РОМАНТИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
(новелла в трёх частях)
1.Пролог
В гараже нас было двое. Мы пили слегка разбавленный, градусов примерно до шестидесяти, медицинский спирт. Основным блюдом нашего меню была молодая картошка, сваренная прямо в кожуре. Горячую картошку мы принесли в нашу резиденцию в большом военно-полевом термосе. Помните, были такие армейские термосы цвета хаки, на двенадцать литров? С широкой горловиной и брезентовыми заплечными ремнями, чтобы носить вроде рюкзака. Не знаю, может, они и сейчас «стоят на вооружении»… Помимо картошки у нас был целый батон варёной колбасы. Колбаса очень хорошего качества, изготовленная на местном мясокомбинате ограниченной партией – для собственных нужд руководства и премирования лучших работников. Колбасу мы по мере надобности нарезали тонкими ломтями и поджаривали при помощи портативной электрической плитки на ещё более портативной алюминиевой сковороде. Жира в колбасе было достаточно, поэтому масла в сковородку мы не добавляли. Также в меню у нас были разнообразные соления, хранившиеся прямо здесь, в смотровой яме гаража, в неисчислимом количестве и ассортименте, предусмотрительно закатанные в небольшие баночки, чтобы можно было открыть сразу несколько сортов закуски. Вместо тарелок у нас был большой, один на двоих, общепитовский металлический поднос, на который мы складывали себе еду каждый со своей стороны. Поднос стоял на миниатюрном старом журнальном столике, а под ним находилась большая медицинская бутыль огненной воды. Мы сидели друг напротив друга на маленьких самодельных табуретках.
Мой давний приятель Витя, живущий в соседней пятиэтажке, рассказывал увлекательнейшую историю своего романтического путешествия, не давая мне проронить ни слова и угадывая мои вопросы по выражению лица. При этом он время от времени наполнял стопки. При себе Витя имел плоский и широкий кавалерийский штык от винтовки Манлихера образца 1888 года, производства Австро-Венгрии. Этим антикварным холодным оружием он нарезал колбасу. А по мере готовности поддевал со сковороды очередной колбасный пласт, покрытый хрустящей и ароматной красно-чёрной поджаренной корочкой, ловко перемещая его на поднос. Мы, молча, без тоста, чокались стопками, выпивали грамм по тридцать-сорок. Потом, похрустывая каким-нибудь маринованным патиссоном, съедали по кусочку колбасы и картошки, и повествование продолжалось.
2.Монолог
– Ты понимаешь, Серёга, баба она удивительная: простая, скромная. Наверное, перееду к ней жить… А самое главное – честная. Я таких откровенных и прямых баб в жизни не видал. Она мне уже во втором письме так и написала: «Я – женщина богатая, но мне нужен мужчина, который бы мне помог управляться с моим богатством и стал бы для меня верным и нежным другом». Ты понял? Я от своей Таньки за всю жизнь ни разу не слышал, что она ждёт от меня ласки и верности, как будто ей вообще всё по барабану… С ней как, с Танькой? Если завалил в кровать, то, как говорится, чёрт с тобой, пользуйся. А нет – так и не надо. Это я ещё не говорю про те случаи, когда у неё голова болит. А ласкового слова я от неё сроду не слышал. Да я вообще удивляюсь, как у нас с ней ещё двое детей родилось при такой супружеской жизни. Я даже думал: может, не мои? Но, вроде, на меня похожи… Если б не посторонние женщины, я бы от половой невостребованности спился бы, наверное… Да я и так… Ну, не в этом дело…
Да ты выпей, выпей, Серёга! На-ка, кабачком солёным закуси! Вот Люба – она другая. Ну, как она в постели, я тебе не буду рассказывать. Нам с тобой уже не по восемнадцать лет, чтобы о таких вещах трепаться. Одно скажу. Когда у нас это всё случилось, она была такая счастливая, как будто она меня с войны пять лет ждала и вот дождалась. Прямо плакала! А мы знакомы-то были, не считая переписки, всего две недели… А чего ты смеёшься? Не веришь? Да, две недели! Я две недели жил у неё просто как гость, без интима. Разговаривали, узнавали друг друга. Обсуждали, как заживём вместе, если всё сложится. Присматривалась она ко мне. И только потом сказала: «Я, Виктор Андреич, вижу, что человек ты хороший, добрый, и согласна быть тебе женой. Неволить не буду. Если передумаешь – твоё право. А если мила тебе, приезжай, и будем жить в любви и согласии». Да! Так и сказала… Ничего ты, Серый, не понимаешь, в женской душе. Серый – и есть серый!
