, фугас,
его ум, думали лишь о тревожном.
Тиран от силы становится больной,
чья власть стала слишком большой,
уничтожает вокруг всё подряд,
используя собственный разряд.
Человек жив насущной нуждой
и убирает с пути весь блеф.
Дрожит от разных указов порой
и осуждает их гнев!

граница арифметики

Мудрый и славный есть завет,
учиться с семи и более лет.
Богу известно, что учить в начале,
для противостояния врагу,
если пуля свистит на перевале,
плоть положи свою на траву.
Много тратим без сомнений.
Нужен счетчик для мозга и тела,
для убийственных намерений,
которые вершат наши злые дела.
Затем спросим у Юсуфзайши,
что случилось с нашими?
Драка на станции особого значения,
потом галоп по темному ущелью.
Две тысячи фунтов надо для обучения,
к джезайлу десять рупий за пулю.
Хвост Краммера, гордость эскадрона,
похож на кролика во время загона.
Евклид не писал эти формулы,
что в учебниках нам дают.
В пальто не увернуться от пули,
или от удара сабли в бою.
Ударяй и стреляй кто может,
шансов выжить почти нет.
Меч, украденный из лагеря,
покроет все расходы, точно.
Из долины Куррум негодяй,
ничего не знает о прошлом.
Но, будучи прозрев по-новому,
отбросит сообщников в сторону.
Склоны холмов кишат аборигенами.
Эсминцы доставляют нас по одному,
затрачивая много пара и времени.
Убивайте пуштун, там где они бегут,
они на мушке копья и нашей тетивы.
Дешевле, чем мы дорогие! Увы!

Ответ

В клочьях розу на дорожке сада,
увидел Бог и выразил досаду.
Это ветер внезапно и неспроста,
один стебель сорвал с её куста.
Бог правит солнцем, пылью, ветром,
узнал о горе розы и шептал об этом:
«Сестра, я сожалею, не грусти.
Что слышала, когда упали лепестки?
Роза ответила: «В тот злостный срок,
голос спросил: «Отец, почему упал цветок?
Верно у него самый тонкий стебель?»
«Сын, по воле Аллаха!» - голос ответил.
Как дождь по газону, продолжая диалог,
розе ответил Всевышний Бог:
Сестра, когда из Тьмы появился Свет,
звезды увидели друг друга в след.
Время течёт в пространстве, ему Мы ставим задачу.
Ты должен упасть, а кто-то спросить, не иначе!»
Когда цветок весь засох до земли,
он умер, прожив свои невинные дни.
Тот, кто спросил, почему цветок завял,
молил Бога и спас его душу от Дьявола.

Расплата Асраила
 
Вот! Блудит корова по пустыне, потеряла телёнка,
в заплетённых, песчаных дюнах, по лабиринту тоски.
Она следует по запутанным следам, устала бурёнка.
Её душу и материнское сердце измотали пески.
Бесстрашно в село она идёт, её не пугают огни.
Она беспокоит табун лошадей, под светом тусклой Луны.
Носом мягко тычет в шатёр, где женщины спят одни,
затем вновь её тень исчезает за песочные холмы.
Обезумев, она идёт под гневный, собачий вой.
Прежде, чем люди крикнут: «Держи её»,
будто от мух отбиваясь, трясёт своей головой,
пока в сердце её не воткнут смертельное копьё.
Вот в этой куче мяса, когда-то жила душа,
она искала своё дитя, но только смерть нашла.
Люди, которым я Милость желал, уважали меня.
Не плачь, если будишь искать меня там, где твоя родня.
Стерегись края меча и слепящего блеска его острия,
склонив голову палачу, без пользы оборвёшь судьбу.
Из многих тысяч мужчин, мало кто так встречал меня,
но из тысячи женщин, пришла одна, минуя свою мольбу.
Страсть горела в обнажённой груди, любовь в глубине её глаз.
«Эй, слуга, оправдывай то, за что я в любви клялась!»
Торопись, делай, что хочешь со мной. Это и есть мой приказ.
Её глаза видели крылья мои, как вещь, не замечая сласть.
Но губы её продолжали взывать не того, кого она называла!
Мой меч нанёс удар и стряхнул её плоть на земную твердь,
как с платья дорожную пыль. Её душа в небеса взлетела.
Она удалялась от встречи с ним. Кто пандар её? Точно Смерть!

Баллада Востока и Запада

Восток есть Восток, а Запад есть Запад, им не быть вместе,
пока Земля и Небо находятся на Божьем, Судном Месте.
Но нет Востока и Запада, нет Границ их слияния.
Двое с разных концов находят противостояние.
С двадцатью мужиками убежал за границу Камал,
любимую кобылу полковника нашёл и украл,
вывел её из конюшни меж рассветом и днем,
снял с неё амуницию и поскакал далеко.
Закричал полковника сын, руководящий отрядом,
неужели не знает никто, может Камал где-то рядом?
Спросил Мохаммед Хан, сын Рессальдара,
где утренний след его в гуще тумана?
В сумерках минует он Абазай, в Бонэйре встретит рассвет,
затем отправится в Форт Буклох, другого пути у него нет.
Скачем в форт Буклох, быстрей, чем птица может летать,
Джагай, по милости Божьей ты сможешь его догнать.
Но если он ущелье пройдет, тогда вернись назад,
там по всей ширине равнины люди Камала кишат.
Там терновник, скала слева и справа скала,
услышишь щелчок курка, но не увидишь стрелка.
Сын полковника сел на коня своего вороного,
в сердце ад, шея к виселице готова.
Он примчался в форт, его зовут мясо жрать,
ему некогда отдыхать, надо вора догнать.
Сев на коня покинул форт, летел птицы быстрей,
пока не увидел кобылы отца и Камала на ней.
увидив зрачок её он нажал на курок,
два выстрела мимо, пули ушли в потолок.
«Стреляешь, как солдат», - сказал Камал, теперь меня догони.
Они взвились по ущелью, как свора взорванных бесов в пыли.
Вороной летел как юный олень, а кобыла неслась, как серна.
Вороной закусил зубами мундштук, кобыла от жажды кипела.
Кобыла играла легкой уздой, как красотка своей перчаткой.
Появилась справа и слева скала, меж ними терновник украдкой.
Трижды был слышан хрип лошадей, что не видел ещё этот свет.
Шла ночная погоня под луной, стук копыт будоражил рассвет.
Вороной гнал, как раненый бык, кобыла неслась, словно лань.
Вороной упал и покатится в горном потоке, как чья-то лохань.
Камал сдержал кобылу свою и наезднику встать помог.
Выбил из его пистолет, здесь не место борьбе, это тебе урок.
«Слишком долго, ты ехал за мной,
слишком милостив был я с тобой.»
Здесь на двадцать миль нет скалы и догнать ты меня не сумел,
тут припав на колено, тебя не ждал стрелок с ружьем на прицел.
Если б я поднял уздечку свою, или вниз опустил её вдруг,
быстроногих шакалов в эту ночь, пировал бы веселый круг.
Кабы голову я держал высоко, или склонил на грудь,
ястреб этот наелся бы так, что не смог бы крылом взмахнуть.
Быстро ответил полковника сын: «Хватит кормить зверей,
ты рассчитай, чего стоит обед, прежде чем звать гостей.»
Когда тысяча сабель придут сюда, забрать мои кости назад,
уверен, сумму за шакалов обед не сможет заплатить конокрад.
Сначала их кони вытопчут хлеб, зерно солдатам пойдет,
солому, берёзу сожгут, как дрова, а после вырежут скот.
Ну уж, если тебе цена нипочем, а братья ждут, чтоб пожрать.
Шакал и собака отродье одно, зови их столы накрывать.
Если цена для тебя высока, заплати зерном, иль скотом.
Верни мне только кобылу отца и разойдёмся путём.»
Камаль его жестко за руку взял и посмотрел в упор.
Здесь не место гутарить о псах, тут волки ведут свой спор.
Могу ли я падаль кушать тогда, когда приношу тебе вред,
или когда на рассвете тебе, кто-то в шутку приносит Смерть?
Слегка ответил полковника сын: «Честь я рода храню.»
Возьми в подарок кобылу себе, ездок под стать коню.
Кобыла уткнулась хозяину в грудь и тихо прижалась к нему.
Камаль произнёс: «Нас двое сильных мужчин, но она верна одному.»
Так пусть конокрада украсит дар, уздечка моя с бирюзой,
стремена мои в серебре, седло и чепрак узорчатый мой.
Сын полковника достал пистолет и приставил дуло.
Я отнял его у врага, теперь отдаю его другу.
«Дар за дар, кровь за кровь.» - ответил Камал господину.
Отец твой сына за мной послал и я отдам ему сына.
Он свистом сына позвал со скал,
тот спустился и рядом встал.
«Теперь он твой хозяин» - сказал Камал, он разведчиков водит отряд.
Ты должен ехать слева от него, будешь ему, как щит и как брат.
Пока я, или смерть твоя не снимет этих уз,
Твоя жизнь есть его судьба, храните этот союз.
Ты будешь есть со стола Королевы и помнить, кто ей враг,
ради мира завладеешь замком отца и разоришь очаг.
Верным солдатом станешь ты и найдешь дорогу свою,
может быть нам дадут чины, а может засунут в петлю.
Они друг другу посмотрели в глаза и не нашли там страх.
Приняли клятву брата по крови на соли и кислых хлебах.
Они приняли Братскую клятву на Крови и на свежем дерне,
на клинке кайберского ножа и чудесных имен Бога в огне.
Сын полковника едет на кобыле, а мальчик Камала на воронке.
Они вернулись в форт Буклох, от куда бежал один налегке.

Прискакали к казармам они, двадцать сабель подошли в упор,
каждый рад был клинок оголить и замазать кровью жителя гор.
«Назад» - закричал полковника сын, стоп и оружие прочь!
«Я вчера за вором гнался, теперь друга привел в эту ночь».
Запад есть Запад, Восток есть Восток и с мест они не сойдут,
пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Божий суд.
Нет Запада и Востока, есть племя в родном краю,
если лицом к лицу сильные рядом встают!

Молодая королева
Содружество Австралии,
торжественное открытие Нового года. 1901

Её рука держала меч, а ноги были в стременах,
она ещё не сбросила военную с похода форму.
Высоко, на забрызганном седле во всех цветах,
молодая Королева ехала, чтобы надеть корону.
К Старой Королеве в зал она зашла,
там были сверстники всех пяти наций,
поклонившись всем, она произнесла:
«Коронуй меня, мама и не надо оваций».
Не буду я тебя короновать, ты королева южных нравов,
там, где волны возвышаются над барьером из кораллов.
Речь друзей на твоих устах, на узде кровь твоих врагов.
Я не могу тебя венчать? Я знаю все каноны стандартов.
«Пусть пять наций это подтвердят.» Молодая спросила в ответ:
"Это короны нашей венец, её держишь ты для подарка, иль нет?
Народ наш слабый был, мой меч защищал его земли,
я к власти пришла, чтоб взять корону в руки свои".
Они обнялись, Старая Королева дарила ей перст,
усеянный жемчугом и обрамлённый золотом,
а также знак Пяти Наций, пяти звёздный Крест,
освещённый на опальной земле под колоколом.
Молодая Королева опустилась на колени,
попросив у матери своё благословение.
Дочь, ты как Сестра и вдвойне Дочь, я тебя рожала.
Я желаю тебе всего хорошего, чего раньше не желала,
детям, которых я родила от разных князей.
Старая Королева склонила голову перед ней.
Должна ли я, дать тебе наслаждение владычеством?
Знаю, чего стоит такая похоть, оставим это на потом.
Мир в твоих крайних границах, а сила на дороге.
Это происходит больше по тайной воле Бога.
Должна ли я, дать тебе мою мудрость, её дар свыше?
«Я склоняла беспокойные советы, мудрость и вещи,
отца, сына, внука, я знала сердца королей всего рода.
Мы женщины будем вместе, дарю тебе любовь народа.
«О, великая и не желающая молиться, или клятву давать,
перед лицом опасности для дома, где живёт твоя мать.
Пусть много лет благословит тебя Бог, сестра моя.
Прими народ и люби его, как ты возлюбила меня!

Вещь или Человек?
(Памяти Джозефа Чемберлена)  1904

Иосифу приснился сон, он рассказал в нём о братьях своих
и они ненавидели его еще больше. Бытие XXXVII. 5.

Все, кто листал Ветхий Завет
и хотел понять смысл строк,
половина фактов дают ответ,
в чём суть вещей и их порок.
Всё это дети нам приносят,
в старинных сказках есть ответ,
на все волнения и все запросы.
Вот однажды появился Человек!
Он был одинок, но сразу размножил,
Магов, чудовищ, Королей и солдат.
С этой командой до настоящего дожил.
В одиночестве взлетев до преград.
Он зажёг пламя и наполнил колодцы,
посеял пшеницу и запустил фургон.
Он сразу ухватился зубами за вещи,
появился Человек, а вещи потом.
Мир мифов в прошлое ушёл,
об этом не с кем вести расспросы.
Жрецов оракулов я не нашёл,
им в телеграмме не задашь вопросы.
Кто-то странствовал по пустыне,
и вёл свою душу и клан вперёд,
независимо от вещей в помине.
Вот и такой был тогда народ.
Власть, престолы, блокируют взгляды,
подчиняя исторические события.
Историк верит в их правдивые доводы,
не прислушиваясь к музе Клио.
Есть простая и центральная истина:
толпе и священникам надо запретить
те вещи, которые еще не созданы.
Был Человек, ему суждено было жить.
Он стал стержнем голубых небес,
во всём круге пробужденного царства,
где Дофан мечтал и заново воскрес.
Обширные урожайные богатства
укрепили Империю на библейских кущах.
Это стало целью чьего-то плана.
Господа, что вы думаете об этих вещах?
Жив ли Человек в наше время?

Русские Пацифисты
 1918

Да хранит вас Бог, мирные джентльмены!
Не беспокойтесь!  Не занимайтесь спортом,
смерть придёт к вам внезапно и неизменно.
Армии и города станут мёртвыми,
некого будет считать, или о ком-то заботиться.
Да упокоит вас Бог, веселые господа!
Признак встретит вас там, где все молятся!
      Хор: « Прорыв для усталого хозяина,
      для сохранения не имеет основания.
      Дайте им остальное, чего они хотят.
      Кто будет в одном окопе с вами спать?
Мирные джентльмены! Бог вас всех упокоит!
Не беспокойтесь, мы выкопаем могилу нации,
такую же, как вся Англия, она этого стоит.
Для Королевства, его Славы, Силы и Гордости,
300 лет оно процветало,
а через 300 дней умирало.
     Хор: - Залей масло, обрадуется толпа.
     Дайте им тепло, его не было давно.
     Что будет дальше, добрые господа,
     такой костер разгорелся! Так суждено.
Упокоит вас Господь, заботливые господа!
Усните сразу, пусть будет ночь светлее дня.
Ни тень, ни звук, остатков владычества,
кроме плача, будут сильнее горящего огня.
      Хор: - Подели хлеб для голодающих,
      чтоб он не погиб в поле. Дай им пищу.
      Кого рядом можно арестовать?
      Чтобы такую взятку оправдать.
Да упокоит вас Бог, веселые господа!
Королевство стало пеплом навсегда.
Меж летом и зимой урожай собирали.
Оружие, жертвы, страну, всё потеряли!
       Хор: - Встал на колено, поник головой,
       мы хороним нацию, она будет мёртвой.
       Кто сможет отдать свою власть,
       с нашей верной помощью упасть?

Человек, написавший про это

Избегай этой чаши, её сторонись!
Там яд, который многие вести убил,
окунувших перья в эту жидкость,
держись подальше от этих чернил.
Если женитьба, был подкуп, или погром,
сохрани квитанцию оплаченного счета,
там написано сине-чёрным серебром.
Знаю, что это желчь, или железное что-то.
У королевы был слуга Боанергес Блитцин.
Возможно это был его печальный день.
В неудачный момент обнаружив мужчин,
он остался свидетелем всех этих сцен.
Блитцин утверждал, что этим орудием
можно достичь высокого положения.
Только он не владел тем словоблудием,
злым умыслом, иронией раздражения.
Люди воюют с правительством,
чтобы поддержать свою борьбу,
используют журналистский приём,
чтобы изменить свою судьбу.
Перспектива юноши не была бы такой яркой,
если бы не написал в одной из индийских газет.
Перспектива Блитцина не была бы и темной,
если бы он написал и оставил свой след.
Он смело, по черному опубликовал про это,
в индийской газете и заставил старших извиваться.
Был скандал в офисе, на правду требовали запрета.
Над обманутым юношей стали всяко издеваться.
Грязь, что он написал, сделала его отважным,
Блитцин почувствовал свою Славу.
Те, о которых он писал, негодовали однажды,
но Блитцин писал ещё больше на забаву.
Представленный, как решительный и мрачный колдун
он не продвигался по службе и не пришел к этому.
Обнаружив, что постоянно в скандалах он тонул,
опускался всё глубже и глубже в жарком Аду.
До тех пор, пока его не уволили,
Блитцин был, как зазноба,
казалось, до него не доходило,
Блитцин записал это, как «злобу».
Язык в округе был пустынный и нерадивый,
чиновники шли мимо него по всем местам.
Это место стало несправедливым.
Прошло семь лет, он до сих пор находится там!

Леди

Я развеселился, увидев её опять.
В свое время я многих покорил.
У меня был способ, чтоб удивить,
на четыре часа мне хватало сил.
Одна была вдова элитной касты,
другая женщина из Проме,
даже была жена Джемадар-Саиса
и девушка в моём же доме.
Теперь я одинок, совсем без дам,
вот бы собрать их вместе разом,
попробовать опять, воздать мечтам
и насладиться упущенным оргазмом.
Есть моменты, когда ты не способен.
Было, когда можешь до рассвета,
что-то тебе даёт желтый, или Brown,
это помогает тебе и с Белым цветом.
Когда в Оогли я молод был,
стеснительную девку подцепил.
Агги де Кастер напала на меня,
в грехах подобных она была умна.
Она старше меня, но тепла дала,
больше похоже на мать она была.
Урок всех способов она преподнесла,
с тех пор узнал я все женские дела.
По приказу я в Бирме служил
и на базаре наводил порядок,
там я живую игру опять замутил,
когда сделал одной подарок.
Смешную, желтую куклу
с чайной чашкой из фарфора.
Мы жили, словно супруги,
тогда я узнал о женщинах много.
Нас перевели в Нимуч вблизи океана,
там я уже мог содержать девицу.
В сити Моу была одного негра жена,
блестящая, чёрная дьяволица.
Была ещё одна девчонка из цыган,
она излучала, словно добрый вулкан.
Как-то ночью меня ножом пугала,
за то, что я общывал её белой.
Вернулся я в казарму чуть свет,
а там девчонка шестнадцати лет.
Она пришла из монастыря  Мируто,
самая невинная, что я видел когда-то,
к ней любовь никогда не приходила.
Она и не знала, что всё это было.
Не стал я ей признаваться в любви,
вскоре наши разошлись корабли.
Затем я нашел место и там поселился,
за свои удовольствия уже поплатился.
Чем больше известный для остальных,
тем меньше возможности найти других.
Вот я сижу и думаю, как дальше жить,
Адские огни увидеть, мечту воплотить.
Я не готов поделиться своей судьбой,
женщинам не узнать, что стало со мной.
Что леди полковника могла подумать?
Никто и никогда не узнает об этом.
Жену сержанта попросили с ответом,
она им правду сказала, не стала врать.
Трудно найти мужчину в его натуре,
они, словно булавки в ряду на рейде.
Тоже у леди полковника и О'Грэйди,
они как сестры, всё в той же шкуре!

Баллада о Ватерфале
(Унтер-офицеры, отвечающие за заключенных)

Я морем вёз арестантов за границу,
без всякого восторга проводил конвой.
Я видел смурые, измученные лица,
мне был известен тяжкий плен такой.
Заключение внутри колючих проводов,
под наблюдением и напряжением,
ходили бандиты под свет прожекторов,
за проигрыш на морских сражениях.
Вот так, я в клетке Ватерфаля
узнал, что значит быть в плену.
Чёрный позор, издёвки вертухая,
я пережил, оставив злобу на тюрьму.
Судьба преподнесла жестокий нам урок,
часовой нас не щадил, принимая за гиен.
Знаю точно, что они свой отбудут срок.
Я помню Ватерфаль и что такое плен.
Они подружатся с тоской на долгие свои года,
ошибки запертой ночи, им стало адом навсегда.
Я за их свободу, всё золото отдал бы на обмен,
потому, что в Ватерфале я понял, что такое плен.

Гребец на Галере

В море плавала галера, с резным деревом штурвал,
серебром нос обрамлённый в кованный одет овал.
Полным ходом шли по морю, холод горло разрывал.
Кандалы натёрли ноги, нас никто не догонял.
Мы перевозили, хлопок, слитки золота и шерсть,
сколько негров было в трюме, никому не перечесть.
Пена белая бурлила, акула чёрная плыла,
среди других галер на море, наша лучшая была.
На галере было время, для потасовки и гульбы,
как скотину нас держали, но нам хотелось и любви.
Мы блаженство вырывали на мгновение у судьбы,
с той же силой, что ломали мы морских валов хребты.
Труд губил детей и женщин и даже наших стариков,
мы за борт бросали мертвых, их избавив от оков.
Их акулы пожирали, мы до одури гребли
и скорбеть не успевали, лишь завидовать могли.
Мне дороже братьев в банде в мире не было людей,
чем родней рабов галеры и властители морей.
Если с курса не сбивались мы при яростных волнах,
человек ли, бог ли, дьявол, что внушает гневный страх.
Был дикий шторм, такого сильного наши деды не знали.
Земля обломки наблюдала, как мы в галере выживали.
В знойный полдень, удушье в полночь, болезни, смерть,
нам не хватало времени, чтобы просто умереть.
Сегодня я галеру покидаю, мое место займёт другой.
На палубе я высек своё имя, чтоб остаться в памяти с душой.
Я свободен, вижу, как другие, идут к главному исходу,
чтобы жизнь спасти и сохранить свою свободу.
По клейму, что на моём плече, по следам стальных оков,
шрамы никогда не заживут, от ран полученных кнутов.
Я стар, глаза мои слезятся, года судьбу не развернут,
кабы эта работа была моей, я вновь готов на этот труд.
Пусть кто-то говорит, что час апокалипсиса настал
и накрыть галеру должен с Севера идущий вал.
Когда поднимут негры бунт и палубу в крови умоют,
галера врежется в прибрежный риф, или потонет.
Не спускайте флаг на мачте и не сигнальте в небеса,
к вам придут гребцы на помощь и поднимут паруса.
Седые банды прошлых лет, начнут грести под цепь и кнут,
на скамье, что их скопила и с веслом в руках умрут.
Войско молодых и старых, ссыльных, нанятых, рабов,
притоны, тюрьмы, лазареты, выставят своих бойцов.
Когда дым закроет небо, а палуба в огне дрожит,
у тех, кто тушит это пламя, стиснуты в зубах ножи.
Судьба мне, если предоставит снова в руки взять весло,
пусть мужчинам посильнее в их сражениях повезло.
Сегодня я галеру покидаю и Бога за всё хочу благодарить
за то, что я трудился с мужиками и мужиком остался жить.

Фабулисты

Люди пишут басни, как старый Эзоп,
когда весь мир скрывает в этом толк.
Ведь истина не является другом толпы.
Они шутят над тем, в чём глухи и слепы.
Им это нужно сделать, они этим дышат.
Пусть это не радует, но их всё же услышат.
Когда явный глупец делает любую работу,
а злостный лодырь требует убить Свободу,
чтобы сбить с толку всех, кто это видит
и объятый страхом захватывает могилу.
Даже в тот момент падения с крыши,
если мужчины не радуют, их не слышат,
но не все в этом должны нуждаться,
получая удовольствие самовыражаться.
Потребность труда есть, но не для выгоды более,
кого настоящий труд вырвет от поздней боли.
Кто-то трудился, ему награда была лишней,
хотя они были довольны, но их не услышали.
Был замок висящий у нас на губах,
мы пережили иго, испытывая страх.
Нам не выдавали стипендию,
в то время, нашему поколению.
Удовольствия живут в воспоминаниях.
Нас не слышат за наши старания.
Что человек слышит, кроме стонущих мнений?
Что он должен учитывать, кроме мгновений?
Когда жизнь каждого превосходит всё воображаемое.
Какой человек будет выдавать радость за желаемое?
Вдруг, он упал, как должен был упасть.
Мы ничего не услышали, какая жалость.

Первопроходец

Двигаться нет смысла дальше, здесь совершенства край.
В это сразу я поверил, землю распахал и посеял урожай.
Построил тут амбар, забор поставил вдоль границ,
дальше кончаются тропы предгорий и полёты птиц.
Слышу голос чей-то свыше, очень странно он звучал.
Этот Шёпот день и ночь мне усердно повторял:
«Ты найдёшь себе, что скрыто, ждёт оно тебя, иди
и не жди, а собирайся, следуй дальше и найди.»
От нетерпения сгорая, соседям ничего не говоря,
скрытно пони запрягая, я выехал чуть свет не зря.
Тернистый путь прошёл, молюсь я среди скал,
уж нет воды, травы, вышел на горный перевал.
В походе шёл я наугад, уклоняясь от беды,
спешил для пони корм найти, да испить воды.
Разбил лагерь на камнях, снег шёл на валуны,
ветер облака согнал, закрыв лицо Луны.
В ту ночь замёрзла породистая пони,
я лагерь «отчаянием» назвал в агонии.
Опять тот Шёпот: «Следуй за кордон,
то, что ищешь дальше, иди, там твой дом.»
Тогда поверил в Божью Руку, она уверенность дала иметь,
может это был самообман, но лучшие люди выбирают смерть.
Я мог вернуться, добраться до посёлка, но ужас охватил меня.
Спустившись на другую сторону, пешком пошёл я без коня.
Снег закончился цветами, цветы превратились в алоэ,
их заросли появились, где поток достигал половодья.
Вновь вода на мелководье, только скальные породы,
я очутился на пустынной земле истощённой природы.
Почудилось, что я среди чужих и около костра,
кажется, я вижу лица их и слышу голоса.
Я бросил камень, чтоб проверить, но Шёпот вновь в ушах -
«Что ищешь, там за горизонтом, держи свой верный шаг».
Наконец я миновал все призраки, видения,
вышел к пастбищам, к воде, к птицам и растениям.
Там нашел себе еду, неделю набирался сил,
нашёл то, что так искал, добрался, получил.
Изыскания я начал, как только кончились мытарства.
Вот Саул, ослов искавший, получил от Бога царство!
Шаг за шагом, я трудился, опыт набирал.
Мне всё это Шёпот Божий, вдвое больше дал.

На опасных горных склонах стал собирать куски породы.      
Водопадов слушал рокот, пенье птиц, как звук природы,
на болотах я нашёл девственные слои ценнейших руд,
а цветущие долины дались мне наградой за мой труд.
Я проектировал дороги, города, посёлки.
Сколько га лесов созреет, да исчезнут колки.
Здесь появятся плотины, судоходство, капитал,
будет много урожая, чтобы каждый сытым стал!
Знал, что умные возьмут кредиты и пойдут по следу.
Все используют мой опыт, присвоят лёгкую победу.
Всей гурьбой повалят дружно Пионеры – храбрецы.
Возвратившись, растрезвонят, мы герои, молодцы!
Вновь откроют реки, но не так, как я дивился.
Все мои покажут знаки, чтоб никто не заблудился!
Вот те же места для жизни будут снова выявлять,
по моим же ориентирам будут компас направлять.
Я ни одной реке не дал имя и не требовал земли,
лишь один я самородок держу в слитке, посмотри.
Потому , что мой Создатель мне всё это просто дал.
Не понять вам этот дар, вас волнует только капитал.
Вы найдете в том краю всё, чем богата природа.
Бог хранил богатства эти для нормального народа,
рядом с вами лес, река, нефть, руда, металлы, газ.
Он выбрал своим Шёпотом меня, это я нашёл для вас!
Да, наш край есть совершенство, не бесплодная земля.
Дальше двигаться нет смысла и начать опять с нуля.
Нашей нации подарок, подарил нам Бог любя.
Мог бы и другой найти всё это, только Шёпот слушал Я!

Кровать смерти

Это государство выше закона,
оно существует для себя же.
Железная челюсть часть канона,
ответная опухоль под кожей.
Некоторые умирают, крича в огне, или в голод,
умирают молча от снаряда и пули.
Кто-то умирает в отчаянии, попав на провод,
умирает внезапно, не зная, что будет.
 «Regis suprema volntas Lex»
Это следует обычному курсу горла.
Умирают под обломками с честью,
умирают рыдая, между лодок.
Другие мрут красноречиво, прижатые смертью.
Некоторые умирают целиком за пол духа,
в скользком окопе, его слышат друзья,
доставляя хлопоты в распространении слуха,
в жизни нет зла и мало добра.
Только государственные предписания,
слишком поздно, но мы можем сделать,
боль замаскировать от истязания.
Святыми умирают с верой и надеждой.
Один умер так во дворе тюрьмы,
сломанный насилием от разных пут.
Кто-то умер легко, за тяжесть суммы,
разрывая на куски, преградивших путь.
Горе предателю! Горе самым слабым!
Позвольте ему написать, что он желает.
Он пытается говорить и это его утомляет.
Есть тихо умирающие в громкой жалости.
Навязывают плохой боевой дух,
лучше быть мертвым, я сказал:
«Мои враги навязали мне войну.
Право на жизнь, вот что я искал.»
Не бойся тройной дозы. Боль исчезает,
пока действует наркотик, он умирает под иглой.
Какой вопрос он задает глазами?
Да, Всевышний, будь уверен, я с Тобой!

Баллада о "Боливаре"

Семь матросов со всех стран вернулись в док опять,
по Ратклифф-роуд в пьяном виде шли они гулять.
Дайте девкам еще выпить, пока у нас загул,
«БОЛИВАР» прошёл залив и в шторм не утонул.
Из Сандерленда вышли мы, приняв на борт груз рельс,
но вернулись снова в порт, заметив перевес.
Мы вышли снова из порта, попав на зимний шторм.
Всю неделю дрейфовали на фоне страшных волн.
Рвались заклепки, забивался белый снег в трубу,
уголь, груз бросало от борта к борту.
Протекало наше судно, словно решето,
пробиваться по заливу было тяжело.
Маяк сигналы отпускал, давая нам огня.
Миля к миле приближались, манила нас земля.
Вдруг удар на левом борте, мы его не ждали,
получив два фута крен, мы рифы миновали.
Словно утка в воде бьется и душу отдаёт,
скрежет кузницы несётся в каждый разворот.
Только мачту видно в брызгах, да ночной прилив.
Против ветра "Боливар" проплыл через Залив!
Чувствовал конец приходит и настанет рок,
каждый раз на удивление выдерживали шок.
Словно пьяных мужиков, слышал стук в корму,
но молился, чтоб Господь держал нас на плаву.
Бились о настил железный, сплошь углем дыша,
руки, ноги в кровь разбиты и болит душа.
"Боливар" с проклятьем гнали в шторм через Бискай!
В прошлый раз молились, чтоб судный день настал.
Нос вздымался и казалось, стон на много миль,
деньги Ллойда норовили нас поймать за киль.
Вверх и вниз баркас мотало, без часа передышки
и смеясь над близкой смертью, нам грозила «крышка.»
Задремал на час немного, дремота в бреду,
слышал, как гнилые клёпки рвутся на ходу.
Компас, как котёнок шалый за хвостом кружась,
вёл Боливар на юг залива в тот ужасный час.
Мы видали ужас моря, даже шквальный страх.
Вот других на наше место, был бы верный крах.
Лайнер, словно гранд отель промчался мимо нас,
ослепил баркас огнями, исчезнув в тот же час.
Вновь удар, волной накрыло и раздался смех,
К дьяволу штурвал сорвало, запрягаем всех!
Рулевую цепь тяните, крепче налегай,
тащим Боливар из Ада, в шторм через Бискай.»
Нас не ждали с грудой лома с запахом из вара.
Мы на берег сразу вышли в любимый бар Бильбао.
Был непосильный перегруз, но не было причины.
Шторм Всевышнего прошли и блеф морской пучины,
Семь матросов всего мира вернулись снова в город,
напились, в нетрезвом виде прошли по Ратклифф-роуд.
Семь человек прошедших Ад, остался каждый жив,
безопасно «Боливар» миновал залив.

Каин и Авель

Каин и Авель братьями были.
Один скот, другой кукурузу разводили.
Каин обрабатывал землю у реки,
ему достаточно было воды.
Он сделал плотину и затопил все угодья.
Пол Евфрата собрал для плодородия.
Но Авель скотину пас на равнине
и пробирался туда по дамбе плотины.
Три года засуха истощала равнины.
Выдохлись колодцы, ручьи и плотины.
К дому Каина приходило стадо быков,
просили воды под солнечный зной.
Коровы пришли и просили воды,
во время холодной и белой Луны.
В прекрасный дом Каина телята пришли
с Вечерней Звездой до утренней зари:
 «Дайте нам воды, мы станем коровами,
или у вас не будет говядины снова.
Но Каин отказал своему братцу,
не дам воды, берите в колодцах.
"Тогда нарисуй свои люки мой брат,
дай немного воды, ведь я не виноват".
Каин ответил: - «Нет! Брат мой Авель!
Мои плотины крепкие и канавы,
ни одна капля не пройдёт пока,
кукуруза не взойдёт наверняка.
«Я не продам и не подпишу договор,
если нарушишь, у меня есть закон.
Затем Авель взял лучшую скотину
и на дороге Эдема разрушил плотину.
Он разрушил её ногами, руками.
Пусть Евфрат течёт свободно ручьями.
Он на равнину пустил воды Евфрата,
скот мог пить, вопреки воле брата.
Каин увидел, что сделал Авель,
месть затаил, терпеть себя заставил.
Он выгнал Авеля из души.
Авель сказал брату: «Не спеши,
я ничего с тобой не подписал
и воду никому не продавал.
Ты нарушил основной закон,
тебе я вынес братский приговор.
«Ты минуешь границу в шляпе верхом,
копытами превращая поля в ипподром.
Мы молимся Господу за удачу урожая,
ты топчешь кукурузу не замечая.»
«Теперь ты такой, каким должен быть,
молись, но меня ты можешь забыть.»
Тогда Авель увидел, что значит жить
как без оружия её сохранить.
Он поднялся своим мощным телом,
но Каин ударил ножом и был первым!
Стадо убежало, увидев кровавую грязь,
телята кричали бычков сторонясь.
Стадо разбежалось по разным углам.
Каина оставили судить Богам!
Убит был первый человек, он это вынес.
Я не верю в Судебную справедливость!

Право первородства

У нас есть такое богатство,
как гордый Рим и его напасти,
гуляющие в пространстве,
но не с такой ярой страстью.
Под ногами язычника не лежит
бриллиант, стоящий половину дней,
той жизни, какую он может прожить,
раскаляя сердца и умножая людей.
Пламенное сердце человека на просторе,
взлетает изумрудом, озаряя небеса,
а на глубине, испытывая пронзительное горе,
лежит жемчужина, как бессмертная слеза.
Нежный турецкий талисман, как чародей
из плетеного золота, долго торжествовал.
Затем появились минералы для людей:
янтарь, слоновая кость, нефрит и коралл.
Это не более, чем разные фантазии,
амулеты любви, или жетоны жизни.
Вещи высокомерного использования,
мы не охраняем, злоупотребляя ими.
Так учёные и дети в наградах
спорта и шоу получают гранты.
Люди на праздниках и рынках
одевают золото и бриллианты!

Бабочки

Глазами ввысь, по опасной местности,
дети преследуют бабочек по следу,
повёрнутые, потные лица в беспечности,
рассекают сеткой по пустому небу.
Они бегут и падают в ежевичные заросли,
их ноги жалит крапива до самой крови,
тысячи царапин и ссадин себе нанесли,
вытирая брови, прекращают погоню.
Приходит отец, чтоб успокоить их,
от буйства боли и горя на беду.
Говорит им: "Маленькие мои,
соберите капустный лист в саду,
на нём вы сможете найти сгустки,
отложившихся серых и тусклых яиц.
Из этих червей в большом количестве,
бабочки воскресают из мертвых гусениц.
"Небеса прекрасны, безобразна земля.»
Говорит проповедник пространства, он это знает.
Мы не должны видеть, где улитка и слизняк.
Рождается Психея. Значит наша смерть наступает!

Отрешённый нищий

Он пел «Боже, королеву храни», стоя ну углу,
    закончив Крюгера отпевать из своих уст,
просил бросить шиллинг в шапку ему,
    для джентльмена в хаки идущего на юг?
Он отрешённый нищий, его слабость чиста.
    Мы находим его в полночь.
Он на службе стирает что-то с листа,
    оставляя после себя мелочь!
Сын герцога, повара, или сын королей,
    (в бухте много пешеходов и лошадей,
каждый из них работает в стране своей,
    кто-то присматривает за его вещами?)
Передайте шляпу для вашего подаяния,
      плати, плати, моё вам признание.
Есть девушки, он тайно хотел на них жениться,
    и знал, что не получит от них разрешения.
У него есть газ, жилье, где он может ютиться,
    скорее всего есть ребенок, но без рождения.
Есть девушки случайные, вспоминают о нём порой,
    они хотели бы нищего пригласить в гости,
сейчас не время проповедей с наступившей зимой.
    Нам надо помочь девушке, которую он бросил.
Сын герцога, повара, графа, у всех есть ремни,
    сын трактирщика, мытаря и другие.
Каждый из них выполняет работу страны,
    (кто за девушкой присмотрит отныне?)
Передайте шляпу для вашего подаяния.
      Плати, плати, моё вам признание.
Тысячи гордых семей, не будут умолять, или просить,
    не встанут на колени, произнося жалкие фразы.
Они без денег будут перебиваться и в голоде жить.
    Человек, имеющий зарплату, выполняет приказы.
Отрешённый нищий не слышит проблемы своей страны,
    его не надо куда-то отправлять, или искать!
Он бросил работу, стал свободным, всегда с нами.
    Поможем нищему, не позволим ему умирать.
Работа герцога, повара, садовника, баронет, жены,
    во дворце, магазине, с бумагами, живьём.
Каждый из них выполняет работу своей страны,
    (а кто присмотрит за жильём?)
Передайте шляпу для вашего подаяния.
      Плати, плати, моё вам признание.
Давайте поймём, как можно смотреть ему в лицо.
    Скажем ему, что он предпочитает другим,
что он спас Империю, а работодатель место свое.
    Его друзья, это ты и я, присмотрим за ним.
Он отрешённый нищий и может все это позабыть.
    Мы не хотим, чтобы его дети говорили ему,
что они работают, пока папа продолжает просить.
    Вот так, мы просто помогаем дому твоему.
Дом повара, замок герцога, дом миллионера.
    Много лошадей и пешеходов собрались на пир.
Каждый из них работает до своего предела.
    А вы можете сэкономить и спасти этот мир?
Передайте шляпу для вашего подаяния.
    Плати, плати, моё вам признание.

*
РАЙНЕР МАРИА РИЛЬКЕ (1875-1926)
RAINER MARIA RILKE
               
Вход в преисподнюю. Орфей. Эвридика. Гермес.
Orpheus. Eurydike. Hermes

То были душ причудливые копии,
как серебряные жилки у руды,
они во тьме вплетались в корни,
струясь ключом в людской крови.
Словно неподъемные куски порфира,
исчезло красное во тьме другого мира.
Но были скалы и леса, мосты над бездной
и пруд огромный, серый, тусклый,
что возвышался подобно небу,
дождливому, повисшему в пространстве узком.
Между лугов наполненных терпением,
виднелась полоска единственной тропы,
словно простыня перед отбеливанием,
по ней всё ближе приближался шум толпы.
Впереди шёл стройный человек рывками,
в накидке синей и бездумным взглядом,
он поглощал дорогу, крупными шагами,
не замедляя хода, чтоб только быть не рядом.
Его руки свисали из тяжёлых складок ткани
и не припомнить из какой же это лиры,
в которой тело срослось с обеими руками,
как вьющаяся роза с веточкой оливы.
В нём чувства раздвоились, так казалось,
покуда взор его, как пёс вперёд стремился,
он оборачивался и возвращался, оставаясь,
на дальнем повороте, а дух его за ним тащился.
Мерещилось ему, что за ним стремятся,
шаги отставших, тех двух в изнеможении,
которые за ним должны были подняться,
на этом последнем восхождении.
Потом опять не слышно звук иной,
лишь шорох накидки и поступь шагов.
Он убеждён был, что они за спиной
и чётко слышал эхо своих слов.
Тот звук, не воплотившись, замирал,
но эти двое и вправду шли за ним,
он с лёгкостью страшащей ожидал
и не посмел бы оглянуться им.
Он видел тех двоих в молчании,
Бог этих странствий и посланий,
с посохом и зажатыми крылами
и с дивой, доверенной ему в признании.
Она была возлюбленной его страданий,
на столько, что не из одной изящных лир,
так не рождалось множество рыданий
и что из её плача родился целый мир.
Земля и лес в котором снова появились,
деревни, дороги и города,
вокруг сего творения вращались,
поля, потоки, звери, их стада.
Как бы другого солнца и другой стихии
и целый молчаливый небосвод,
на нём рыдало небо со звёздами иными,
всё это плачь был возлюбленной его.
Взяв бога за руку, она шагала с ним,
шаги их ограничивал саван, он был ей в прок,
она ступала мягко, безмятежно и
подобно девушке, чей смерти близок срок,
не думала она о человеке впереди,
что шёл к порогу жизни по своему пути.
Душа её блуждала сокрытая в груди,
заполненная до краёв началом смерти,
как фрукт наполнен сладостью и тьмой,
она была своей огромной смертью,
столь новой, необычной и немой,
что она не принимала это вестью.
Девственность восстановив из-за симпатий,
она стала грустной, красивой недотрогой,
а тело столь отвыкло от мужских объятий,
что её смущали прикосновения бога.
Она уже давно была не белокурой феей,
чей образ воспевал в стихах поэт
и не достоянием впереди идущего Орфея,
в той ароматной, брачной ночи, как завет.
Эвридика была не златокудрая жена,
распущена как растрепанные косы,
по разным полюсам и звёздам роздана,
истрачена, как изобильные запасы.
Она успела в подземелье превратиться
и когда внезапно Гермес её остановил,
страдальчески воскликнув: «Обернись!» -
Она растерянно спросила «Кто это был?».
Там вдалеке был некто с чертами расставаний,
стоял и видел, как на полосе тропы
между лугами бог странствий и посланий,
ни молвив ничего, чтобы идти,
вслед уходящей за фигурой дальней,
по той тропе обратно, не спеша,
стесненная нарядом погребальным,
она так мягко, терпеливо шла.