Я вижу, тебя больше интересует, с чего она такая состоятельная? Ну, слушай. Богатство у неё от мужа бывшего, с которым она уже лет двадцать в разводе. Он был барыга со стажем, начинал ещё при совке, цеховиком. Старший брат его в дело взял. Потом – кооперативы, и – пошло-поехало! Но она тогда сытой жизни не видела. Муж её кобель был, ну как я – по молодости, и всё на своих девок, да на кабаки спускал. А вскоре и развелись. Ох, она с дочкой горя натерпелась! Так замуж и не вышла. Кому она нужна – с дитём? Да и не особо красивая. Внешне – так… Как все. А в душу кто заглянет?
Ну всё-всё, не отвлекаюсь… Вот… А года три назад бывшего муженька её замочили. Он там что-то с кем-то не поделил. Зарезали прямо в машине! Прямо за рулём. Чего «как это»? Обыкновенно. Заехал на парковку, остановился, опустил стекло, закурил. Тут ему в шею перо и засадили. Видать, ждали там. Говорят, кто-то из старых воров лично кокнул, у них так принято – ножичком.
Ну, а когда похоронили, выяснилось, что он по завещанию всё первой жене и дочке оставил. Других жён и любовниц – по боку! А детей у него больше и не было. Все его фирмы, конечно, захапали себе кореша-компаньоны… Да все эти крыши-мыши. А вот недвижимость кой-какая осталась. Несколько квартир, несколько магазинов, дом загородный. Тоже не кисло! Ну, дочка-то уже взрослая. Снюхалась где-то с иностранцем, мальчонку родила. Да и живёт себе не то в Испании, не то в Италии, со своим грейпфрутом, то бишь – бой-френдом… Это тётка моя так выражается: вместо «бой-френд» – «грейпфрут». Ха-ха! Ну вот... Дочка-то матери и говорит: «Мама, мне ничего не надо, мой Лео – миллионер. А ты хоть сейчас поживёшь, как человек».
Ну, она, что? С работы уволилась. Зачем ей теперь работать? За аренду магазинов и квартир такие бабки капают! Переехала в загородный дом, говорит, хочу, мол, на свежем воздухе пожить, да в огороде покопаться. Намаялась с дочкой в своей клетушке однокомнатной… Правда, однушку за собой тоже оставила, наведывается туда за соседкой парализованной ухаживать. Они жили дверь в дверь, на одной площадке. Сиделку, само собой, наняла. Но говорит: «Я её бросить не могу, единственную мою подругу задушевную. Мы ж сколько лет вместе! Дочки наши и в садик, и в школу, – всё вдвоём». А у той мужа тоже не было: дали ему пятнарик, там, на зоне и помер. А дочка её во Владике живёт, в море ходит. Вот Люба и мечется между старой своей квартирой и домом. Личного шофёра завела. Сама, говорит, ездить, мол, не умею, а учиться – поздно, да и боюсь. А надо и за арендаторами приглядывать, и упырям этим вовремя подавать эти… рецензии… Или как их, резолюции? А, да, точно – декларации! Ну да, о доходах… Слушай! У неё двоюродный брат – зам. областного УВД. Блин! Ну, скажи ты брату, дай ты, кому надо, на лапу, и никакая районная налоговая тебя не тронет. Нет, хочет, чтобы всё – по закону, по-честному…
Говорит мне: «Виктор Андреич, если ты и вправду с женой живёшь только потому, что вам деться друг от друга некуда, попроси её, пусть отпустит тебя. А жильё ей оставь и переезжай ко мне». Я говорю: «Что ж я, прихлебателем, что ли, к тебе примажусь?». А она: «Да что ты! Я тебя на работу найму, зарплату хорошую платить тебе буду. А то я уже четырёх водителей сменила. Вижу, всё меня обокрасть пытаются. Или в женихи набиваются, но только чтоб барахлишко к рукам прибрать». Да помню я, помню, Серёга, что у меня права отобрали! Нарколог этот чёртов постарался! Так у неё ж брательник – мент крутой, денег ей должен несколько штукарей зелени и не отдаёт. Она говорит, и права новые сделает, и прописку, и ксиву-вездеход. А главное, говорит, нужен ей, говорит, мужчина рядом, а то всякие шакалы кругом так и вьются…