Первая элегия
Die erste Elegie

Кто-то подслушивал, как я рыдал,
видимо от Ангела, то был заказ.
Внезапно меня инфаркт атаковал,
я пережил волнение сильных фаз,
когда невиданная такая красота,
как страшное начало этих фраз,
где восхищаясь, мы терпим это за
то, что уничтожает, презирая нас.
Каждый ангел ничего о том не знает,
я пытаюсь понять кому же это нужно.
Ангелы, люди и животные понимают,
мы беззащитны и нам всё это чуждо.
С нами остаются деревья на склоне,
которые ежедневно видим и снова,
улица вчерашнего дня на этом лоне
и клятва, порочное наше слово.
Она осталась и потому не ушла,
только ночью ветер свободно гуляет.
Ведь в наших лицах надежда жива
и сердце, кропотливо чего-то ожидает.
Влюблённым легче, они друг друга слышат.
Ты этого ещё не можешь знать
и в воздухе руками не махай, ты им дышишь,
ещё там птицы могут пролетать.
У тебя есть свой иммунитет,
некоторые люди так думать хотели.
Ты чувствуешь это, или нет?
Это прошлое скинуло вас с постели.
С тех пор, как ты вышла в открытое окно,
скрипка упала, но всё осталось в порядке.
Ты не справилась? Тебе было всё равно,
всё-таки ты ожидала другой разрядки.
У тебя есть любовник, это все уже знали.
(Как её спасти, у неё странные мысли, были навиты,
чаще оставались на ночь, утром уходили.)
Пой любовникам, чувства бессмертны и знамениты.
Если завидуешь им, отрекаясь люби сильнее,
чем грудью вскармливать дитя чужое.
Похвалы никогда не достигнут своего апогея
и это сохраняет твоего героя.
Даже падение его был не просто повод,
чтобы его рождение не забыть,
влюбленные используют любую природу
и верят, что нет сил её победить.
Гаспара Стампа имеется у вас?
Достаточно мысли, что любимый сбежал,
любой девушке всё равно подчас,
как любовник чувствовал её и как желал?
В нас эта боль, чтоб плодовитыми казаться,
любим, терпим любимого, освобождая его,
больше чем он сам, так как негде остаться,
словно стрела, застрявшая в тетиве до того.

Голоса. Слушай в сердце боль и волнение.
Святые слышали, что у них большая репутация,
но они падали на землю и вставали на колени.
Дальше нельзя, нет осторожней ситуации.
Они слышали, как вы попирали Бога.
Безусловно это чей-то голос извергал,
такие сообщения из тишины острога,
он от тех молодых мертвецов сбежал.
И где бы вы в костёле не говорили наспех,
в Риме, в Неаполе, судьба его тихая в народе,
то над вами появилась бы точно надпись,
как доска в Санта-Мария-Формоза при входе.
Что ты хочешь, чтобы я сделал без повелений?
Молча я поступаю неправильно всегда,
кажется без призраков не бывает сомнений,
а чистые умозаключения мешают иногда.
Странно больше не обитать на земле,
измученные и больше не практикующие,
розы и другие перспективные вещи везде,
не дают осмысливать человеку будущее.
Всё, что было в человеческих руках,
но не больше, чем ваше имя созидало,
осталось, как сломанная игрушка, прах.
Желанное не продолжается сначала.
То, что было свободно в космосе,
трепещет, как мертвому припадок
и догоняет то, что вы можете,
постепенно получая свой остаток.
Вы чувствуете вечность, но всё равно одержимы.
Вся ошибка в том, что вы слишком разные.
Ангелы не знают с мёртвыми они, или с живыми,
с ними все возраста живут пассивные и страстные.
Всё-таки Ангел нам так рано совсем необходим.
Человек отлучается от земной суеты и отчаянно,
как младенец вырастает и становится большим.
Секреты очень часто открываются печальными.
Источник прогресса знает и науку,
что без неё мы можем и прожить.
Напрасно требовать от Купера музыку,
от аккордов которой всё дрожит.
Наша почти божественная юность,
как заброшенная в пустоту страдает.
Пришла вибрация и наша мудрость,
нам помогает и сейчас же утешает.

О, как я чувствую тебя
Oh wie fohl ich still zu dir hinuber

О, как я чувствую тебя,
эмоции во всём переполняют,
ты смотришь с фото на меня,
мое сердечко чудовищно пылает.
Оставшись в комнате наедине,
я слышу космос и моря бриз.
Ты тайно приближаешься ко мне,
как вымышленный мной каприз.
Вот я ненадолго умолкаю,
запомнил взгляд твой в изнеможении,
тебя я видеть не желаю,
ни днём и ночью, без преображения.
Если смотрю я вверх на небеса,
то ощущаю на душе такое,
как будто мною правят чудеса
и Ангелы не все об этом вторят.

Скорбь
Oh wie scholst du mein Herz aus den Schalen des Elends

Ты сердцу способна муку дать
что заставило об этом рассказать.
В моей душе ты сладкая звезда.
Страдания мучают во время сна,
невинно валят меня с ног,
но я заснул, как только смог.
Я одинок и ничего не знаю,
но сердце моё подозревает,
какой могу я дать тебе совет.
Он был звездой, вот мой ответ.
И перестань его сравнивать со мной любя.
Пусть знает он, что ты не предаёшь меня.
Звонок. Ты странная, поговори немного с ним.
Сначала улыбнись, он сразу покажется другим
и покажи ему прекрасное лицо, ведь это возбуждает,
а утром интерес найдёшь к нему, пусть привыкает.

Пусть розы любят нас сегодня
Heute will ich dir zu Liebe Rosen

Сегодня розы будешь ты любить
и мы почувствуем любовь твою.
Тебе придётся долго с нами быть,
но я не роза, ведь я тебя люблю.
Все чаши переполнены цветами,
бутоны словно сотни глаз,
долина с влюблёнными глазами,
они свисают и глядят на нас.
Невероятно, как ночью это передать,
на небе звезды встали в позы.
Их невозможно взглядом все объять,
они цветы небес, ночные розы.
Тёмные ночи цветами полны,
яркие розы в ночи изящны.
Тысячи розовых век видят сны,
я роза твоя, рядом спящий.
Ароматом твоим утомленный,
как я мог потерять этот час?
Холодный, немощный и сонный,
забудь мое существо сейчас.
Судьба, хочу я раствориться,
на непонятной широте и долготе,
желаю тобою насладиться,
но ты не проявляешься нигде.
Я воспитанный тайной аромата роз,
моё сердце открыто для цветения роз,
мечтаю окунуться в долину алых роз
и чувствовать себя в объятиях этих роз.

Очевидно
Du im Voraus

Я навсегда, потерянный любовник
и не пытаюсь знать, какие будут волны,
как понравятся тебе такие взоры.
Все чаще вижу далекий пейзаж,
город, башни, мосты, антураж
и предполагаемый пути вираж,
в исполинский, божественный край,
воплощающий во мне чей-то Рай
и ты убегающая в эту даль.
Да, цветущие там сады,
я вижу тебя окрылённой.
Окно открыто на даче, цветы,
ты выглядишь очень влюблённой.
Я растерянно ищу к тебе дорогу,
вижу тебя с продавцом зеркал,
у тебя кружилась голова немного,
внезапно в отражении тебя узнал.
Птицы никогда не поют для нас,
ни вечером, ни днём, не сейчас.

Увези меня за горизонт
Flutet mir in diese trube Reise

Вези меня по облачной дороге,
найди для сердца тёплый путь.
Осталось времени совсем немного,
чтоб спокойно, вместе отдохнуть.
Возьми мою руку, ты влюблённый,
не представляешь сколько мне лет?
Незнакомка едет с незнакомым,
отвезешь меня домой, иль нет?
Вот на звезду, чтобы смотреть,
надо покоя немного земного,
доверие приходит только в ответ,
за всё хорошее и понемногу.
Ночь меня не спросила,
куда нас звезды ведут.
Я же тебя не насиловал.
Чего ты ждала? Я был тут.
Я, как ветер прошел по домам,
вторгался в постель, как дым,
там был рад разным дамам,
оставаясь чужим, молодым.
Мои руки ужасно дрожали,
но я не мог себя удержать.
Все, там всем наливали,
а я мог лишь разливать.

Неудачники
Verliererin

Один раз, как будто между рук,
зажал Луну я, как голову без тела,
внезапно лицо всплакнуло вдруг
и глядя на меня, вперёд летело.
Я молча, жаждал удержать его,
казалось вещь в руках держал я вечно,
то было холодным существо
и ускользало в ночную бесконечность.
Да, мы в потоке движемся в ту даль,
как мизерные толпы на планете.
Похоть и слабость не удержать,
за это наше сердце лишь в ответе.
Незнакомец, ты не понял всё словами
и следующий, которого мы не нашли,
вы неудачники, нет места рядом с нами,
весенний ветер исчез для вас в тиши.

Россыпь
Perlen entrollen

Чётки по полу раскатились.
Беда, порвался шнур.
Давно мы не встречались,
но я запомнил твой гламур.
Скучаю, ты крепко пристегнула,
любимой, единственной была.
Нас мука с разлукой окрестила,
а ночь желанная ждала.
Вообразив теней театра действий
и ваш высокий, внешний вид,
не миновать нам видимых последствий,
как в Гольфе, есть всегда надежда бить.
Маяк распятый далеко мерцает
и нет дождя с прозрачных небес.
Так русло реки в пустыне ожидает,
как хромой в надежде, что воскрес.
В ответ он хочет только одного,
на костылях к алтарю проковылять,
желание сказать в невинное окно,
без чуда он не сможет встать.
Я желаю тебя. Нет без трещин дороги.
Ты, чувствуя это хочешь встретиться в доме.
Весна желанный источник всей земли,
луна встречи ждёт с землёй, отражаясь в водоёме.
Не отличить различий в облике звезды?
Нас объединяет перевоплощение убранства,
ещё немного и ты оставишь бремя суеты.
Старею я и перемещён детьми в пространстве.

Великая Ночь
Die Grosse Nacht

Вчера смотрел в окно я в час ночной,
стоял и восхищался женской красотой.
Был городской, зашарпанный пейзаж,
злорадно скучный, будто был не наш.
Стояла незнакомка напротив фонаря,
и не понятно было, что ждёт она меня.
В убранстве комната, горели лампы,
я чувствовал её, закрыты были ставни.
Ребёнок где-то плакал и не мог уснуть,
я знал почти всех матерей вокруг
и что они не делают без особой личины,
их дети плачут безутешно и без причины.
Пел голос, на время кашля, прерываясь
и явно в том теле старость укрывалась.
Спокойно стало, час пробил незримо,
я просчитался, она соскользнула мимо.
Как мальчик был не опытный я в этом.
Когда же наконец себе позволю это,
но мяч я не поймал в её игре в ответ,
я взглядом провожал её лишь силуэт.
Это взрослая игра, я не справился с испуга,
как могут действовать другие друг на друга.
Ночь, я удивился самому себе,
как повернулось всё в моей судьбе.
Город был моим и совсем необъяснимо,
почему мы не лежим обнявшись воедино.
Искушение не привело к случайной встрече,
мои чувства оказались выше, человечней.
Не стыдно мне, я не узнал её дыхание,
зато улыбка поразила мое очарование.

С ночных орбит
Aus dem Umkreis : Nachte

Ты решила в кромешной темноте,
лицом к лицу побыть наедине.
Ты стала очарованием моим,
я завладел желанием твоим.
Дрожала ночь и темнота в глазах,
застряли мысли сами по себе в словах
и продолжалось долгое творение любви,
над нашей частью крошечной земли.
Огонь и ярость молодых, небесных тел,
был промежуток между нами и пробел,
с таким азартом я чувствовал влечение,
в тебя вонзаясь внезапно с увлечением.
Как я по твоему должен проявляться
и незначительно всем этим наслаждаться?
Ведь должен я согласие с тобой иметь.
Могу ли я тобою овладеть?

Дикий куст розы
Wilder Rosenbusch

Красиво смотрится перед закатом,
в дождливый вечер очень чистым,
качается он в переплёте златом,
в своём цвету, такой лучистый.
Раскрылся на стебле бутон,
глядит на нас желанно, любя,
а красотой непревзойденный,
неописуемо он показал себя.
Он манит странника под вечер,
остановиться и задуматься в пути.
Не защищён он и благочестив,
ты посмотри в глаза ему. Смотри.

Наперекор строфе
Gegen-Strophen

Вы всегда рядом, женщины наши,
среди нас и ещё не обнаженные,
это безопасно, но мы способны,
сделать вас более блаженными.
Когда появится ваша любимая,
фантазируйте своё обаяние,
больше чем это когда-либо,
никто не знает это расстояние.
Где ваша звезда, ваша константа?
Как-только вы со своим развратом
идёте в её сердечное пространство,
вы становитесь ночным агрегатом.

Ты такой же, как другие ребята,
был непослушным в школе,
мог подзадорить своего брата,
для исцеления, так поневоле.
Где мы, как дети, уже без измен,
уродливые, навсегда искаженные,
ты был словно хлеб до перемен,
детство без вреда, заворожённое.
Ты, как сорвавшийся с горы,
был мальчиком из детворы,
может и счастливым до поры,
как камни, упавшие в цветы.

Цветы почву любят корнями,
как Орфея любила Эвридика,
святого обращения хотела с нами,
позади восходящего человека.
Мы обиделись, нам очень нравится
с удовольствием всех оскорблять.
Мы любим оружие и неприятности,
в яростном гневе хотим засыпать.
Мы никогда и никого не защитим,
как спящие, живём в затмении.
С этой мыслью про себя молчим,
в одиночестве и в заблуждении.

Музыка
An dia Musik

Музыка. Статуй дыхания венец.
Может быть, безмолвие картин. Вожделение.
У нас язык, где языку конец?
Время перпендикулярно направлению,
наших трепещущих сердец.
Чувства к кому? О, эти чувства.
Изменить на что, в доступном ландшафте?
Мы чужие. О, эта музыка.
Она развивала нас и делала старше.
Сердце наше внутреннее пространство.
Святому прощанию призывает посмертно,
потому что мы, прохожие просто,
такие же как и все совсем незаметные.
Страница перевёрнутая,
прочитанная,
грандиозная,
для жизни пригодная.

Начало любви
Liebe sanfang

Улыбка, твоя первая улыбка,
в тихом парке познакомила с тобой.
Липовый аромат, запах его избытка,
соединили нас улыбкой и судьбой.
Твоя улыбка, как память детства,
стала зайцу, что играл в саду,
мы, как два лебединых сердца,
улыбались на лесном пруду.
Потом с тобою целовались,
в тихий вечер улыбалась нам листва,
ночное небо тоже улыбалось
и улыбку на лице несла мечта.
Грядущее вопреки своей свободе,
будет в удивительном восторге.

Седьмая Элегия
Die siebte Elegie

Рекламы больше нет, её заменил голос,
он стал криком природы, как у птиц,
в брачный сезон созывают самцов,
заботливые животные, рефлекс сердец,
ожидающих счастливое настроение в небе.
Вот сияет от чувства невидимого самец
и ведет себя тихо, потом в одно мгновение
просыпается и прогревается.
Весна далека от заблуждения.
Сначала допрос, воркование в тишине,
это повышает тон Благовещения.
Позитивный день хранит их наедине.
Затем по лестнице, отмеряют шаги до мечты,
к Храму будущего, трель, городской фонтан,
который извергает уже падающий поток воды,
далее всё лето игра обещаний и тоже по утрам.

Они гнездятся в кроне мощных деревьев
и каждый день заботятся о потомстве.
Не только в дни нежности вокруг цветов
и не только преданны силе сиротства,
не только на вечерних лугах,
не только после грозы ясное дыхание,
не только в приближающихся снах,
но и в сумерках в ночном мерцании.
В летние ночи под звездами и на земле,
они знают о близости смерти и то, что их ждёт,
как все звезды забывают об этом во сне.
Я звонил любовнице, не обязательно она придет.
Придут больные девки может с панели,
как проверить кому я звонил? Поиск неуместен.
Потерянный адрес, неподвижной земли,
твои дети однажды могут оказаться на их месте.

Не думай, что судьба это сжатое детство,
как часто ты обгоняешь любимого, задыхаясь?
Дышать после блаженного бега, хорошее средство,
даром, на открытом воздухе, наслаждаясь.
Вы знали об этом девчонки, быть тут прекрасно.
По-видимому, вам чего-то не хватало.
Вы утонули в худшем месте города, где опасно.
Один час был у всех, но так времени мало,
что между двумя частями и не измерить.
Всё, жизнь наполнила до отказа все вены.

Мы легко забываем, над чем смеется сосед,
может это от зависти к нам, мы не вникнем.
Хотим узнать в чем его удача, или её нет,
будет известно, если в его душу проникнем.
Только внутри души влюблённые понимают себя.
Наша жизнь проходит преобразуясь,
все меньше там, где был постоянный дом и семья,
наперекор замыслу, кому-то повинуясь.
Дух времени создает запас силы, без формы,
как побуждение, которое он получает довольно.
Он не знает храмов. Уставшее сердце храним,
где выживаем, молимся, служим невольно.

Оставь это как незримые средства.
Многие не знают внутреннего преимущества,
каждое изменение мира лишено наследства,
там первого нет и не может быть следующего.
Так как следующий далеко от нас.
Мы укрепляем нашу защиту до забвения.
Это было когда-то среди людей и сейчас,
посреди судьбы, на грани истребления.
Он стоял в неведении наклонившись.
Звезды висели на небе. Ангела видно визуально.
Казалось, прошлое протекало тише
и теперь смотрело на нас, стоя вертикально.

Столбы, пилоны, сфинксы, их долбили и поднимали,
тащили из серого города, или от чужого собора.
Разве это было не чудо? Боже, ангелы, ангелы с нами!
Мы это сделали под наблюдением великого Взора.
Наше дыхание недостаточно для похвалы.
У нас еще есть номера и представления из искусства.
(Да, они ужасно большими быть должны,
потому что не переполняют тысячелетия наши чувства.)
Но башня была большой, верно?
Это был он, большой Ангел рядом сейчас?
Диаграмма была великолепна
и музыка пошла еще дальше и превзошла нас.
Но только любовник остался один, у ночного окна.
Разве она тебе не отдалась?
Не думаю, что я вербовал, что я рекламная рама.
Ангел. Она тоже хотела тебя. Это Страсть!
Вы не пришли, мой призыв должен претвориться.
Вы не можете истекать в пространстве одиноко.
Вот моя рука, я призываю вас открыться.
Вот моё предупреждение, непостижимо и далеко.

Фламинго
Die Flamingos
Сад растений. Париж

Будто с Фрагонара полотна,
не более, чем может быть сполна,
отражался румянец и белизна,
они нежнее были в состоянии сна.
Стояли вместе под зеленью покрова,
Вместе цвели, будто в постели оба,
на стебле, развёрнуты слегка,
как Фрина, соблазнив себя.
Они в себя влюбляются, робея,
пряча голову на длинной шее,
в розоватое, черное крыло.
Вдруг оцепенение прошло,
они распрямились в изумлении
и шаг за шагом птицы обомлели.

Розарий
Das Rosen-Innere

Неважно, внутри или снаружи?
Какая же магия той красоты?
Когда настигнет суровая стужа,
мы розы выращиваем, как цветы.
Это открытые на озере розы,
так беззаботно радуют глаз
и свободно их разные позы,
всюду радуют, глядя на нас.
Можешь и сам, своими руками,
поливать родниковой водой,
много их содержать в розарии,
знойным летом и даже зимой.
Круглый год, почти всегда,
от неба в закрытом зале,
расцветает красивая мечта,
в этом летнем карнавале.

Влюблённый
Liebende

Это моё окно. Недавно,
я настороженно проснулся, и
казалось, что плыву я плавно
и со мной уходит моя жизнь.
Где же я этой ночью спал?
Я мог представить любой вариант,
был трезвый, как кристалл,
находясь с ней рядом, я дремал.
Темная и безмолвная пропасть,
ожидала когда душа проснётся,
меня обняла большая страсть,
казалось, что сердце разорвётся.
Я заново начал влюбляться,
возможно играла любовь
и стала опять проявляться,
иностранная, чужая кровь.
Смотрю на судьбу,
в ней вижу себя.
Бесконечность бужу,
благоухание храня.
Двигался хаотично туда и сюда,
одновременно и тревожно в том,
что чувства возбуждаются с утра,
а к закату определяются в другом.

Близняшки
Die Schwestern

Посмотрите, они похожи, как две капли
и абсолютно по-разному себя ведут.
Их не отличить, словно две равные сакли,
но будто в разных мирах они живут.
Сестры горой друг за друга стоят,
пока одна устала, другая ждёт.
Им не нужна выгода от преодоления преград,
потому что в них одна кровь течёт.
Если их чувства, как и прежде близки
и взявшись за руки они идут вперёд,
то одна ведома и готова другую вести,
но каждая своей походкой идет.

Коррида
Corrida
Памяти Лолы Монтес. 1830

Он был родом из Торила,
его глаза извергали страх
и упрямство пикадора,
он был в игре на стременах.
Известно, его массивная фигура,
вырастала внезапно так,
словно ненавистью полная натура,
голова превращалась в кулак.
Он не играл наперекор с быками
и кровь у него не шипела на шее,
и с обрубленными рогами,
он не сражался в кровавой затее.
Расшитый золотом, розовый шёлк,
вдруг разворачивался, как рой пчёл,
без сострадания делал укол,
раскаляя ужас своей рукой.
Пока бык разгорячён, он его пропускает
и снова ударами извне легко настигает.
После удара его веки от блеска и тьмы,
успокаивались, становясь неузнаваемыми.
Опираясь на спокойствие, наверняка,
обычно в следующем порыве,
ожидая потерянную шишку быка,
его копьё нежно тревожило гриву.

Пожарище
Die Brandstatte

Ранним, осенним утром,
там, где дети в лохмотьях играли.
Они орали друг на друга и лишь один,
увидел его. Вдруг все замолчали.
На том месте, когда-то играл его сын.
Балки, покорёженные желоба, котлы,
с выражением достоверного вранья,
торчали во все стороны длинные вилки
и смотрели на других исподлобья.
Они подтверждали, это то место, где был он.
Но так, как его уже больше нет, казалось,
более фантастично и странно, чем фараон.
Он уже стал другим. Жизнь продолжалась.