Да, брат, извини, что-то я заболтался! Подставляй! Твоё здоровье! Что-что? Нет, грибы сестра в том году из Белоруссии привезла, сама собирала и закатывала… Ну так вот! Думаю, дней двадцать мне хватит. С Танюхой всё утрясти, доверенность ей на хату оформить, с работы уволиться. И прочее… И поеду к Любушке! Мы ведь с ней расставались уже как родные люди… Да какое там «шило на мыло»! Дурак ты, Серёня! Она, знаешь, какая? Она женщина культурная, начитанная, не то, что наши жёны. Даром, что ВУЗ не кончала, а только техникум. Не помню, какой. Повар она, высшего разряда… Ну, правильно, выходит, что кулинарный… Повариха. А по фигуре и не скажешь, что повариха – стройная, как девушка. А хозяйственная какая! Вот мы, Серый, колбасу с картошкой хаваем, – и довольны. А у неё я знаешь, как питался? Как король! Она же в исполкомовской столовке работала. Потом её пригласили в ведомственный пансионат шеф-поваром. А туда такие люди отдыхать приезжали! Даже из Кремля! Да что «не бреши»? Тёмный ты человек, Серёжа. Между прочим, сейчас её бывшие клиенты по столовке и пансионату – все её соседи в коттеджном посёлке. И зам мэра, и вице-губернатор, и горздрав, и другие. Встречают её на улице, раскланиваются: «Здравствуйте, Любовь Васильевна!». Уважают ещё с тех пор.
Она пока с дочкой бедствовала, когда ещё рядовым поваром работала, так ни куска с работы не брала. Пока заведующая сама ей в сумку не засунет и не прикрикнет: «Люба! Корми ребёнка!». Стеснялась. А готовить всегда любила. Теперь и время на это есть свободное, и средства позволяют, да вот всё не для кого было. А тут – я! Ой, Серёга, что там было! И пельмени домашние, и хинкали, и манты́. Или ма́нты, чёрт их знает. А чебуреки у неё какие! Корочка хрустящая, золотистая, а внутри – мясо нежное, ароматное в горячем бульоне. О! Помнишь, у Вартана было кооперативное кафе на центральном рынке? «Чебуречная» называлось. Помнишь, какие там беляши были, пончики? А чебуреки помнишь? Вот у неё такие же, даже ещё лучше! А книжек с рецептами у неё – полный шкаф. Всё, что печаталось в СССР, да и некоторые есть дореволюционные издания. В общем, это был вечный кайф. Сегодня у нас шашлыки из баранины по-кумыкски, завтра у нас щука фаршированная по-еврейски, а послезавтра – долма по-азербайджански… А узбекский плов у неё какой! Я такой только один раз ел, когда к Рафкату Гайнуллину в Ташкент ездил в гости, это мой кореш армейский… Вот ты когда-нибудь пробовал стейк из тунца? А из мраморной говядины? Не пробовал? Сам ты – мраморный тунец! Да ты даже не представляешь, что такое шикарный стол! Я и сам не знал раньше…