Архаический торс Аполлона
Archasscher Torso Apollos

Нам не ведома конечно его голова,
на его торсе созрел только взгляд,
он светится, как канделябры всегда,
в нём прошлое дышит, зовёт нас назад.
Он держит себя и ни как по другому.
Грудь ослепляет и в развороте слегка,
поясница не улыбается нам по иному,
она центр, порождения существа.
Либо этот камень был изуродован кротко,
под плечами прозрачная лишь нагота,
не был бы сломан, с краев так жёстко,
он не мерцал бы, как зверь, как звезда.
Потому и нет на нём места, что не видит тебя.
Вы должны жить своей жизнью, камень любя.

Карусель
Das Karussell
Люксембургский сад

Кружится крыша и очень быстро,
мелькают красочные лошадки,
задолго до того, как кто-то садится,
затем замедляются для посадки.
Кто-то сидит на автомобилях,
напрягая мужество на своём лице,
злой рыжий лев рядом с ними
и всё время белый слон на конце.
Там даже олень с седлом, словно в лесу,
над ним девчонка пристёгнута в голубом,
а на льве белый мальчик, ковыряет в носу,
тем временем лев скалит зубы с языком.
И всё время белый слон на конце,
девчонки скачут, как на лошадках,
раскачивая карусель на кольце,
оглядываясь почему-то украдкой.
И всё время белый слон на конце,
идет и спешит, завершая кружение,
но только повороты не имеют цель,
зеленое, красное, прошлое серое.
Благостная вещь, зря время тратит
улыбка возникает там всегда,
едва лишь профиль круг прокатит,
начнётся статичная и слепая игра.

Детство
Kindheit

Приятно вспоминать о том,
из тех далёких детства лет,
о чём-то потерянном таком,
что не вернётся к нам в ответ.
Мы помним, как в дождь ходили гулять
и не было в жизни встреч, как тогда.
Мы не знаем, что это могло означать,
такое с нами не случалось никогда.
До и после свидания и потом,
неважно, что происходило вокруг
мы, как люди были в жизни той,
наполнены образами встреч и разлук.
Теперь я стал одиноким, как пастух,
удалился на большие от всех расстояния,
ко мне не доберётся ни подруга, ни друг,
лишь трогательные детства воспоминания.
Эту тихую тему с эпизодами тех изображений,
я проживаю без каких-то своих приключений.

Лебединое
Der Schwan

Когда обильные невзгоды,
в непредсказуемые годы,
внезапно настигают нас.
Мы в тот смертельный час,
глядим на лебедя с удовольствием,
завидуем его пугливому беспокойству.
Он на воде спокойно, нежно обитает,
вода его пернатое счастье охраняет.
Он бесконечно спокоен и безопасен,
даже во время наводнения прекрасен.
Он всегда по королевски изящный,
спокойно и мирно в белом, спящий.

Восточный мотив
Ustliches Taglied

Разве эта кровать похожа на береговую границу,
или на прибрежную полосу, где нам не спиться?
Ничто так не возбуждает, как твоя упругая грудь.
Это выше, чем головокружение, мне не заснуть.
В ту ночь, когда нам пришлось так много стонать,
мы, как животные, звали кого-то, чтобы задрать.
Они нам не чужды и это понятно более чем,
как с восходом медленно наступающий день.
Мы можем сомкнувшись вместе лежать,
как пестики вокруг тычинки, ворковать.
Вокруг так много доступного соблазна,
что устремляет нас на поиски оргазма.
Но как-только, мы друг друга подтолкнём,
мы наши чувства инстинктивно предаём
и это может исходить и от тебя, или меня.
Мы слепо стремимся к наслаждению огня.

Песня о любви
Liebes-Lied

Как мне душу мою успокоить,
чтобы не трогать твоих нот?
Как мне это сделать, как настроить,
как проникнуть в твою плоть?
Как в темном, тихом месте, затеряться,
на глубине твоей души и не сближаться?
Я так хочу быть твоей частью,
в которой будем мы качаться.
Всё, что волнует наш с тобою слух,
пусть будет с нами вечно этот звук,
который из двух струн лишь возникает.
Какой же инструмент об этом нам играет?
Может скрипач так нежно нас сближает?
Да, это песня наша сладкая не умирает.

Ранний Аполлон
Fruher Apollo

Сколько раз через голую чащу
наблюдал я весной небосвод,
напрягал свой ум и душу,
чтоб понять сияний восход.
В мифологиях он дам покоряет,
без тени, он лучезарный бог света.
Лавр в прохладе его храм охраняет,
его облик вдохновляет любого поэта.
Он стал идеалом мужской красоты,
с лавровым венком на плечах.
Аполлон увлекает в искусство мечты,
он молчит, не мигает и на его губах
нежно ласкает улыбка его,
словно поёт он своё волшебство.

Невеста
Die Braut

Позвони любимая, позвони!
Не позволяйте своей невесте,
так долго стоять у окна.
На старом платане давно ни зги,
вечер заснул на этом месте.
Он уже тленный сполна.
Ты не приходишь на ночь ко мне,
я не слышу твоего звукоряда.
Я должен перед тобой извиниться?
Может лучше остаться наедине
и в сумерках вечернего сада,
просто до стельки напиться.

Тишина
Die Stille

Послушай дорогая, я поднимаю руки.
Ты слышишь, как тишина шуршит.
Как показать, что я совсем одинокий
и не подслушал, как тишь шумит.
Любимая слышишь, я веки закрываю
и это тоже какой-то шум для вас.
Я снова дорогая, глаза вам открываю,
здесь я не вижу вас сейчас.

Впечатления от движения ресниц,
останутся в шелковистой тишине,
выражая волнение разных лиц,
оставляя меня наедине.
Взгляни на звёзды, на фоне их замри
и аромат вина губами вкуси
и ты почувствуешь Ангела прикосновения,
да, это Ты в счастливых мгновениях.

Любовник
Die Liebende

Да, я сильно по тебе скучал.
Непостоянный был, себя терял.
И без надежды, что это отрицал,
от вас внимания к себе не замечал.
Непоколебим я был, неумолим,
в те времена всегда я был один
и ничего, что кричало и предало меня,
молчание, камень до сегодняшнего дня.
Над которым ручей себе журчит
и весна своим желанием теребит.
Я замолчал, но совсем немного,
потемнело от неосознанного года.
В моей судьбе закончилась ещё одна игра,
дано кому-то, кто не знает, кем я был вчера.

К музыке
An Dia Musik

Музыка есть от статуй дыхание,
или безмолвных картин молчание,
где язык и разговор за пределами речи,
проходят через наши сердца человечьи.
О, чувства! Вы чувств превращение во что?
В поющий пейзаж или стены шато?
Музыка вырывается из сердца наружу,
делает святое прощение, очищая душу.
Нас окружает сокровенный мир,
обернувшись немыслимой далью,
кругом воздушный эликсир,
чистый, огромный, необитаемый.

Одиночество
Einsamkeit

Одиночество из переполненной души,
устремляется в звездную бездну,
затем вернуться обязательно спешит,
оно не может просто так исчезнуть.
Ранним утром, когда нет ещё никого,
одиночество трогает органы чувств.
Суть одиночества жизнь для одного,
за ним следуют разлука и грусть.
Разлука это грустный отпуск века,
в одной постели спать не позволяет,
любовь же согревает сердце человека
и одиночество бесследно исчезает.

Конец осени
Ende des Herbstes

Совсем недавно стал я замечать,
вокруг себя такие перемены,
как-будто начинает смерть играть
и главной появляется на сцене.
За много лет, зачахли все сады,
в упадке множество живых растений,
а осень застилает листьями следы,
до самого последнего мгновения.
Смотрю на эти голые аллеи
и вижу горизонта моря край,
а в небе облака уже алеют,
хочу попасть в небесный Рай!

ЛЮБОВЬ
LIEBEN

Как, вообще появляется любовь?
Давайте это все обсудим вновь!
Она внезапно, на восходе солнца,
вдруг может появится с тобой наедине,
в постель к тебе она жар-птицей,
влетит на крыльях зажатых  на спине.
1.
Был день белых Хризантем,
я ощущал особо их цветение,
душа была готова для измен,
на весь период возбуждения.
Переживая за преданность любви,
хотя все это было лишь во сне,
ко мне пришла любовь весны,
в меня вселился сон из вне.
Да, такое может быть со всеми,
теряешь память на какой-то миг,
вокруг цветут душистые жасмины,
набирая белоснежный пик.
Стояла гробовая тишина,
пленившая взволнованную душу,
покой и счастье наполнили её сполна,
выплескивая часть себя наружу.
Что происходило потом не помню.
Блаженство приняло свою окраску,
она была похожа на Мадонну,
а наши взгляды излучали ласку.
Лучи солнца в волосах её играли
и творили, словно в сказке чудеса.
Я помнил, как она косы заплетала,
в далеком детстве, я целовал её глаза.
Она своими счастливыми глазами,
вспоминала летние всё те же дни,
колокола нас непрерывно зазывали,
но вдруг угасли той памяти огни.
Мы думали тогда лишь друг о друге,
фантазиями были о любви хмельны,
словно пчелки в ароматном круге,
немым рефлексом приворожены.
Она в звездном небе отражалась
и держала меня в плену любви,
я не удержался от своих желаний
и мы двигались по краешку земли.
Лизе тогда исполнилось шестнадцать.
Её юность была на той ступени,
когда мальчишки жаждали влюбляться,
в блондинку без особых намерений.
Под надзором бездны звезд,
сердцу была дана одна отрада,
Лизу полюбить навечно и всерьез
и к ногам её все время падать.
Я мечтал быстрее опьянеть,
от своей маленькой блондинки,
на руках носить её и впредь,
сдувать с нее осевшие пылинки.
С трепетом страсти и влечения,
под влиянием светового рефлекса,
я мечтал быть её серой тенью,
на белой простыне во время секса.
Прильнуть к её груди, под стуки сердца
и в качестве нежного лепестка,
получить долгожданное блаженство,
как шмель в бутоне цветущего цветка.
2.
Для меня существует световой океан,
он окружает зримую сушу,
сновидения, как огромный экран,
исцеляют целомудренную душу.
Помню, как в прострации словно,
еще ребенком в канун Рождества,
перебирал я подарки безмолвно,
прикрыв беззвучно дверь от торжества.
Тогда я тайно от всех наблюдал,
как к Ольге приходил её гость,
они обнимались и он целовал,
её наготу, прозрачную насквозь.
Потом они сидели за столом
и чинно, в расположении друг друга,
пили из бокалов красное вино,
наслаждаясь нежностью супругов.
Они гуляли и говорили о счастье,
он долго целовал её в губы,
она его в лоб, в шею, в запястья,
возвращала ему свои поцелуи.
Они так нежно это совершали,
что их могли понять слепые.
Сердца в блаженстве утопали,
словно они были близкие, родные.
На утро омертвел волшебный лес,
остались лишь Альпийские фиалки,
ветер раскачивал макушки берез,
был пройден сладкий путь и жаркий.
Он стал бледным, как лилия в расцвете,
в нем пылала восхитительная страсть,
настал закат и шёл бордовый вечер,
грусть заразила сердце в тот же час.
Тоска от зависти залезла под одежду.
Все замерло, листва в лесу молчала,
страдания померкли, а надежда,
от причала в белой лодке отплывала.
3.
Вот сирень расцвела в весеннем саду,
вечер вдыхал её сладкий запах.
Они разошлись, пополам разделяя беду,
со страхом начала внезапного краха.
Солнце припекало на закате,
признаки жизни остановились,
но деревья цвели ароматом,
похожи на платья, в которых женились.
Их тени постепенно исчезали
и удлинялись в лучах заката,
будто от холода дрожали,
день скрывался за шторы мрака.
Моя любимая казалась мне ребенком,
я взял заботу о её судьбе,
она, как колокольчик нежный, звонкий,
гуляла эхом по моей душе.
Когда её глубокий взгляд играя,
изумленно пронизывал меня,
я её всем сердцем обнимая,
целовал так нежно и любя.
4.
Однажды, вспоминая про умерших,
заходил я в родительский склеп,
сердце мое, как цветок надежды,
хранило память скорби прошлых лет.
Как-то по кладбищу возвращались,
вдруг женщины стали собирать цветы.
Мои чувства тревожно осквернялись
и я сказал им, что эти цветы мертвы.
Мои слова были громче чем рев,
на небе дрогнула бледная звезда.
День уходил в память наших отцов,
а стая птиц улетала навсегда.
5.
Он случайно ударил её. Тогда весна была.
Не помню, было это наяву, или приснилось?
Ты будешь плакать, если разойдутся облака?
Никогда! Даже если будут кровавые листья.
Она не имела любовной истории,
её жизнь проходила беспрецедентно,
пока не появилась аллегория ,
любовь, или что ей эквивалентно.
Она с ужасом видела это и поняла,
в любви сначала исполняются мечты,
а уж потом начинаются всякие дела,
так происходит у каждой судьбы.
Настала осень, стал день короче.
Мертвым всё равно, что расцветёт.
В сумерках цветы становятся ярче,
а малый ростом, не подрастет.
Она поникла головой, прощаясь,
уткнувшись лицом в его пальто,
на шляпе роза расцветала,
он улыбался, ему было всё равно.
Бывает, после тяжкого труда,
судьба вас благодарно захочет одарить
праздничным ужином и тогда,
девушки дарят вам ласку, чтобы любить.
Слышишь голос их и начинаешь млеть,
а смех заводит вас в забвение,
вот день проходит можно песни петь,
а пение и есть верх наслаждения.
6.
Давно это было, не помню когда.
Я никому не рассказывал про это,
не бью об этом в свои колокола.
Жаворонки пролетали где-то
и так блаженно сердце билось,
что я глядел на голубое небо,
природа цветами насладилась
и продолжалось сказочное лето.
7.
Был очередной Воскресный день.
Девушки в платьях гуляли повсюду.
Я был изумлен, цвела сирень,
не помню когда и вспоминать не буду.

*
ВИДЕНИЯ
TRAUMEN

Обращаюсь ко всем сострадающим!
Прошли видения и больше призраков нет!
Пусть солнце светит лишь в настоящем,
а деревья украсят осень в радужный цвет!
Будут аплодисменты и желание,
с интересом послушать страсти,
только смерть сохранит молчание,
в склепе, где покоится счастье.
1.
Душа напомнила о забытой часовне,
где в алтаре жила неведомая тайна.
Ветер мастер крушить безусловно,
он створ окна разбил не случайно.
Теперь он в Ризнице гуляет вопреки,
её запретам, как тайный служитель.
Колокола исполняют крик тоски,
призывая заглянуть на миг в обитель.
Настораживает присутствие Бога!
Как-то ветер через окно проник,
завывая вихрем и с тревогой,
расколол алтарь, как малый озорник.
Бедные люди могут стоять на коленях,
перед богатством и ждать свой черед,
но не дают результат преклонения,
я поведаю вам своих видений счёт.
2.
Мне снилась Земля - как маленький дом,
окутанный пышной вокруг листвой,
а я прятался за её зеленым кустом
и слушал скрипку, наслаждаясь игрой.
Когда солнца багровый закат заходил,
за крышу моего, мохового дома,
образ Земли на зеленую кепку походил,
отражая в космос солнца корону.
3.
Однажды звезды бледнели в небесах
и раскачивались над моей деревней,
производя внушительный страх,
отражаясь в мерцающем небе.
Медленно ковыляло стадо в пургу,
пастушок кнутом его подгонял,
обессиленные овцы тонули в снегу,
их скоро наступил их последний привал.
4.
Старая, сухая, майская ива,
бесчувственно одиноко болела,
свисая над ветхой избой игриво,
в ней несчастье словно засело.
Было на пастбище чьё-то гнездо,
оно оставалось пригодным домом.
Пришла зима и кому-то повезло,
проживать там, под дырявым кровом.
5.
А вот и розы на свежей могиле,
окропленные чьей-то слезой,
капельки казались ещё живыми,
хотя были просто росой.
Я удивился сюжету аллегории,
которую услышал ночью от Мамы,
она рассказала мне историю,
о принцессе с золотыми волосами.
Мама умерла на рассвете
и это иносказание о принцессе,
наводило тоску.  Хотел бы я знать
причину, почему умерла моя Мать?
Ради этого, я бы вместо колыбели,
мог лежать в гробу и молчать,
пусть губы обсохнуть не успели,
но не стоило бы душу трепетать.
6.
Завидую облакам, летят над нами
и закрывают собой от солнца землю,
их силуэты отражаются лучами,
они являются небесной колыбелью.
Появился снова неведомый мир
я чувствую его и не может быть иначе,
вот я на крыльях лечу на пир,
а внизу зеленый лес от счастья плачет.
7.
В основном все люди - трутни,
у каждого своя судьба,
но я хотел бы изменить свой путь,
на тернистый, с запахом труда.
Я слышу в душе очень звонко,
грустные звуки гаммы,
слышу стон больного ребенка
и песнопение покойной мамы.
Уже разрушен защитный слой,
что сделали целомудренные Боги
и только Библия своей строкой,
объясняет движение природы.
Надо мной простирается небо,
багровый закат ведёт к небесам,
там сливается с горизонтом нелепо,
напоминая один рваный шрам.
Ночное небо обнимает темнота,
а звезды выглядят вполне достойно
и как всегда молчаливая луна,
висит на верхушках деревьев спокойно.
Вдруг сильный ветер, как бы играючи,
вырывается из-за холма
и несет на голубых крыльях бабочки,
пьянящий запах молодого вина.
На лоне серебристой снежной ночи,
душа пребывает в покое,
окунувшись в свое одиночество,
затаила вечное горе.
Почему в кромешной ночи,
душа безмолвствует, не плачет?
Она помнит своё рождение и молчит,
когда придет конец назначенный.
8.
Вечерний звон колоколов в горах,
всегда вернется тихим эхом,
а если будет на зеленых он лугах,
то пронесется по долине ветром.
Мир - бесконечный странник!
Между вселенной и нами стена,
из-за этого люди страдают,
не понимая, почему светит звезда.
9.
Наши глаза видят все, что внутри,
в них отражается горе.
Тысячи слез, неудовлетворенны,
образуют соленое море.
Мечтаю найти блондинку удачи,
но я устал искать её каждой ночью.
Вода с гор стекает и никак иначе,
так и книгу читают только воочию.
10.
Впереди завал камней, капкан,
из под камней торчат деревья,
вокруг тишина и густой туман,
поднимается медленно к небу.
Слабо шмель одинокий жужжит,
хаотично и беспорядочно над землей,
божье создание всегда летит
и странствует хаотично, как больной.
11.
Окна отсвечивали в тихом доме,
в саду розы благоухали ароматом,
небо багровело над облаками,
штиль покоился перед закатом.
Колокола прозвучали медным звоном,
на небе появились первые звезды,
с неба посыпались слезы с громом,
зашептала листва одинокой березы.
Это были долгожданные, белые ночи,
небо блестело повсюду серебром.
Звезды походили на тусклые свечи,
пастырь брёл к Иисусу на прием.
Демоны разбрасывали пыльные бури
и вершили наводнения во время сна,
люди шли в часовню преданной веры
и молились, за природные чудеса.
12.
Как понять глубину того смысла,
завлекательного движения в груди,
когда звезды на небе исчезают,
а мыши тут же крадутся к щели.
Вот и вы на цыпках крадетесь
к любимой ночью, чуть дыша,
вас не тревожат потухшие звезды,
у вас светлая, чистая душа.
13.
Звезды ночью могут мигать иногда.
Что мы имеем на первый взгляд?
В поле зрения нашей любви звезда,
дарующая нам энергии заряд.
Мы, утомленные солнцем согреты,
хотим постоянно жажду утолить,
особенно в знойное, жаркое лето,
а поэты при звездах готовы творить.
14.
Мы привыкли чувствовать грех
и видеть мир в сером цвете строго,
если целуем любимую для утех,
потом говорим - "скатертью дорога".
Так можно тронуться умом
и находясь в глубокой депрессии,
расстаться с блудницей за углом,
с чувством болезненной агрессии.
15.
Мы долго бродили по снам и сказкам,
в полночь мерили золотые туфли,
во сне за соломинку хватались,
делая то, что наяву не смогли.
Исцеление происходит в каждом сне,
поскольку душа над телом парит,
она как мерцающая звезда в тебе,
в темноте твоего мира горит.
16.
Предположим, что вы святой
и сокровенно в душу вошли,
в качестве образа, в мой покой
и меня от бед оберегли.
Вспомнив прежние блаженства,
под благовоние кадилом
и креста совершенство,
помянем всех усопших. Аминь!
17.
Обращаюсь ко всем сочувствующим!
Прошли видения и нет больше вёсен.
Пусть солнце светит в настоящем,
а деревья будут, как в красную осень.
Будут бурные аплодисменты и желание,
актуально будет слушать эти напасти,
только смерть обретет молчание,
в закрытом склепе, для своего счастья.

*
СЮЛЛИ ПРЮДОМ. (1839-1907)
Рене Франсуа Арман Прюдом,
Sully Prudhomme.
Лауреат Нобелевской премии (1901)

Конец мечты
Fin du reve

Меня сон настигает в спальном мешке
и обвивает змеиным гипнозом.
С губ стекает дрожь в холодной слюне,
изменяя цвет естественной кожи.
Кровь густеет и словно теплая лава,
не выходит из замкнутой постели.
Я стал пленником чьего-то взгляда,
он баюкает мою жизнь, как на качели.
Я чувствую боль ласки и гибель свою,
во власти сна, он угнетает душу мою.
Хочу избавиться от него. Это мой сон.
Он гложет сердце моё со всех сторон.
Вдруг, происходит разрыв смущённого сна.
Я умираю, тяжелый монстр поглощает меня.

Советы
Conseil

Пусть повезёт и будет находкой,
жених счастливый на глазах,
с баритоном и красивой походкой,
но не мечтатель в своих снах.
Будь щедрой и не береги себя,
от безрассудного страдания,
не увлекайся, доброту щадя,
в добровольных признаниях.
От природы ты безразличная,
бойся взволнованной души,
к ней нежность непривычна,
ей нужен лишь покой в тиши.
Мечтательный вас опечалит,
он станет тенью в стороне.
Слух зависти его заставит,
стремиться к вашей красоте.
Плохой птицелов и без труда,
накинет на вас тонкую сеть.
Но взмахом своего крыла,
птица сможет далеко улететь.
Тебе не узнать всё прекрасное
от прихоти внезапного полёта,
если он сердце почувствует твоё,
губ твоих коснувшись мимолётно.
Тогда оргазм, как счастья пузыри,
взорвёт терпение и усталость,
наступит слабость от наготы,
уже знакома будет эта радость.
Будь щедра, щади доверчиво мечту
и милость в твои глаза нагрянет.
Она не заведёт сознание в темноту,
а в солнечных лучах восстанет.
С другом будет тебе легко
и без забот, он твоя купель,
его сердце убежище твоё,
а руки словно колыбель.
Он чужд химерам и очень сладкий,
спокойней всех на свете.
Безмолвный от забот и без оглядки,
потому, что вы ещё дети.
Ощущайте друг друга наедине,
не в час учебы, в классе негодуя.
Вам лучше уединиться в стороне
и полностью отдаться поцелуям.
Если он похож на твоё пристрастие,
не выбирай его, ты, как жена,
с ним станете на век несчастными
и в этом будет обоюдная вина.

Проклятые
Couples maudits

Среди преступников нет хороших парней,
знающих в своей жизни воли и счастья,
как резвящийся табун свободных коней,
без присмотра и правил для сладострастия.
Не бывает любви без кровати и дома!
Сколько подушек измято на крайних просторах,
в бесстыдных кабаках, после погрома,
борделях закрытых от солнца, в красных шторах.
Все эти парочки, безумные от желания,
поглощают кайф от их же удовольствия,
прокляты кошмарами худшего ожидания,
используя малый шанс с огнём поссорится.
Дождавшись возможного для их душ канона,
среди ужаса на мгновение плоть соединяют,
находясь под пристальным взглядом закона,
печальным поцелуем себя удовлетворяют.

Страсть.
Au desir

Не умирай, пока желание
на вещи ждёт тебя.
На крыльях лети заранее,
только спроси себя.
Бродягу трудно удивить.
Может губами коснуться роз?
Ему больше нечего открыть,
так как нет причин для грёз.
От поцелуя лицо вам улыбнётся,
страсть птицей ввысь взметнётся.
Уверен, любовь вернётся,
а юность с сыном обернётся.
Пусть жажда вдоволь насладиться
и снова захочет возродиться.

Теофилу Готье

Мастер, вспыхнул, как факел вечности,
утешая жажду хрупкой и нежной плоти.
Откроем от изысканной глины античности
наше тело и содрогнёмся от гнева смерти!
Его душа присоединилась к усопшему миру.
Тень без желания ожидала его у Вергилия.
Он родился в день, который подарил лиру,
а Жрица красоты отдала ему свою идиллию.
Если богам и есть до этого какое-то дело,
он должен восхищаться апофеозом
и забальзамировать своё нетленное тело,
поделившись с природой этим вопросом.
Наслаждайтесь его редким вдохновением,
пьянством красок и контуром упокоения.

В антикварном магазине
Chez L’antiquaire

На улице, среди множества ветхих вещей,
стоял из слоновой кости Иисуса манекен
и будто прощался с потерянной верой своей,
чувствуя себя вдали от усталых колен.
Рядом Венера, из прошлого искусства,
удерживает драпировку с каждой стороны,
показывая обнаженную красоту безумства,
безрукая, как стволы плюща переплетены.
Спокойное удовольствие и огромную нежность,
прохожим ласки больше никто не предлагает.
Один с прибитыми руками, у другой промежность,
торговец перепродает всё, что сам покупает.
Женщина продает ему взволнованную ночь.
Красивые объятия не щедры, уходят прочь.

Пьер Ронсар

Ты был мастер среди глухих. Ронсар - ты гений!
Я восхищаюсь твоими старыми стихами.
Твой здравый смысл в гармонии твоих творений,
заставляет переживать в игре словами.
Я изумлён твоей страстью к античным стихам,
больше чем глаголы и великое искусство.
Твоя безрассудная фантазия к святым мечтам,
рождает Орфея в мужчинах и его чувства.
В небесах, полях, морях, ты был любим.
Больше нет тебя и траур всех омрачил,
а мир без лиры твоей стал нелюдим!
Твои стихи приходят и дают нам сил.
Твоя гордыня оживляет славу семи струн
и о бессмертии богов даёт нам много дум.

Поднебесье
Ether

Если на земле лежать неподвижно,
небо кажется выше, а воздух спокойным.
Плывут несколько тучек осторожно,
затаив дыхание, наблюдаю фривольно.
Там есть всё, что пожелаешь. Снег в саду прилёг,
Архангел парит и за собой шарф тащит.
Я представлял его другим, не замечая, как он увлёк,
а кипящее молоко переполнило чашки.
Затем расползаются облака,
чистая лазурь сияет без порока,
будто сталь дышит и жива,
всё меняется с годами без упрёка.
Я лишь вздыхаю от своей беспечности,
скоро исчезну в этой бесконечности.

Ревность
Inquietude

По ней я всё время скучаю.
Ей кажется, что она дороже всего.
Ему не скажу, что его умоляю,
буду равнодушным и прощу его.
Сердце моё защемило и ноет,
это гордость против любви закрытой.
Буду делать всё без паранойи.
Пусть она боится остаться забытой.
Иногда я раскрываю свою слабость,
предвзято ревную и приношу ей боль,
чувствую в своем сердце жестокость,
она не верит, думает, что я другой.
Я буду мил, оставаясь с её душой,
она владеет телом и красотой.

Старые духи
Parfums anciens

Аромат сладкий и скромный,
с запахом материнской груди,
вонзился в память с молоком,
как алтарные, древние духи.
Чистое излучение божества,
взбаламутило во мне сладость,
а тонкий запах этого естества,
напомнил сестру, мою слабость.
Дорогая пахучесть будто ушла.
Где аромат былых идиллий?
Словно из цветов душа истекла,
разных фиалок, роз и лилий.
Нашей жизни свежий аромат,
как во времена первой любви,
восторг поцелуя, потом оргазм,
на нежном бархате, да в крови.
Далеко от некрашеных губ,
раньше убегал в смятении.
Так долго испарялся вглубь,
в молодости запах сирени?
Сердце упавшее в пропасть,
не соединит в тревожном пути.
Потеряв, возвышенную страсть,
в бесконечность с собой понесли.
Аромат превратился в убийцу,
мы плачем от серого дурмана.
Где эликсир для нашего сердца?
Кругом яд, отрава, бальзамы.
Есть один увлекательный запах,
чёрный цвет и особо тяжелый,
дым, как волос вьётся на травах,
тлеет смрад, он такой терновый.
Обволакивает и по телу скользит,
если положить фатальную дозу,
то запах острых специй поразит
и вводит в состояние наркоза.
Только в пресной и чистой воде,
сосуд погруженный на глубину,
сохраняет вековую горечь в себе,
нетронутой суть, оставляя одну.
Надо бы этот бальзам достать,
сердце очистить и принять,
безгрешного любовника унять
и память постоянно освежать.
Простой и сладкий аромат,
запаха материнской груди.
Кто помнит, тот не виноват!
Где вы, мои алтарные духи?

Осенняя тоска
Chagrin d'automne

Поля уже распаханы в разрез,
там за дымом из каминных труб,
увидишь ты осенний свод небес,
на нём равнины замыкают круг.
На финише нас старость поражает,
в ней ты заметишь странные леса,
там щебет, пенье птиц нас удивляет,
а гимн осенний на ветру поёт листва!
Поэты находят больше скорбных нот,
творя стихи под лунным светом,
зелёный лес, как солнечный оплот,
их плач хранит неблагодарным эхом.
Пусть хлеб ласкает в поле борозда.
Мечта о мире, сильней, чем красота.

Реализм
Realisme

Ушла моя верная любовь. Я так хочу,
её оставить целиком в одном портрете.
Рисунок наивный, я ничего не удалю
и недостатки, что мне дороги, поверьте.
На заднем фоне, будто в старой паутине,
усмешка дилетанта становится сильней.
Её долгожданный облик на моей картине,
изображает прелесть, присуще только ей.
Подруга, знающая её лучше всего,
готова за нас сердцем дорожить.
Видение светится в глазах его,
рука художника не ищет, не дрожит.
Как в зеркале, картина отражает сути нить,
каждый луч её заставляет образ полюбить.

Разрыв
Separation

Я не могу ей это говорить
и слезу нет сил остановить,
улыбку от слезы кривит.
Ты лучше напиши признание,
им разожги моё сознание.
Болтай, хохочи и танцуй,
игра в запрете, не флиртуй.
Ты не красней нас что-то объединяет.
Мы не друзья и это нас разъединяет.
Уже вот целый час идёт,
а я с ней не могу уже общаться.
Пусть дружба до смерти доживёт,
ведь она жива и может улыбаться.
Я чувствую она с ума меня сведёт.
Если для нас язык непонятный,
а слезы недовольны тобой,
следовать за всеми давайте,
это единственный путь такой.
Будь счастлив на этом, прощайте!
Я видел, как два сердца воркуют,
как пара поющих птиц.
Перед рассветом тоскуют,
еще не увидев зарниц.
Разделим их, пусть ревнуют.
Разведём их при самом рождении,
из-за страха, что наступит день,
в их отсутствии, в недоумении,
уходящим в огромную тень,
без возможности в соединении.

Цветок без солнца
Fleur sans soleil

Могла она излечить ребёнка своего?
Она любя страдала, боль стала сладкой,
сказала, что может умереть ради него.
Его голос сердце задевал украдкой,
но она восторгалась существом его.
Его шаг не такой, как у других мужчин,
если она слышала шум, что был рядом,
то краснела от эмоций и других причин,
когда особенно наблюдала взглядом,
он вниз смотрел и был неумолим.
Он знал, как с ней счастливым быть,
и смог бы украсить ей гробницу.
Цветок любви ей от сердца подарить,
но думал, что достаточно в темнице,
её жалостью своей боготворить.
Мать знала его больную томность
и видела весь скрытый мир его.
Он ей шептал, молясь безмолвно,
что хочет вместе быть всего,
под более весёлым небом, новым.
«Мама, это мысль моя, а не враньё.
Её образ остался в сердце нежно.
Сегодня это удовольствие моё.»
Мама шептала: «Это безумно,
ты не станешь близким для неё.»
Да, если слёз когда-нибудь причины,
из глаз скользят на розовую грудь,
станут понятны девушкам наивным,
рука не дрогнет, чтобы их смахнуть,
и чувствуешь себя в сердечном ритме.
В её душе, где мать моя и Бог один,
а на могиле благословение именам,
мой образ в Храме вдруг возник,
когда молились вы одиноко там,
я в твоих глазах, как видение не поник.
Я бы хотел её в рабстве у себя держать.
Её отход на небеса меня заставил ждать,
мне не хотелось бы там за ней летать,
воздух и почва для нас благодать.
Вот голос и шаги её мечтаю наблюдать.
Я полюбил бы похожую душу на тебя.
В тени цветок закрывается и дрожит,
умирая без поцелуя этого дня,
прошу тебя счастливой вместе быть.
За твою любовь, я обожаю тебя!

*Диалог со смертью

1.
Мы думаем о Смерти в её пределах,
у гробницы дорогого нам человека,
при паломничестве в этих стенах,
я представляю состояние поэта.
Вернувшись из темного места,
вторгаясь в похоронный обряд,
я хотел осознать суть процесса,
испытать на себе смерти страх.
Ощущения умилял поэтический дар,
который красоту и чувства открывал.
Сожаление и скорбь кидали в жар,
я сердцу своему никогда не лгал.
Если обаяние не жалкая наживка,
а искусство, игра, без веры путь.
Не бросай меня, я твоя прививка,
ты мне нужна, чтоб не утонуть.
Перед неизвестным разум отступает,
ты можешь его присутствием спасти,
загробный мир об этом ничего не знает,
между скрещёнными руками на груди.
Заткни завистников необдуманной мысли,
пусть их не разносят случайным эхом.
Я готов с акцентом речь безопасно нести,
доносить смысл с юмором и смехом.
Не бойтесь мертвеца обидеть на могиле.
Поэзия моя присущая обитель,
она в детстве была, как вторая колыбель
и до конца останется, как зритель.

2.
Я долго думал, глядя в темноту,
там звезды похожи на дальние костры,
где я пересёк загробную черту,
проникнув в потусторонние миры.
Я увидел множество существ, поверил,
что здесь есть удовольствия без слёз,
любовь без пыток, её кто-то соизмерил
и без сожаления с собой принёс.
У каждого есть множество страданий,
кто-то сломлен при малейшем толчке,
среди мобильных тысяч проявлений.
Жизнь это умирающий поток на земле.
С тобой жила одна определенность.
Ты хороша, я верил в это каждый час,
жизнь и плоть влекли влюблённость.
Любимый мертвец, ничто для нас.
Я не терплю, чего не знаю и боюсь.
Меня никто не слышит в этом склепе,
скоро обязательно сюда вернусь,
прощаться бесполезно и нелепо.
Тебя не полюбишь под землей,
тут нет возможности встречаться.
В эту ночь, ты была со мной,
я цвёл и не хотел с тобой расстаться.

3.
Я ничего не знал, даже твой возраст.
Наши дни шли до последнего вздоха,
ты не сделала неизбежным возврат
и не остановила время порока.
Никто не продолжил твой наземный срок.
Для тебя он связан с прошедшими годами.
Это твой неизменный и священный урок,
плоть твоя мертва, её нет больше с нами.
Уверен, другие не заметили это,
твой образ остался очернённым,
в моём сердце ты бессмертна,
но я без твоей памяти никчёмный.
Служу убежищем, стерегу твой покой
и сохраняю его, чтоб умереть не зря.
Я готов последовать сразу за тобой.
Память обещает не забыть тебя.
Ты долго остаёшься жертвой земли,
превращая в лохмотья сердца.
Я хотел бы открыть колумбарий,
где безопаснее, чем в гробницах.

4.
Жестами рук распространяя вой,
словом скорбным и прощанием,
апофеозом перед отходом в покой,
Бог предсказал все ужасы изгнания.
Импульс, фиксировал душу в полёте,
против небытия героический сдвиг,
с иглой в безумной игре на эшафоте,
когда маятник падает, забывается миг.
Свои сомнения в проблемах утопил,
их достаточно, чтобы меня обидеть,
на свои вопросы я ответ не получил,
хочу меньше думать и ненавидеть.
Учиться в моём возрасте не тянет,
знания не зреют, а только меркнут.
Бесплодный ущерб уже не исправить,
мертвые нигде не могут воскреснуть.
То что закрыто, испытать невозможно,
чтобы подняться, нет оснований,
если то же самое, но в новой форме,
к высшей звезде испытать ликование.
Меня не заставить поверить в ничто,
за все смерти, что любили другие.
Пожалей меня, я хочу знать существо,
но действуют неодушевленные глаголы!
Ни безумные догмы, что существуют,
ни голос Иисуса, забытый давно,
ни вы, кто нам мозги лишь фильтрует,
философией, в которой темно.
Ты смирилась, чтобы заткнуться.
Проб и ошибок меняет наука,
впадая в тайну, чтоб не свихнуться
и противостоять Ему! Какая скука!
Безусловно, жить феноменально!
Какое это имеет для меня значение?
Я утверждаю и говорю изначально,
но вы игнорируете моё влечение.

Моя невеста
Ma fiancee

Невеста, спутница сердца моего,
кудесница мучений и страданий,
знаю точно, день рождения её
и чувствую всегда её дыхание.
Возраст определяет старость,
в моей комнате с прохладой,
она брала уроки себе в радость,
а мать моя была тут рядом.
Мама беседу вела с Богородицей
и о святых, как мне того хотелось,
не стесняясь перед свечкой,
когда был гром, она крестилась.
Я думал, что это серьезно и нежно,
боялся, лелея показаться чужим.
Я отдал бы всю кровь безмятежно,
чтобы ласкать её сердцем своим.
Полюбил и на ней бы женился,
она в прошлом мне принадлежала.
Мне сон о невесте приснился,
она долго меня без имени держала.
Мои глаза увидели мечту.
Я исцелял её и верил в это чудо,
получив её в свою судьбу.
Как бы от этого не стало худо?
Она это чувствовала, я знал.
Любовь про себя я ругал,
слёзы с глаз её вытирал.
Милость к ней свою умолял.
Вот она, сидит в деревне летом,
в легком платье, на берегу пруда,
как хорошо бы мне при этом,
наедине с ней оказаться до утра.
Уверен я, что жизнь моя пустынна,
но счастье появилось у меня.
Она прошла со мною рядом, мимо,
но оглянулась, меня к себе маня.
Я увидел её как-то днём
и сказал ей: «Ребёнок мой милый,
по одной дорожке идём.»
Я впереди шёл, она сзади уныло.
Мы встретились в точке опять,
улыбкой минуя нашу беду,
но я не посмел ей сказать,
что так долго её только жду.
Однажды, о ней я многое узнал,
когда встретил на своем пути.
«Я был неправ.» И я ей сказал.
Она ушла, так и не подав руки.
Молчала одинокая душа во мне.
Я доверился Богу. Он безмятежный,
дыханием неба и растений на земле.
Наш союз не стал неизбежным.
Не стану думать только лишь о ней,
смерть победит, она нагрянет,
невеста рождена, чтоб быть моей,
но никогда, так и женой не станет.

В Тюильри
Aux Tuileries

Заставьте плакать родных детей,
эти малыши станут джентльменами.
Кто-то позже придёт к своей мечте
и раскрыв глаза, увидит великолепие.
Им понравится, как молитва звучит,
они чувствуют себя лучше намного,
они едва ли смогут различить,
очарование колокольного звона.
Вы сможете ощутить солнца тепло
и ваши кудри в лучах засияют,
как золото сверкнёт рыжее волокно,
словно львята на лужайке играют.
Вы не догадаетесь, что это игра,
когда вам руки опрокинут на шею,
будет смех равнодушный со зла.
Вы ему вред нанесёте этой затеей.
Вы подумали, что это игра,
подставляя лоб под лобызание.
Его губы важней, чем щека.
Благодать порождает страдание.

Март
Mars

В марте, когда закончится зима,
в деревне возрождается земля,
как после болезни выглядит она
и первая улыбка от неё твоя.
Когда холодная лазурь меняет цвет,
к востоку грунт слегка заснежен,
иней покрывает белизной рассвет,
а полдень скрывает свою свежесть.
Вновь тёплый воздух воду растворяет,
что превратилась в тонкий мрамор
и как-только лист из почки вылезает,
он дышит для себя зелёным паром.
Вот женщина становится милее,
как откровенность прожитого дня
и пробуждается любовь нежнее,
чья скромность обновляется маня.
Я не должен всё это пропустить,
редких дней полёта умилений,
кто утром хочет даму полюбить,
он молодым себя считает без сомнений.
Но с грустью чувствую года,
как сова, когда рассвет подходит,
закрывает свои полночные глаза,
от света, что для её предвестник боли.
Выходя из долгой, зимней спячки,
я сонные глаза открыть готов,
а природа дарит мне болячки
из неясных, тщетных снов.

Полдень в деревне
Midi au village

Стая не пасётся и не бродит,
пастух лежит рядом, отдыхает.
Пыль не шелохнётся на дороге,
извозчик коней  себе погоняет.
В кузнице мирно спит кузнец,
каменщик на скамейке уснул.
Мясник храпит нажравшись в конец,
руки от крови чужой не отмыл.
Оса гуляет по краешку чашки,
челюсть её между лап влачится.
На пихте орех кедровый в шишках.
Собаке тоже вкусное снится.
Прачки балаболят, как сватьи,
бесшумно полощут бельё,
принесли цветные лохмотья
и до белизны доводят его.
Надзиратель смотрит в оба
за движением на дворе,
ученики, как шумные пчелы,
жалобно суетятся везде.
Ветер горячий в поле,
созрела в колосьях пшеница
и мухи летают роем,
с лучами яркого солнца.
Неподвижно перед дверями
узкий порог торчит из камня,
бабки кажутся мотыльками,
пальцами копаясь в прялке.
В полдень из окна воочию,
шёпотом влюблённо глядят,
более свободно, чем ночью
любовники, которые не спят.

От сердца
Sursum corda

Если все звезды вселенной,
обманут наблюдателя взгляд,
блестеть перестанут мгновенно
и уйдут в ночной звездопад.
Или флот, утонет в крушении,
а большие и маленькие дома,
медленно исчезнут в стихии,
там, где бесконечная глубина.
Упасть в пропасть возможно
и зажечь небосклон,
возвышенный и роскошный,
словно земной поклон.
Лучше с пользой на том свете,
на бесконечности всех зарниц,
стряхнуть человеческий пепел,
с покоящихся в глубине гробниц.
Прах сердец не исчислить,
он захоронен, но тлеет всегда,
где неизменным в смерти,
бессмертной остаётся душа.
Подземельные недра,
умершие сердца поглотившие,
накопили сокровища
судеб, тысячи лет хоронившие.
Сколько в могильной тьме
невидимых спят лучей!
Какое сидерическое семя
в звездной пыли страстей?
Что там, за небесным сводом,
издыхает древнейшее солнце.
Постоянно извергая в полдень,
гениальные вспышки сердца.
Подарите многолюдные ночи
и звёздные бриллианты мечтам.
Отдайте туманности прочие
любящим вас сердцам.
Самые одинокие звезды,
разбросанные в темной лазури,
словно сердца одержимые,
для глубокой и уверенной сути.
Проложи к ним свой путь,
он станет молочным потоком,
безмятежная радость и грусть
оживит их жизненным соком.
Весь поток своих мыслей
к древней Венере воззри,
звездную пыль очистит,
огонь сердец изнутри.
Сердца готовы к отражению атак,
на прочность и протест привиты.
Реформирует иммунитет зодиак
там, где титаны были разбиты.
Ты, наконец песчинка забвенная,
паришь во множестве мертвым,
если что-то и есть нетленное,
то мерцает незыблемо прошлым.
Пусть щедрая торжествует звезда!
Из моего пепла, пусть просыпается!
Не выключай из юности года!
Солнце самое, самое ясное!
Древнее пламя стало жарким,
Сириус победитель ночей.
Сделай его более ярким,
от имени сердец всех людей.

В альбоме
Sur un album

Эта страница белой была.
Лучше не видеть её открытой,
самые невинные слова,
на ней оставались скрытой.
Зря писал на ней и тем паче,
так и была бы белой, я это знал,
если один улыбается, или плачет,
то это друг, о котором мечтал.
Строфы продиктованные словами,
не вызывали у меня слезы,
а страница под теми же стихами,
не теряла своей белизны.
Странная фантазия,
хотел на этой бумаге
распять поэзию,
как цветок в гербарии.
Она осталась жертвой приюта,
раскрытой перед вашими глазами,
из того, что из близкого дебюта,
стихи давно написаны руками.
Ваш прогресс меня очаровал,
для удовольствия я вам рифмовал,
а вместо лилий просто написал,
в вашем альбоме, для вас мадригал.

Чистилище
Une damnee

Кузница чёрный шум извергает.
Чудовищно грубая, резкая пила,
лениво двигает и злобно кусает,
беспощадные губы злого огня.
Стон в пещере, где дни, как вечер,
а ночи словно в огне покраснели,
кажется, что образ Данте вечен,
но отчаяние вечно таит сомнение.
Это ад, там послушная Сила.
Какой враг противится мне?
Ты в хаосе, женщина спросила,
я видел, как она пылала в огне.
Он был смелей, и знал все секреты.
Идите в бесконечность и отдохните.

Слеза
Une larme

В твоих глазах безликий манекен,
тени бровей удлиняют сегмент,
добрый взгляд предвестник измен,
почерневший от ресниц пигмент.
Трудная женская доля на свете,
томный макияж не создаёт триумф,
когда под веко лазурь нанесёте,
взгляд не украсить, он отражает ум.
Легко завесить настоящие глаза,
вуаль пленит, скрывая красоту очей,
у каждого взгляда есть своя цена,
даже если он опустевший и ничей.
Вдруг вы решили кого-то презирать,
спасти его, достаточно и сожалеть.
Если душа уже не может выбирать,
то лилия вас сможет обогреть.
В молодости мы зря обо всём мечтали,
смеялись и делали всё. Слава Богу!
Добродетель в своей душе исцеляли,
щедро сходили с ума понемногу.
Вы уверены, что нанесённый макияж,
выдержит, когда скользит слеза?
Как утром проснётся этот камуфляж?
Плачут только безупречные глаза.
Все слёзы ангельские или грешные!
Во всех глазах есть белая вода и соль.
Волна чиста, это смесь небесная,
только из сердца исходит солёная боль.
Смотри любимая, вот одна из красавиц,
Бог наградил её слезой, помолись.
Если есть хоть один рыдающий старец,
вы можете отмыть свои веки и жизнь.

Моей сестре
A ma coeur

Те стихи, что написал тебе,
искушают посторонний глаз.
Триумф над другом подарил себе,
предав его доверие в тот раз.
Я рассказал тебе, кого любил,
ты имя первой узнала без труда.
Мой друг не умер и остался мил,
в моих глазах, как яркая звезда.
Да, молодые люди одержимы,
их энтузиазм ни как не угасает.
С годами повреждаются колени,
мы жить хотим, а время истекает.
Казалось, я забыл про первую любовь
и были строфы написаны поэтом,
но чувствую её немую спину вновь,
а каждая слеза напоминает мне об этом.

Всё, или ничего
Tout ou Rien

От двух соблазнов неймется,
пух розы и волос нательной рубашки.
Роза никогда и нигде не мнётся,
а шерсть кусает и рождает мурашки.
Паузы разжигают мучения рока,
малая беда есть страшная пытка,
когда он идет во время восторга,
несчастья лучше вранья избытка.
Нетленный пост, или угарный пир!
Ужас перенесённых последствий,
от изнурённой любви, пошлых игр,
оставляет золу тлеющих бедствий.
Недружелюбный поцелуй девицы,
есть месть моим губам от жрицы?

Тишина в ночном лесу
Silence et nuit des bois

Тишина больше, чем одна ночь при луне,
от того одиночество и хранит свою тайну.
В лесу есть способы молчать наедине,
стать невидимым, будто сон случайный.
Мы чуем шум души в тишине,
как свет скользит тёмной ночкой,
тайна оживает в глубоком сне,
воспоминания заполняют строчки.
Ночь рождает рассвет на лицах,
мысли в ритме строф летят вереницей,
молчание крылато, как спящая птица.
Сердца в лесу раскрывают все их желания,
ночь углубляет взгляд на доступ признания,
а любви сопутствует одно лишь молчание.

Мужская гордость
Fort en theme

Помнишь было время,
в детстве на шее ты сидел.
Как оценить такое бремя?
Кто воспитать тебя сумел?
Шли года и не заметно было нас,
когда в короткой, школьной одежде,
мы каждое утро бежали в класс,
нас за руку мамы держали с надеждой.
Дальше в губы уже целовался,
подростком стал, уже без опеки,
ласку и нежность к себе дождался,
не у куклы, а в её сердце навеки.
Высший идеал таким и должен быть,
как моё неслыханное счастье,
быть любимым и женщину любить,
но умереть достойно с честью.
Сорвать от кого-то уважение,
под клещами палачей,
есть великодушное мучение,
как детский героизм ночей.
Если ребёнок стеснительным стал,
он может только вздыхать,
а бесстрашным быть перестал,
слишком скромным, чтобы летать.
Я, любящий королеву, страница
и у меня нет других амбиций,
чтоб на арене знали все лица,
что перчатку я брошу за львицу.
Однако, мудрая леди сможет уйти
и не позволит, чтоб перчатки бросали.
Один однажды, на моем пути,
так удирал, что аж пятки сверкали.
Был случай и в моей в судьбе,
я переживал, как уйти, забыться.
Уже перчатка лежала на земле,
мне просто надо было наклониться.
Это было в колледже,
не лев был на моем пути,
смелость приказала мне
и я готов был на подвиги идти.
Я был благодарен глупому несчастью,
на вызов той потерянной перчатки,
не знаю, кто это сделал в нашем классе.
Мадам, кто поднял перчатку без оглядки?

Измена
Trahison

Я пробудился от любви случайной,
вокруг нет места в гнезде другим,
так был напуган скрытой тайной,
которая не снилась даже слепым.
В любви и вере правда в глаз и в бровь,
не поверишь настоящим слезам,
дружба лечит раны и охраняет любовь.
Мужик резво открывает сезам.
Он ощущает все оскорбления,
отрицая, что чувствует боль
и мирится с таким отношением,
но обида сохраняет в памяти зло.
Придётся лучи солнца и Луны терпеть,
в памяти страх сильнее, чем смерть.

Когда для вас часы идут
Quand les heures pour vous

Если часы продлевают сон чудесный,
меняется полёт на небесах,
веки качаются в бездействии небесном,
дрожа в полузакрытых глазах.
Они у подножия толпились,
толкаясь на возраст невзирая,
впервые рассвету удивились,
сбиваясь с ног толпой пробегая.
Рабы быстро жизнью могут насладиться,
мы умираем, дав морщинам возродиться,
свой облик красотой заставляем проявиться,
когда в искусстве позволяем отразиться.
Вы смотритесь на полотне совсем изящно,
наброски, как шедевр и выглядят прекрасно.

Без жалости
Ne nous plaignons pas

Не жалуйся на муки и отчаяния,
нет верной любви без покаяния.
Захочешь склонить счастье, оно угасает,
будешь чувствовать, как цветок увядает.
Оглянись вокруг, кто плакал иногда,
говорят другому, что счастливы всегда,
но они нарушают тайну преданности
и ведут свою любовь к бесконечности.
Они счастливы, но без кайфа проводят ночь,
в глазах нет страсти, что нельзя превозмочь.
Уже без волнения, они целуются в уста,
без содрогания смешивают свои тела.
Они счастливы не на одно мгновение
и не чувствуют ожогов от угнетения,
между ними полная чистосердечность,
не меняются их взгляды и внешность!
Они уверены, что счастливы и вместе,
под одной крышей и на одном месте.
Они не чувствуют на себе тайный взгляд,
они счастливы и про это всем говорят.

В изгнании
In exil

Как жаль того, кого изгнали с места,
где он любил и были с ним в любви,
но если женщина была с ним вместе,
они как будто вместе с родиной ушли.
Нашли свой новый уголок родной страны
и в свете глаз, что улыбались им,
в полях, где девственности были лишены,
там распустились лили для них.
Новое небо и климат другой
следовали с ними в душе,
солнца закат становился иной,
а ночь в своём неглиже.
Их не жаль, ничего они не потеряли,
идут себе с восхищёнными глазами.
Живая память вернулась без печали,
землёй, семьёй, любимыми сердцами.
Мне жалко тех, кого изгнали с места.
Ведь на родной земле они все обитали,
но больше жаль того, кто там остался,
оплакивать могилы с цветами, что завяли.
Они всегда находят убежище под зонтом,
им необходимо для любви жильё.
Одиночество им не грозит за горизонтом,
изгнание есть худшее дерьмо.
Ни небо, ни воздух и девственная лилия,
ни исцеляющая боль земли отца,
а любовь к родной земле и есть идиллия,
что объединяет удалённые сердца.

Обет
Voeu

Я вижу, как люди тут живут, растут,
на злобной от чумы земле.
Меня обыденные мысли не влекут,
я целомудренный пишу обет.
Я стать хозяином хочу, не по принуждению,
не насильно, а инстинктивно из сострадания,
в невидимом потоке обречённых на рождение,
благодарю того, кто дал мне право назидания.
Останьтесь в империи реальности.
Самый любимый сын, который не родится!
Лучше быть живым и в недоступности.
Трудно выйти из тени, где всё это снится.
Вербовщик огорчается от ревности.
Любовь творит потомство, продолжая род.
Клянусь вырвать жертву из несчастья,
чтоб сердце не трогал какой-нибудь урод.
Кто детство своё не может вспомнить,
он без отчаяния, в нём нет слезы.
Здравый смысл не обидеть и не осудить,
как сына, который выглядит как вы.
Кто не достиг триумф в семнадцать
и жаждал утолить желания потом,
он не позволит таланту возрождаться,
искать себя в своих потомках!
Ненависть к белому хлебу и народу,
несёт страдания другим.
На банкетах много разного сброда,
не возвышайтесь перед ним.

Завещая недобросовестную плоть,
воодушевляй себя надеждой.
Ощути рассвет, когда угаснет ночь,
воспринимай по цвету кожи безмятежно.
Поверь, твой век промчится без сражений,
очистится земля и наступит прозрение в народе.
Пусть урожай обеспечит много поколений,
так, чтоб его плоды созрели на свободе!
Я позабочусь о жертвах той войны,
неважно кто победил, мне жаль бойцов.
Меня не тронут великодушные мечты,
увижу слезы матерей, услышу крик отцов.
Победа, жертвы, заложены в манере жлобство,
ведь справедливость найдут, как неизбежность.
Пусть в моем сердце живёт всегда потомство
и никогда страдания им не заменят нежность.
Пусть мать твоя опять останется девицей,
тебя из девственной плевы зачнёт изначально,
без страдания, как лилия, чтобы раскрыться,
родит для испытания твоей судьбы фатально.
Ее красотой, что сделала меня, я не владею,
мои глаза не видели подобного такого тела.
Я скромно несу гордость за её идею
того, кто вылепил меня, как мать хотела.
Я постараюсь сохранить свой род,
жестокость из судьбы хочу стереть.
Без объятий отсутствует любовь,
будет траур и будет только смерть!

Гермафродит
Hermaphrodite

У него была тщеславная душа, как у матери
и холодный взгляд от бога, покровителя магии.
Он странствовал беззаботным и надменным,
на купании в него нимфа влюбилась мгновенно.
Юношу Гермеса и Афродиты увидала Салмакида.
Он полюбил её. Боги соединили их грешные тела.
Они слились в двуполое существо на острове Ида.
Её тело проникло в него и осталось в нём навсегда.
Его спутники испытывали удивление и страх,
узнавшие в этом уникальном существе обоих,
словно сфинкса, потерянного в горах,
спасались от этой двойной фауны и паранойи.
У странного юноши, сладострастие было утеряно,
хотя он клялся с дрожащим голосом уверенно.
В мерзком смешении жили любовь и презрение,
а смутная улыбка выражала картину сомнения.
Его грудь не имела ни молока, ни пламени.
Он позировал и показывал двойной срам.
В сердце мужчины пело сердце женщины,
как птицы, залетевшей в пустынный храм.
О, страшный символ теневых сплетений,
один из двух лишён своих значений,
без взгляда и губ прикосновений,
страданий нет от поцелуя и влечений!

Осуждение
Damnation

Воскресенье, в гостиной Pell-Mell свободно,
буржуа имели странное увлечение, обряд.
Приезжие на ярмарку искусств ежегодно,
тщетно развлекали свой сонный взгляд.
Перед зрелищем они еле шевелились,
неизвестный художник был вульгарным.
Зияющий рот, пустой глаз, везде ценились,
как блеющий баран, остаётся бездарным.
Был там однако, человек и с умным лбом,
под пальто у него отсутствовал наряд.
Стоял в углу сада, держа руки крестом,
исправляя чей-то болезненный взгляд.
У мраморных цветников стоял несчастный,
чувствуя его раны больше, чем густая тень.
Из-за его болезни он выглядел ужасно,
но продолжал обрабатывать долотом мишень.
У него были голубые мечты о скульптуре,
но бедность наложила холодную пелену,
на его надежду и высокий идеал в натуре,
другие конкуренты ловили свою волну.
Ему было всё равно, сравнялся бы он с ними?
Таланты, которых слава провоцирует и утешает,
с умом рождённый и с искусными руками,
жалеют тех, кто тобой восхищался и страдает.
Он любил искусство и оставался гордым,
не следовал за списком славных имён,
он не считал себя раненым или мертвым,
чтобы пошлые узнали, как дух его силен.
В безмятежных странах он был в гармонии,
плыл под гениальным ветром полных парусов,
падал да и снова витал в стадии агонии,
на проклятом пути художников и мастеров.

Он вызывал восторг, как профи,
умело шлифовал гладкую грудь
и целомудренной лаской его рук,
создавал нечеловеческий профиль.
Прессовал странную маску, эскиз,
никто не мог так сделать левую грудь.
Дрожь сердца, гордость и лёгкая грусть,
в игре побеждал творческий сюрприз.
Он убил в себе художника простодушно,
после пьянства наступает час похмелья,
у кого невеста в основном сидят на мели
и не думают всё время о хлебе насущном.
Его дети один другого бледней,
руки их отца занимают блоки,
проклиная глину в ее бесплодии,
думая о плодородном навозе полей.
Бесплодная работа делает его бесцельным.
Сарказм критиков и оппонентов,
зависть, презрение конкурентов,
впитывает зло и сердце остаётся цельным!
Читай в глазах любимой женщины новости.
Её упреки когда чувствуешь богохульство,
узнаёшь, что ты сумасшедший без чувства.
Человек игнорирует свои обязанности!
Он сбежал из мастерской, искал покаяние,
не считая деньги в задней части тамбура,
его кулак был создан для гордого мрамора.
Посмотрите его фигуры на расстоянии.
Даже если бы он мог свою жизнь остановить,
превратив своё сердце в пепельное тление
и мертвым лечь в своей могиле забвения,
то огонь в его душе нельзя захоронить.

Он вдохновенно творил из камня статую,
оживлял её, или она убивала его.
В его пальцах жило призвание того,
что принимало во снах форму иную.
Эта форма пульсировала идеально.
«Вы видели и не выполнили моего желания!»
В его час приходит фатальное раскаяние
и уже на прилавке служит пьедесталом.
Это она! Венера, печальная в своей обители.
Кто здесь бывал красивым и добрым,
обучался и был благородным,
ощущал ревнивый взгляд его ценителей!
Она торжествовала! Ему рукоплескала вселенная.
Он поднимался и чувствовал себя богом,
с дрожью лавров на лбу, как человек немного.
Экстаз исчезал, наступал момент пробуждения.
Потом глубокое падение, кто его измерил?
Внезапно, из его безжалостного взгляда,
сыпалась бесконечная степень звездопада.
Как мало он видел себя гигантом, но верил.
Он плакал. Они уединялись с женой вдвоём.
Она видела его слабым и вела себя, как его мать.
Говорила с ним, держала за руку, не давала страдать,
прикладывала его к себе, но он стоял на своём.
Уже месяц он был бледным, его терзала тоска.
Его личина по банальным причинам сомнений,
раздражала жало его божественных мучений
и отрывала его от идеала, как пьяницу от вина.

Что происходит
Ce qui dure

В настоящем много грустного.
О мой друг, всё это вокруг нас.
Как мало осталось от прошлого
и тех, кто изменяются сейчас.
Без зависти не смотрим мы на вас,
ваш взгляд с двадцатилетним блеском,
а сколько уже безжизненных глаз,
видевших, как вырастало наследство.
Молодые часов не наблюдают
но что-то остаётся для себя.
Время ничего не возвращает!
Я люблю всем сердцем тебя.
Оно не предает, не изменяет,
с тех пор, как родился ребёнок,
безгрешно оно и страдает
тем, что мама дала с пелёнок.
Моё сердце лишь для одной любви,
в нём нет места для другой.
Я люблю тебя всем существом внутри,
до самой смерти гробовой.
И, если можно пережить ту смерть,
пусть ничего не гибнет, я люблю тебя.
Я лучший из преданных людей. Поверь!
С тобой останусь навсегда, бессмертен я.

Отречение от
Abdication

Я хотел бы оставаться на этой земле,
королевским наследником отцов,
чьё величие молчит наедине,
как все права истцов.
Из этих Азиатско-Африканских королей,
Монархи держат жестко всю страну,
где мастера, без помысла идей,
все еще повинуются ему.
Я завёл бы там себе кумира
и ему безусловно преклонялся.
Большинство всего живого мира,
как колосья на ветру клонятся.
Я развёл бы там тысячи пород
и даже оленей племенных не мало,
чтобы голод не ощущал народ
и вина в подвалах всем хватало.
В конюшнях скакали бы лошадки,
всюду камердинеры порядок содержали,
мрамор, гобелены, канделябры
и вазы золотые, полные моих желаний.

Всех неверных я просто бы пленил,
пусть у ног моих красиво плачут,
гордым я бы головы срубил,
за унижение не поступлю иначе.
Я бы владел всем миром без войны,
кругом огромная моя империя была,
всё безопасно под сводом тишины,
законно власть приветствует меня.
Так что же Господи, благослови!
Призывая народ, мой двор, себя,
с рабской помощью иду впереди,
в полном здравии, средь бела дня.
С высшим цинизмом, что наступает,
я бы сломал себе колено,
как ребенок игрушку ломает.
Скипетр с диадемой.
С моих разбитых плеч,
срывая королевское пальто,
чтоб собравшихся увлечь,
я бы сбросил это бремя давно.

Лишённому наследства, или просто бомжу,
я оставил бы сокровища свои, как сыну
и торопясь, стремился убежать наружу,
словно поток, разрушивший плотину.
Я перестал бы сандали крепить,
снял ошейники с заключенных, поверьте
и сделал родину только для них,
самым известным местом для смерти.
Я бы сдался войскам своим
и всё золото подарил сполна,
тогда и службу свою прекратил
и сам себе налил бы вина.
В моих парках, амбарах, чердаках,
над пропастью, над сеткой и стеной,
я забуду о всех своих рабах
и голубем вспорхну над синевой.
Я свой гарем готов весь распустить,
чтобы девчат и вдов домой вернуть,
другое поколение совсем родить,
что ни один тиран не смог бы сокрушить.

Иные, кто утратил священную веру
под страхом смерти агрессора,
продолжают служить примерно,
в согласии с мирным процессом.
Справедливость в вашем дворце,
где каждый мужчина при встрече
поднимает руку и на своём лице,
чувствует достоинства человека.
Я тот, который даже не смущен,
свободой согласно договору
и я не дуб, и не был тростником,
не поддаюсь ни злу, ни приговору.
Я собираюсь закончить свою жизнь
среди морей, под синевой небесной,
на тихом острове, где сонный бриз,
там почва безопасна и чудесна.
На острове, где не был человек
и не был брошен якорь кораблей,
там можем встретить мы рассвет
и водную гладь без признаков огней.
В этом чудном оазисе земли,
вдали от холода и вестей гонца.
Я позову его для искренней любви,
чтобы наши встретились сердца.
Лианы пусть гирлянды нам совьют,
как символ любви и вечной красоты.
Мы вместе сможем обняться и заснуть,
для нас раскроются огромные цветы.

Огюсту Браше
A Auguste Brachet

Дружище, страсть в произношении слов,
мы изучаем строго, не по велению слуха,
а по грамматике распространений звука,
исследованных вами на протяжении веков.
Вы знаете, как голос управляет частью речи
и как фиксирует вибрацию звучания.
Я, наслаждаюсь этой вашей тайной,
язык на пальцах познаю без противоречий.
Невольно, фонетика по вашему закону,
даёт мне мысли, словам стихосложение.
Секрет поэзии даёт искусство притяжения
и наше творчество не может по другому.
Дай мне метод дисциплины пчёл и их манеры,
я мёд вам соберу для удовольствия, без меры.

Агония
L’Agonie

Ты мне помочь должна в моей агонии,
        не говори мне больше ничего.
Заставь услышать лишь твою гармонию
        и я умру, мне будет всё равно.
Музыка вдохновит и расслабит,
        пусть вещи лежат внизу.
Скажи мне боль, что заставит,
        выгнать из глаза слезу.
Мне жесть твоих слов не внять
        в них только безумство.
Проще музыку чью-то понять
        в ней есть все чувства.
Мелодия живущая внутри души
        без трудностей поверьте,
ведёт меня от бреда до мечты
        и от мечты до смерти.
Освободи меня от агонии,
        не говори ничего похожего,
для облегчения дай гармонии
         и я сделаю всё возможное.
Ты будоражишь мою бедную сестру,
         как вожак словами.
Доносит воздух монотонный звук,
         рваными голосами.
Найди себе соломенный коттедж
         и там живи так долго,
а я в другом мире, уже не жилец,
         лет двадцать, так много.
Оставьте нас вдвоем наедине,
         наши сердца соединятся наяву,
она будет петь дрожащим голосом мне
         и руку приставит ко лбу.
Я почувствую её в последний раз,
         как сердце её раскололось,
чтобы не думать, что я умер сейчас,
         будто ребёнок родился снова.
Ты мне помочь должна в моей агонии,
         не говори мне больше ничего.
Заставь услышать лишь твою гармонию
         и я умру мне будет всё равно.

Крылья
Les Ailes

Великие небеса, вы помните, как в детстве,
я попросил у вас безрассудно два крыла.
Жадность неудержимый порок и вечный,
желание не изменило статус торжества.
Было чистое небо, я тосковал по встрече
и чувствовал, что помираю в духоте.
Была твоя вина, позвав меня в тот вечер,
ты птицей улетела, исчезнув в вышине.
Я побежден и заявляю прямо,
тебе нет места у меня в душе.
Не мсти за верность без обмана.
Архангел я, парю с весельем,
с двумя гигантскими крылами,
не замечая плохого настроения.

Сомнение
Doute

Истина покоится на дне провала,
многие бегут от туда прочь,
но я рискнул, любовь околдовала,
её я посетил на ту же ночь.
Я пробирался тернистыми путями
и сделал это быстро без задержки,
изнеможённый, с разбитыми руками,
не видя ничего, не получив поддержки.
Она вся там, я чувствую её дыхание,
словно маятник, в котором чья-то сила,
туда, сюда, хожу, смотрю на тень колыхание,
взять бы незримую нить, что меня манила.
Вернусь ли я к веселью, что искушает вечность?
Иль буду напрягать свой разум бесконечно?

Данаиды
Les Danaides

Они носили амфор на своём бедре,
Каллидия, Амимон, Агаве, Теано
и были рабынями в тяжком труде,
таская воду из скважины до чана.
Грубая работа надрывала их плечи,
ослабевшие руки уставали от бремени,
поливая песчаник и днем, и ночью.
Жажда вытягивала из них силы во времени.
Они падали, иссохшая пустота пугала их сердца,
но младшая из сестёр держалась до самого конца.
Она пела и её настойчивость вдохновляла их.
Эта работа стала судьбой иллюзий, это - наш миф.
Молодые всегда имеют надежду не унывать
и говорят: «Сестры мои, давайте заново начинать!»

Спиноза
Un Bonhomme

Он был человеком с плохим здоровьем,
из-за того, что линзы для очков полировал.
Мир был потрясён, в каких он ясных формах,
сущность Бога в своём трактате описал.
Его мудрость показала простоту,
раскрыв древнейшую о Боге чепуху
и о свободе в наших смертях,
находящихся в церковных сетях.
Поклонник Священного Писания и Торы,
он не хотел видеть Бога против природы,
о чём яростно выступала синагога.
Вдали от этого, полируя линзы телескопа,
помогал астрономам подтверждать прогнозы.
Он был нежным человеком, Барух де Спиноза.

До сих пор
De loin

Они мечтали о новом и чистом счастье каждый,
влюблённые пары используют мгновение однажды,
а у пострадавших поцелуи без улыбки и плача,
их нежность в гробнице хранит неудачу.
Удовлетворённый взгляд устаёт от прекрасного,
любая клятва заставляет подчиниться несчастного,
как только весна, одни любовью клянутся,
другие уходят, пытаясь отвернуться.
Я принимаю от жизни мучения,
моя верная дань - молчание,
усталость в моем сердце не вечная,
моё уважение, как завеса на твою красоту,
я люблю без желания, как мы любим звезду,
с чувством, что она бесконечная.

Тело и душа
Corps et Ames

Счастливые губы плоти,
твоим поцелуям отвечают,
полным вздохом груди
и душу они не смущают.
Счастливых сердец полёт
можно слышать в биение пульса.
Нежность рук и любви оплот,
обнимают тела и чувства.
Пальцы тоже прикасаются к счастью.
Глаза только видят счастливое тело,
у них свой мир, когда спать ложатся
и нет ничего, когда всё омертвело.
Жаль наши души лишь в том,
что друг друга они не касаясь,
пылают, как за толстым стеклом,
вечным пламенем не угасая.
В тюрьмах их непрозрачных,
кажется, что эти огоньки
чувствуют себя прекрасно
и от жизни они далеки.
Говорят, что они бессмертная стая,
лучше бы они жили один час, но с болью
объединились в единое пламя
и тушили бы себя утомленной любовью.

Последнее одиночество
Derniere Solitude

В этом огромном маскараде людского потока,
никто не передвигается так, как хотят этого сами.
Все желают раскрыть засекреченные слова пророка.
Лица - ничто иное, как маски с научными чертами.
Однажды тело поведёт себя, как неверный служитель,
не поддерживай его, если оно от души удалилось,
внезапно попадая в зловещий покой и обитель,
не участвуй, не наблюдай за всем, что случилось.
Затем темный рой скрытых мотивов ненароком,
может подавить силу воли ваших забот,
взлетит и будет парить над лбом чёрным облаком,
где скрыта истина и мотивы ваших хлопот.
Сердечный приступ искажает морщины лица,
не следует путать с линиями на наших улыбках,
глаза не могут удерживать взгляд без конца,
то, что не было сказано, написано на губах.
Пришло время признаний. Невинный труп,
бездыханно, теряет разумный облик
и человек не похожий на самого себя вдруг,
становится неузнаваемым для близких.
Весёлый смех наводит на грусть и расслабляет,
иногда самые серьезные - смешные на глазах.
Смерть всегда неожиданно каждого настигает,
а откровенность мертвых, порождает страх.

Ущерб любви
Declin d’amour

Уже заморозки осенней поры,
по краям озера ветра порывы,
качаясь над рябью холодной воды,
шелестят печально ветви ивы.
Ива: «Устала я и листва моя опала,
превращаясь быстро в кусочки льда.
Верная сестра моей могилкой стала
и так до весны пока не растает вода.»
Желтый лист скользит по воде с испугом.
Она говорит: «О, мой бледный любовник,
да не падайте так быстро друг за другом,
ведь каждый из вас уже точно покойник.»
«Этот поцелуй принёс мне такую боль,
уверяю вас, больше чем тяжелое весло.
Волнение от него, словно в ране соль,
все глубже проникает, как назло.»
«Это начало, затем все по кругу, на месте,
с трепетом всё множится и возрастает.
Нет границ, все чувствуют себя вместе,
как-будто стоя на ногах они рыдают.
«Пусть продолжается этот долгий трепет!
Зачем мучить меня понемногу до покаяния?
Любовник сразу должен отдать весь свой лепет
и тогда прощальный поцелуй. До свидания!»

Цветок Силен
Silene

Когда в полдень спустишься на равнину,
видно золотые стрелы на склоне холма,
идите в лес и наслаждайтесь свежестью сна.
Пока старый Силен доживает свою годину.
Однако хозяйский осёл спешит в долину,
наступая копытом на мохнатые почки,
медленно идет, подавляя источник
туда, где эхо не беспокоит его гордыню.
Оба мечтают о прохладе и свежести,
они в тени на лужайке улеглись для сна,
только видно лысину и длинные уши осла,
покачивающиеся на тёплом воздухе.

Из глубины леса под пьяный зов,
Нимфы манят их в лесной кров,
чтоб восстановить примятый покров,
развязывая узлы непобежденных цветов.
Под смех и танцы, весёлые звуки,
ноги вытаптывают волосатые цветки,
но они поднимаются, протягивая руки,
их шелест походит на журчание воды.
Силен среди всяких очаровательных поз,
беззаботных и ослепительных цветов,
кажется золотым парашютом на фоне роз,
он оживляет своим духом даже мертвецов.

Венера
Les Venus

Я в Лувре был средь дня,
когда вчера туда зашёл,
Венера встретила меня,
я стройностью её был изумлён.
Заключенное в мрамор божество
подаёт изумительный взгляд,
в королевском дворце без всего
демонстрирует женский наряд.
Я был восхищён,
её красотой
и опьянен,
своей мечтой.
Я удивился реальной белизне,
и что прекрасное забыто,
на ней юбка оборвана совсем
и то место платком прикрыто.
Волосы с её головы,
беспорядочно завивались кругом,
словно гребни морской волны,
отражались на глади морском.
Кончик пальца её почернел
от уколов иглы или жала,
взгляд её постепенно слабел,
ведь девушка ещё не рожала.
Увы, нет у нас ни огня ни крова,
чтоб умолять на уличных углах.
Она сделана рукой от Бога,
для статуй есть Дворцы в шелках.
Их красоте не будет Храма,
они торговали телом без сознания.
Скульптура с мертвыми глазами
достойна только созерцания.
Скупо спорить о хлебе насущном
она создана под небесами.
Лувр создан для каменных женщин,
а живые женщины умирают сами.

Одинокий
Seul

Счастье следует за ним, смеётся,
без свидетелей несёт свои потоки.
Любовником, кто любит остаётся,
не говори с толпой, а только с одиноким.
Я слышу известный, короткий шаг
и чувствую розовый поцелуй момента,
еле заметный вздох в моих ушах
и шепот стихов совсем без акцента.
Какая песня чудная, воздушная,
её можно напевать снова и снова,
в ней любовь неповторимая.
Пусть счастье не имеет слова,
но тот, кого не любят
и кто не может никого поцеловать,
обнимает мертвую лютню.
Кто потревожит жизнь его опять?
Он в славе не находит забвение,
сердце его разрушено судьбою,
от глубокого уединения
и стремления к бесконечному покою.

Они рядом
Les voici

Я счастливый жених жду её и прячусь,
слежу за ней и бормочу себе под нос.
Это единственная забава, что несёт удачу.
-Ты меня не любишь. Вот в чем вопрос.
Вот мы идем обнявшись, я шепчу, что люблю,
мы собираем мятую сирень.
Ты помнишь, когда моя рука держала твою?
-Ты меня не любишь. Я для тебя тень.
Она краснела от счастья, меня бросало в дрожь,
сладкий сон успокоил нас внезапно.
Ты не помнишь, когда сомкнулась наша плоть.
-Ты меня не любишь. Мне всё понятно.
Я обнял её и произнёс: «Люблю тебя»!
Поднял на руки и уже не отпускал обратно.
Ты забыла дни, когда я говорил, что ты моя!
-Ты меня не любишь и от меня отвернулась.
О! Как я обожаю голубизну твоих глаз!
Она увидела меня в тени и улыбнулась.
Даже если не любишь меня, оглянись ещё раз.

Давным давно
Il y longtemps

Мы были одни, я держал её тёплую руку,
сердца в двадцать лет находят друг друга.
Я был околдован голубизной её глаз,
забыла блондинка короткий тот час?
Увы! Мы помним шорох своего дыхания
и нежный поцелуй любви признания,
похожи были мы на маргаритку в увядании,
от эфемерного обета и свидания.
Воспоминания в моей душе ютятся,
но не о всех могу я размышлять,
лишь сладкие черты о ней хранятся,
что заставляют порой меня рыдать
и памятью прощания наслаждаться,
с девственностью, что больше не обнять.

Лучший момент любви
Le meilleur moment des amours

Лучший момент любви -
не слова признания,
а когда сердце в тиши,
замирает в молчании.
Он наступает, когда разум
соединяет чувства сердец,
возбужденные экстазом,
хранящие таинства венец.
Он в восторге от нежности,
тёплой, дрожащей руки
и порывов внезапной ревности,
от непрочтенной нами строки.
Красота в молчаливых устах,
говорить очень много не скромно,
если сердце переживает, то на губах
оно шепчет, как розы в бутонах.
Единственное, в аромате волос,
кроется долгожданный ответ,
во время нежности удалось
раскрыть признания секрет.

Скорбь
Mal Ensevelie

Ушла возлюбленная в мир разлуки,
с ней попрощались в сей же час,
скрестив безжизненные руки.
Она навсегда ушла от нас.
Я увидел её холодный взгляд
и мертвую улыбку на прощание,
как анимированная тень её обряд,
был хуже всех моих воспоминаний.
За жизнь её мы так скорбели,
что я в бесконечных прощаниях угас.
Её в гробу захоронили,
так и не сомкнув ей веки глаз.

Гарем
Un serail

Имею я Гарем, как принц востока,
в нем все доступны для большой любви.
Я каждой дарю фантазию восторга,
но лишь последней все силы отдаю свои.
И так попеременно с каждой строго.
Мои дамы не те лукавые рабыни,
что на востоке нежатся истомно
и не продажные с улицы богини,
а девичий гарем без ласк влюблённых,
внутри меня живущий в сердцевине.
Не любят аромат в моём гареме,
в нём не звучат лирические темы,
песни приводят воздух в сотрясение.
Сжигаю юность я свою без сожаления,
ради любимых женских увлечений.
Охрана чёрная, подозревая бдит,
но выполняет все мои желания,
а ревность моя жестокая не спит
и словно ветром по душе разносит,
те имена, что мой разум произносит.

Смерть ребёнка
La malade

Это было ночью глубокой,
в самую длинную ночь декабря,
свеча угасала одиноко,
оставляя на стенах оттенки огня.
Занавеска белела в углу,
за ней не слышно дыхания,
свет дрожа беспокоил мглу,
оставляя блики мерцания.
И никто не мог это знать,
что ребёнок умирал в агонии,
утомленная его мать,
уснула, зажав уши ладонями.
Дверь приоткрыв осторожно,
братья зашли узнать как сестра
и чем ей помочь возможно,
но она уже оказалась мертва.
Они подумали, что она уснула,
глаза закрыв и сжав уста,
показалось, что она вздохнула,
но охладела при касании рука.
Великая тишина в кроватке,
не дрогнет на ней одеяло
и не шевелятся складки,
одинокая вечность настала.
"Неподвижно сонная мама сидит,
спокойно уснула, что будет?
Что делать? Лучше оставим мы их.
Пусть Боженька сам их разбудит!"
Они в кроватки вернулись кротко,
оглянуться спеша боялись,
вдруг им стало страшно и горько
и они от тоски разрыдались.

Идеальная мечта
Lideal

Полная луна на звездном небе,
словно душа мировая светит,
освещает землю очень бледно,
а я свою звезду мечтаю встретить.
Её наверно я не внемлю,
но чей то свет доходит к нам,
для нас спускается на землю,
пленить глаза к своим мечтам.
И вдруг, однажды на лоне небосвода,
она взойдёт красиво средь светил.
Пусть кто-нибудь, из человеческого рода,
расскажет ей, что я её любил.

Внутренний голос
Intus

Два голоса почти одновременно,
из глубины души с тревогой,
богохульствовали надменно,
воспевая любовь в Бога!
Христиане, атеисты, или иные,
мы знаем их непримиримую борьбу,
мои мучения становятся такими,
как жить меж двух идей в бреду.
Мозг спокойно сердцу говорит:
"Нет Великого Отца, сказать осмелюсь,
зло побеждает всюду и творит."
А сердце отвечает: "Я верю и надеюсь!"
"Мой брат, поверь немного,
любовь в надежду заложи,
бессмертна я и осязаю Бога."
А разум отвечает: "Докажи!"

Здесь на земле
Toujours

Здесь на земле сирени отмирают,
а песни птиц мгновенно умолкают.
Мне снится лето и я о нем мечтаю,
но тем не менее его я ожидаю.
Здесь на земле, касаясь губ,
не слышно поцелуев звук,
а я так нежности любви желаю
и тем не менее я это ожидаю.
Здесь на земле все люди плачут,
их дружба и любовь зависит от удачи,
а я, о соединении душ мечтаю
и тем не менее все это ожидаю.

Слеза
Roses

Я мечтаю, а бледная роса,
жемчужиной скользит бесшумно
и падает с ночного лепестка,
мне на руки с прохладой лунной.
От куда взялись дрожащие капли?
Это не дождь, вокруг ясное небо,
дело в том, что они ещё раньше,
уже были в воздухе повсеместно.
Откуда у нас появляются слёзы?
Ещё тревоги нет на небесах,
она пока в душе рождает грозы,
а уж потом появляется в глазах.
Нежность в наших душах обитает,
там вся боль намеренно дрожит,
и только счастье нам слезу ласкает,
кто плачет, тот слезами дорожит.

Разбитая ваза
Le vase brise

Ты вазу случайно когда-то задела,
в ней Вербена жила своим телом,
а трещина едва заметная на ней,
с тех пор осталась, уже много дней.
Неосторожность твоя давно забыта,
а вазы сущность полностью разбита.
Ушла из вазы по капельке вода,
внезапно подкралась к цветку беда.
Из вазы просочилась вся вода,
и сок цветочный закончился тогда,
но никто ещё о том не знает,
не трогайте цветок, пусть он страдает.
Часто руки людей любимых нам,
ранят сердце прикасаясь к вещам,
а остаётся на сердце лишь шрам,
так и гибнет цветок - любви бальзам.
Стоит он на виду, неповреждённый,
сухой и чувствует себя влюблённым,
но раной истекает тонкой и глубокой.
Не трогайте его, он - одинокий!

В цепях
Les Chaines

Мое несчастье, что я всех люблю и обожаю.
Я - раб цепей бессчётных отношений,
переходящих от души к вещам, что я желаю
и обратно в невидимый мой мир забвений.
И все меня влечёт и всем я восторгаюсь,
мерцания истины и чьи-то паруса,
я сердце с солнцем лучом соединяю,
а цепи звезд - моя душа на небесах.
Меня каденции приковывают к песне,
а бархат роз, пленяет красота,
я сосредоточен на твоей улыбке вечной,
цепь поцелуев мои заполнили уста.
Судьба моя, вся состоит из хрупких звеньев.
Я - пленник, множества цепей заворожённых,
при их малейшем шоке, вызывающих волнение,
я чувствую себя немного разлученным.

Ласточка
A Lhirondelle

Ты можешь лететь далеко,
в небесах не карабкаясь на вершины
и над долиной порхать высоко,
спускаясь и не падая в траву равнины.
Ты не можешь наклониться над ручьём,
где мы только опираясь на колени,
воду пили перед самым дождем,
зато облака недоступны нам в небе.
Ты улетаешь, когда розы завянут,
а вернёшься к весеннему гнезду,
свою верность всегда сохраняя,
в независимости к дому своему.
Как и ты, моя душа взлетает
и снова опускается к земле.
На крыльях мечта нас покидает
и кружит над меандрами везде.
Если у неё есть такие перелёты,
ей необходимо гнездо, чтобы жить.
У нее есть только две заботы,
свободно лететь и бесспорно любить.

Вальс
La Valse

В потоках шелка, свет отражается.
Бледные, тихие силуэты пар,
поворачиваются, тела наклоняются
к сияющему блеску зеркал.
Закрытых глаз кружение продолжается.
Движение вальса скрывает мотив
и вялое признание в любви.
Душа на крыльях мягко скользит,
стучит вечный пульс в крови
и постоянный возврат, четыре, три.
Молодость чувствует юношу всегда,
а девственница мечтает о любви.
Их губы постоянно повторяют раз и два,
и сладкие обещания, раз, два, три.
Но поцелуй не происходит никогда.
Устал оркестр, нет вальса, кончен бал,
затухли факелы, исчезла суета,
не беспокоят отражения и плач зеркал,
осталась в тишине лишь тьма
и память от ушедших пар.
Я думаю о скалах, что видел воочию,
там мчится зыбь и днем, и ночью,
и возвращается на мыс Бретань всё в том же виде,
как тот же вальс и тот же звук, как три, четыре.

На большой аллее
La Grande Allee

Это большая липовая аллея с двумя рядами,
дети даже днём не осмеливаются гулять там одни.
Густая листва обеспечивает широкую тень местами,
летом здесь прохладно так же, как и в зимние дни.
Мы знаем, как на свежем воздухе спать,
ни один траур не сможет тень сгущать.
Липы старые, а их свисающая листва
снаружи аккуратно подстрижена,
соответственно серыми формами.
Кора свисает со стволов лохмотьями,
кажется, будто руки тянутся друг к другу
и огромные канделябры глядят с испугу.
А сверху листья мечтают оказаться в ночи,
так как весь день их нагревают солнца лучи.
На твердом песке большой аллеи,
вряд ли вы услышите дождливым днём,
падающие одинокие капели,
когда зелёный купол поливают дождём.
В чаще деревьев внизу зеленеет садик,
изгибается под весом лозы виноградник
и рептилия в плюще озорная вьётся,
любовь в нашей памяти всегда остаётся,
как далёкое прошлое в наших сердцах,
зарубцевалось в ушибах и в синяках.
Вечерняя тайна каждый раз наступает
и вокруг бесстрастной статуи гуляет.
Дух памяти в этих местах сохраняется,
несмотря на возраст и последнее прощание,
влюблённые встречаются и обнимаются.
Два жгучих огня находят в любви признание.
Если души когда-то друг друга любили,
кого молодым богом называли в апреле,
из-под его беседки розы, цветы,
поднимаются к нему, как мертвецы.
Они ползут, не имея губ, их плоть мертва,
объединившись поцелуем в пустые уста.

*
ИОГАНН ГЁТЕ (1782-1832)
"JOHANN WOLFGANG von GOETHE"

НАСЛЕДИЕ
VERMACHTNIS

Ничего не исчезнет бесследно,
все имеет свое продолжение.
Счастье проходит мгновенно,
а бытие сохраняет значение
и движется по всей вселенной,
сохраняя живое наследие.
Правду нашли давно
и получили её благородно,
из старых истин о том,
что на орбите земля ежегодно,
совершает свой оборот,
вокруг солнца, а не наоборот.
Несомненно, сейчас вы внутри,
того центра, где можно найти,
без сомнений ту благородность,
которая всегда по вашему пути,
как независимая чья-то совесть,
готова за вами всё время идти.
Чувства, если вы их уже испытали,
не в том виде, как этого хотели бы,
когда ваш ум получил все детали,
видимые свежим взглядом из тьмы,
тогда и приходится быть послушным,
а внешний дар принимать насущным.
Наслаждайтесь благословением,
причина существует всегда,
сначала жизнь течёт счастливая,
разочарования приходят иногда.
Будущее потребует от вас активности,
чтобы оставаться в моменте вечности.
Вот, наконец, воздастся и вам,
проникнись этим чувством,
плодотворность, как истина,
ты воплощаешь её в искусство.
Все получится, несомненно, в твой век,
хотя ты в толпе небольшой человек!
С давних времен становились заветом,
согласно своего пожелания,
созданные философом или поэтом,
благостные достижения и их издания.
Вот они и трогают благородство души,
желаемой профессии, творить стихи.
 
ВОСТОЧНЫЙ ПРИТОН
Nicht mehr auf Seidenblatt
 
Не на шелковой простыне,
я эти рифмы слагаю,
их не трогайте по причине,
что популярность их золотая.
Пыль движется в пространстве
и ей совсем не нужен ветер,
влечение, любовь и сила власти,
всегда находятся в центре.
Странники туда приходят.
Это место для похоти, измены,
иногда любовники заходят,
ведут их неугомонные члены.
"Вот до тебя, любовник заходил.
Фархад! Неутомимый Джамил!
Ещё нежный Маджид!
Сотни одиноких мужчин,
счастливые и несчастные,
но любят так сладко".
Зулейка, вы же в порядке,
на вашей мягкой кроватке.
Вам не бросить своего увлечения,
продолжайте стонать с изумлением
и называйте всех мой Хатем!
Повторяйте, хочу! О, Хатем!

РОЗЫ
Als allerschonste

Они признаны, эталоном красоты!
Достойно их общее признание,
дорогие, королевские цветы,
символ душевных очарований.
Розы не просто реальность любви,
свободно от плоти воскресают,
нет доказательств об этом у земли,
про это лишь поэты воспевают.
 
ВЕСНА ШАФРАНА
Fruhling uber Jahr

Заправлены луга,
весенним покрывалом,
словно хлопья снега,
белеют колокола Шафрана.
Он вновь расцветает
и как массивное пламя,
изумрудом сверкает,
словно кровь на ране.
Его пышный первоцвет
очень запахом крут,
а обманчивый фиолет
скрывает чей-то труд.
Что хочет новизна?
Откуда стимул следует?
Виновата весна,
она идет и действует.
А, что цветущий сад?
В нем бурное цветение
и радуется взгляд,
в прекрасном настроении.
Все светится в глазах,
весна проходит песней
и рифмы на словах,
взлетают в поднебесье.
Сердца живых цветов,
всегда раскрыты утром
и радуют любовь
всем видом и уютом.
А когда розы и лилии
лето приносит,
Шафран ждёт любви,
весну вернуться просит.
 
КАК-ТО РАЗ
In einer Stadt einmal

В одном городе, как-то раз
внутри особняка,
в большом зале, в ночной час,
когда исчезла еда,
хорошенькая дамочка,
похожая на мышку,
перебрав шампанского,
раскрутила интрижку.
Она выпила больше, чем лишку
и висела на моей шее похотливо,
не прогнать было такую малышку,
она в экстазе была смазливой.
Я держал её плотно и крепко,
мы целовались на брудершафт,
вдруг она обернулась резко
и как мышь исчезла под шкаф.
На востоке, или юге, на поверхности всей земли,
Бог дарит нам жизнь, исключительно для любви!
 
ГИНКГО БИЛОБА
Gingo Biloba

Листья этого дерева реликт востока,
оно давно в моем саду растет.
В нем тайный смысл исцеления порока,
зная свойства, что оно несет.
Дерево, как долгожитель обитает.
Это единственный на планете род,
оно двудомное и тот, кто знает,
расцветает лишь на тридцатый год.
Чтобы закончить это следствие,
я оказался прав однажды,
попробовав его воздействие
вовсе не один раз, и не дважды.

РЕПЛИКА ДЕВУШКИ
Das Madchen spricht

Твой монумент на любовника похож
и благородно выглядит из мрамора,
жизни признаков совсем не подаёт,
камень выглядит вовсе не траурно.
Враг прячет за своим щитом лицо.
Друг мой, открой свое забрало.
Я вижу, ты избегаешь взгляда моего,
а хитрость от меня тебя скрывала.
Кому теперь из вас двоих принадлежу?
Иль мне страдать от обоюдного холода?
Я с полумертвым или полуживым живу?
Не буду больше объяснять словами суть
и этот камень целовать до гроба я,
пока из ревности его сама не разнесу.
 
ВЛЮБЛЕННЫЙ В ВАС
Die Liebende abermals

Почему я возвращаюсь к этой теме?
Вы решительно меня спросить хотите,
мне нечего ответить на самом деле,
в последний раз пишу вам, посмотрите.
Я не могу достигнуть то, чего хочу,
мой беззаветный вклад в сердцебиение,
надежду дарит и радость чувств,
а радость приводит к наслаждениям.
Люблю я современный день не так,
как мыслят чувства, ну что еще сказать?
Вновь сердце трепещет с вами в такт,
вот я стою пред вашими глазами,
не выразить того, что мог я пожелать.
Вся суть моя заполнена лишь вами.
 
РЯДОМ С ЛЮБИМОЙ
Nahe des Geliebten

Я думаю о тебе, когда солнце сверкает
и отражается от глади морской,
я скучаю по тебе, когда луна мерцает
и освещает мой путь домой.
Увидимся, когда пыль разойдется
на дальней от нас обочине,
если на узком мосту встрепенется,
странник, гуляющий ночью.
Я услышу тебя, когда с ревом глухим
поднимутся огромные волны.
Я люблю слушать, как роща молчит,
когда вокруг все безмолвно.
Я всегда буду рядом с тобой,
даже если ты далеко бесконечно,
без солнца, звезды идут за мной,
я с любимой всегда буду вечно!
 
PHILINE

Не сожалей, если нет любви,
с женщиной в ночном забвении,
даже если в ней нет красоты,
поддерживай с ней отношения.
Если женщина станет женой,
то будет одной половиной,
соблюдай свой долг ночной,
она будет всегда повинной.
Будет ли эта радость завтра,
удовлетворение станет ли таким,
будет повод разойтись внезапно,
значит ей будет лучше с другим.
А если вдруг, в ночное время,
сладко сумерки идут
и жажда губ прикосновений,
шутками любовь влекут,
если будет парень шустрый,
в диких, огненных порывах,
а в любви такой искусный,
как когда-то в детских играх.
Когда звонкий соловей,
песню о любви споет,
захват страждущих затей,
словно горе позовет.
Тогда в душе грядет ненастье
и внемлет колокол чужой,
двенадцать раз за все несчастья,
напомнит, как хранить покой.
Поэтому в один прекрасный день,
вспомни об этом беспокойстве,
каждый день не минует проблем,
а всякая ночь даёт удовольствие.
 
ПЕВЕЦ
Der Songer

Снаружи замка, на мосту,
очень необычный голос пел.
Мелодия звучала за версту,
её хозяин замка слушать захотел.
Король зашел и в зале сел на трон,
он благородно приветствовал всех Лордов,
а дамам дарил любезный свой поклон.
Вокруг богатство, словно звезды в звездах.
Заполнен зал, под куполом фронтона,
время пролетает от изумленного блаженства.
Певец так пел лиричным баритоном,
что рыцари все стали храбрее совершенства.
Король! Он заслужил в награду цепь.
Золотые цепи не дарят певцам.
Их дарят тем, кто идет на смерть,
только бесстрашным рыцарям.
Он птица певчая, а песня из его гортани,
даёт ему работу в самый трудный час.
Прими в подарок простое подаяние,
испей хорошего вина при всех гостях.
Попробуй блаженный аромат!
Потом я о тебе подумать буду рад.
Вот золотая чаша, в ней редкое вино.
Да слава Богу, мне стало так тепло!
Благодарю тебя за дарование твое,
что петь тебе по жизни суждено!

ЛЕСНОЙ ЦАРЬ
Erlkonig

Был сильный ветер, через лес ночной,
отец уставший брел к себе домой,
держа ребенка на одной руке,
для безопасности, прижав его к себе.
- "Мой сын, ты почему поник лицом?"
-"Смотри отец, там царь лесной?
Лесной царь, с короной и хвостом?"
«Сын мой, то призрак в темноте густой!"
Но мальчик слышит, царский зов к игре
с цветами яркими на берегу, к реке.
Завороженный голос старается смутить,
ему богатство при встрече заплатить.
«Отец, ты слышишь, что царь мне говорит.»
- "Храни покой, то ветер листьями шуршит".
И снова - "Мои дочки устроят тебе веселье,
они будут танцевать и пить ночное зелье".
-"Отец, ты видишь, кого-то за листвой?
Там в темноте, царь этих дочерей".
-"Сын мой, будь чуточку смелей,
там только ивы серые и никаких царей".
Но голос все настойчивей и он уже не милый:
"Твою, юную хочу похитить силу!"
-"Отец, коснулся он меня своей рукой.
Царь, отпусти, мне больно, не выдержу душой".
Отец взволнованно бежит быстрей, быстрей,
в бреду ребенок стонет непонятно.
Вот дом родной, вбежал, захлопнул дверь,
но тело мертвое в руках его обмякло.
 
СОНЕТ ВОДЫ
Gesang der Geister uber den Wassern
 
Живая вода, словно душа человека.
С небес её речь, как капли поэта,
стекают и паром взлетают обратно
и так повторяется неоднократно.
Бурным потоком на протяжении веков,
с гор стекают ручьи, как труд облаков.
Водопады точат камень скрыто
и с шумом ткацкого станка,
вода бурлит и пенится сердито,
стекая с гор, как с потолка.
На мелководье вода течет через луга
и журчит по равнине, напоминая слезы,
затем в морскую гладь впадает навсегда
и смотрит в небо, где ей мигают грозы.
 
В СУДЕ
Vor Gericht

У меня есть, что вам сказать,
в моей утробе живет ребенок.
Я не шлюха и это надо знать.
Я, честная женщина с пеленок.
От кого ребенок не отвечу,
он добрый и очень хороший,
носит на шее золотую метку,
из соломы шляпу, как прохожий.
Нет цели опорочить супруга,
я реальная жертва на этом свете.
Мы хорошо знаем друг друга.
Бог единственный наш свидетель,
но есть еще известный господин.
Прошу меня не беспокоить.
Мой ребенок останется моим
и ваши доводы ни чего не стоят.
 
РЫБАК
Der Fischer

Вода поднялась, бурлит потоком,
рыбак не думает порой,
стремится в воду ненароком,
ведь море дом его второй.
Вода все прибывает и ревет,
а жена его переживает,
про себя не слышно так поёт,
как рыбак в море пропадает.
Море может довести до смерти.
Он любит рыб, не меньше, чем жену
и азартно загонять добычу в сети,
за ней нырнуть в бурлящую волну.
Не заманить её в дневном прибое,
она любит морскую глубину,
рыбак становится приманкой моря,
за рыбой готов пойти ко дну.
Вода завлекает и бурлит,
накрывает его с головой,
сердце не стонет, а болит,
не увидятся он с женой.
Жена не ожидала горе,
внезапно все произошло.
Сети затащили его в море,
пучина унесла его на дно.
 
НА ПОРОГЕ АДА
An Schwager Kronos
 
Сатана вселяет суть обмана,
обещая удивительную жизнь
и призывает посетить нирвану,
если опустимся внезапно вниз.
Трудно подниматься в гору,
на исходе сил, когда устал
и терять надежду в эту пору,
если оступился и упал.
Широкие, великолепные виды
открывает нам высота,
жизнь вокруг торжествует и
поджидает нас темнота.
Черная тень, надвигается боком,
Сатана её нам предрекал.
Бешеным, горячим потоком,
происходит выбросов шквал.
Когда при заходе солнца,
стариков накроет дурман,
они вспоминают болотце
и утренний, густой туман.
На восходе, утреннего дня,
настигает занавеса смрада,
видно жало подземного огня,
открываются ворота Ада.
Слышен оглушительный скрежет.
Из логова Владыка вылезает,
его истошный клич неизбежен,
он грешников к себе созывает.
 
НОВАЯ ЖИЗНЬ, НОВАЯ ЛЮБОВЬ
Neu Liebe neues Leben
 
Что-то на сердце тревожно,
ты не проснулась, лежишь.
Любовь быть снова возможно,
успела зайти в твою жизнь.
Я тебя такой не припомню,
чтоб утро прошло без любви.
За то время, что мы знакомы,
ты цвела, как в саду цветы.
Как будто ты согрешила,
но сделала это любя!
И для себя все решила,
забыв при этом меня.
Вспомни юности расцвет,
был ведь взгляд доверия,
любовь и верности завет,
да чудные мгновения.
Я так хочу к тебе вернуться.
Вкусить твоих эмоций всплеск,
до изнеможения насладиться,
от нежностей твоих утех.
Между нами незримая нить,
её не тронуть и не порвать.
Она может любовь сохранить,
она с небес, ей лучше знать.
Заколдованный кем-то круг,
живет независимо, любовь храня.
Я хочу изменить все вокруг.
Любовь, коварная! Не покидай меня!
 
ДЕГУСТАТОР
Rezensent

Как-то постоялец у меня проживал,
нормальную еду всегда принимал,
но у него был не здоровый аппетит,
казалось, что-то у него болит.
Однажды, употребив десерт,
он стал похож на приведение
и тут же скорчился в момент,
я признал, что это отравление.
То ли это от приправ к салату,
может быть жаркое, или щи,
перед этим он без смака,
опробовал так много пищи.
Это был дегустатор, хлыщ!
Он умер, как жалкая мышь.
 
ФИАЛКИ
 
Фиалки покрывали целый луг,
согнувшись от щедрости такой,
по ним бодро шагал пастух,
с веселой песней озорной.
Фиолетовый цвет не ярок,
фиалка красивый цветок.
Он сделать хотел из фиалок
любимой в подарок венок.
Вот и она показалась.
Он спешно стал рвать цветы,
упал в цветах скрываясь,
устремляясь в мир красоты.
Через поле красочных фиалок,
по их фиолетовым волнам,
на коленях он поднес подарок,
долго полз к её ногам.
 
ОДИНОКАЯ РОЗА
Heidenroslein

Мальчик увидел розу
одинокую на пустыре.
Нагнувшись без угрозы,
её нежно наклонил к земле.
Она красиво держала позу.
Он говорит: "Я сорву тебя,
на пустыре одинокую розу".
Роза в ответ: "Я уколю тебя,
будешь помнить меня везде
и будешь страдать, я твоя".
Мальчик добился своего,
он сорвал одинокую розу,
она уколола нежно его,
но любя, без какой-то угрозы.
 
ПРЕДАННОСТЬ
Zueignung
 
Когда придут изменчивые формы,
вначале попадете в плен,
их трудно удержать в пределах нормы,
а сердце не выдержит измен.
Убеждения прочней, чем верность.
Туман накроет все четыре стороны.
Молодость приемлет ревность,
реагируя на любой момент вины.
Вспомни время радостных дней,
когда оставался незаметным в тени.
Потому и стареют на много быстрей,
так как не было встречи первой любви.
Измена будет при повторном действии,
в лабиринте ненавистных отношений.
Распутность без явных последствий,
утонет во множестве сношений.
Не слушай дальше песнопения,
они после первого признания,
в дружной толпе прикосновений,
вторят первым эхом обещаний.
Песни звучат во множестве мгновений,
аплодисменты разрывают сердце.
Проживая в неверном мире ощущений,
многие любят измены с перцем.
Если онемел от распутного кайфа
и приобрел неопределенный тон,
он словно расстроенная арфа,
в шепелявой песне, звучит жаргон.
Когда дрожь и слезы выльются рекой,
а сердце постепенно обмякнет,
появится трепетность и мир иной.
Преданность исчезнет безвозвратно.
   
ПРИРОДА И ИСКУССТВО
Natur und Kunst

Природа сближается с Искусством
и не понятно, что из них первично.
Они пересекаются друг с другом
и это происходит архаично.
Настанет время твоего момента
и муза соединит тебя с Искусством.
Природа не возьмет с тебя ни цента,
никто не сможет тронуть это чувство.
Все зависит от твоего образования,
вдохновление достигнет пика высоты,
получишь совершенство и признание,
мастер верит в воплощение мечты.
Создавая шедевр,  с головой уходишь в работу,
так, чтобы творчество имело полную свободу.

ПРОЩЕНИЕ
Abschied

Легко слово не держать,
но тяжело свой долг признать
и мы не можем обещать
того, что сердцу не понять.
Преклоняясь колдунам,
и вызывая их на разговор,
за безрассудство снова нам,
грозит опасный приговор.
Твой выбор полно скрыть меня
и откровенно упрятать мнение,
когда-нибудь придется поменять
и поддержать всех слов значение.
Все, что было, закончилось сейчас,
прошлое не охватишь взглядом.
Простите друга, презирающего вас
и он вернется, будет снова рядом.
   
ПОД ЛУНОЙ
An den Mond
 
Сестра небесная в свете ,
изображение нежной печали.
Сгусток тумана на небе,
похожий на лицо ночами.
Твой нежный бег ступает на землю
и день уходит в пещеру с зарницей,
а свет твой становится тенью
и порхает, как полуночная птица.
Ты устремляешь свой взгляд
в тайный земной соблазн.
Я поглощаю луч твоих плеяд!
Это даёт счастье и энтузиазм.
Я во власти твоей рыцарь в клетке!
Жду, когда твои лучи
сквозь стеклянные решетки,
возбудят меня в ночи.
В сумерках прячется где-то похоть,
а ты в постель глядишь во время тьмы,
устремляешь свой взгляд на плоть,
поэтому мы прячемся от взора луны.
Ты взглядом помогаешь не померкнуть
и ночью наслаждаться с подругой
так, чтобы просто щурясь не ослепнуть
и сохранить любви надежды чудо.
 
БЛАЖЕННАЯ ТОСКА.
Selige Sehnsucht

Не говорите это никому,
даже очень мудрым мудрецам.
Толпа — это масса и потому,
насмехается и похожа на глупца.
Я хочу восславить жизни страсть,
что тоскует по неизбежной смерти
и стремится в пламени пропасть,
раствориться пеплом в круговерти.
Тебя в тиши любовных ночей,
родители зачли и сотворили,
при тихом шорохе свечей,
с чувством любви благословили.
Вот ты уже во фраке
и тебя знает белый свет,
вверх, к высшему зодиаку,
зовет тебя даль планет.
Улетишь и станешь заколдован,
на свету порхать мотыльком
и окажешься вдруг сожженным,
светящимся в пустоте угольком.
И пока это все не сбылось,
живи в тишине и во мгле.
Ты есть просто мрачный гость,
на этой, суровой земле.
 
ВОСХОД ПОЛНОЛУНИЯ
Dem aufgehenden Vollmonde

Ты однажды оставил меня,
был рядом со мной, так близко
и как звезда зашла в облака,
мы расстались, внезапно и быстро.
Но ты чувствуешь, как огорчен,
виден край воздушной постели,
твой инструмент любви обречен,
приближаться к заветной цели.
Вот я опять взошла легко и ярко,
во всей красе и в полном цвете,
сердце бьется  болью жаркой,
ночь прошла при лунном свете.
 
ЖЕНИХ
Der Brautigam

Я спал ещё, но душа уже проснулась,
влюбленное сердце, как ясный день,
утром показалось, что ночь очнулась,
я испугался, думал  мигрень.
Надо сделать свой первый шаг,
я за нее переживаю и плачу,
жизнь обновилась в этот час,
прохладный вечер приносит мне удачу.
Мы на закате за руки держались
и взглядами друг в друга проникали,
глазами молча мы влюблялись,
а наши души взаимность обретали.
Над нами в полночь сияли звезды,
мечта настигла на пороге,
влюбленность приготовила нам отдых.
Жизнь это счастье, прекрасное в итоге.

ЗАВЯЛИ ЦВЕТЫ ЛЮБВИ
Ihr verbluhet, susse Rosen

Любовь прошла.
Наши розы завяли.
Горем объята душа.
Цветы безнадежно пропали.
Настали траурные дни,
мой Ангел рядом с нами,
Он развязал узелки любви,
и тут же исчез в тумане.
Все фрукты и все цветы,
к ногам твоим готов я возложить,
уверен, что исполнятся мечты,
надежда будет в сердце жить.
   
МИСС ОЗЕРО ХУА ХИНГ
Fruulein See Yaou Hing

Они танцуют, прикованные ко дну,
их видно на озере весенним днем,
при сильном порыве они на плаву,
ветер пытается оторвать их живьем.
Персиковые цветы, качаясь на волнах,
украшают водную гладь идиллии,
их стебли будто на нежных парусах,
реют на месте, так же как лилии.
Они обхватывают друг друга за ножки,
оставаясь всегда рядом вместе,
обнимаясь, как неразлучные подружки,
и не способные покинуть это место.