Хорош, хорош! Не лей до краёв! Нам ещё домой надо дойти своими ногами… Так о чём это я?.. Да понял, понял, чего ты хочешь спросить. Нет, не бухал я там. Ну говорю тебе: не пил. Нет, пил, но совсем чуть-чуть. Ну не хотелось! Интереснее было с ней поговорить, послушать про жизнь её трудную, восхититься человеком замечательным. Ну, чтоб не с пьяных глаз. А напитков у неё навалом! Ещё от мужа остались и вина коллекционные, и коньяки французские. Полный подвал, как у нас с тобой – овощей консервированных. Ну и съездили мы, конечно, в магазин, импортного пива пару ящиков взяли, водки финской пару пузырей. Да и у них прямо в посёлке есть пивоварня, бывший секретарь ВЛКСМ держит. Ну, выпивали мы с ней и вина, и водки, и пива, и джина с тоником – понемногу, для настроения. Ну и чтобы волнение снять. Да, волнение! Дурень ты, Серёня! Чего ладно? Чего ладно? Шутит он… Ни фига ты, паря, в жизни не понимаешь! Мы процессом наслаждались. Сидели всю ночь у камина, медленно потягивали из бокалов какое-то там… тысяча девятьсот какого-то года. И разговаривали. Помню, я так и уснул в кресле под пледом. Да почему «она не пьёт»? Она даже виноделием увлекается. У неё ж небольшой сад, виноград там есть разных сортов, домашнее вино вкусное получается. Она и чачу сама делает. Нет! Именно! Не сивуху, а чачу! Вот кум твой из Кутаиси целую канистру чачи привозил. Нормальная была чача? Вот и у неё – натуральная грузинская чача, только собственного производства. Вообще, у неё всё своё. И варенье, и квас, и соки-компоты. И рыбу сама коптит! Нет, не ловит, покупает. Но коптит – сама. И сало солит. Слушай, это крем-брюле, а не сало! Да, кстати, и мороженое тоже сама делает. И майонез домашний. Да ничего я не брешу! Да никакая не идеальная! Нет. Не всё у неё лучше всех. Например? Ну, что? Не знаю… Вот соления у неё, почему-то, не очень. У наших Таньки с Нелькой – лучше. Вон – полная яма банок… Да, и острое она не ест почти. Солёное, кстати, – тоже, не шибко. Даже мясо на шашлык мариновала, так перца – слегка, только для аромата, да и соли немного. Но ничего, всё равно вкусно получилось. Наверное, и солёное, и острое она не любит потому, что у неё – гастрит, с детства. Вот и не солит почти ни огурцов, ни капусты... Что-что? Гастрит, говорю. Не знаю, может на нервной почве… Нет! Менингита у неё в детстве не было, Петросян ты мой недоделанный!
Пей давай! Вон, налито уже. Может, последний раз с тобой киряем… Да решил я всё! Уеду к ней. Хорошая она женщина. И не старая ещё… Я – старый? Ну, может… Но ты знаешь, я уж думал, что все мои радости секса – в прошлом. Честно говоря, даже побаивался, что опозорюсь там. Ну, как мужик. Понимаешь? Я ж тут со своей шваброй бессмысленной и забыл, как оно бывает – по-настоящему хорошо. Так, заземлил напряжение раз в месяц – и всё! А из впечатлений – только чувство стыда и досады… Правильно Жванецкий сказал: никакие средства от импотенции не помогут, пока не поменяете женщину.
Ладно, так уж и быть, расскажу тебе… Мы же с Любашей последние четыре дня вообще из постели не вылезали. Ну почти. Только прогуляться по фазенде, поесть-попить, и – опять в коечку. Часик-другой поспим, и давай друг друга ласкать. Нет, не «трахались» мы! Да, совсем… А так! Не «трахались», а любовь друг другу дарили! Чего-чего? ...Да не двадцать раз в день, как Вы, сударь, изволили выразиться, «вступали» мы в «половой контакт». Если с женщиной из постели не вылезаешь, то не обязательно каждый час её насиловать! И себя заодно! Блин!.. Хорошо, объясню спокойно. Можно просто держать её в объятиях, целовать её, гладить её тело, тихо разговаривать о чём-то, прямо шёпотом. Ну, уж если появилось желание, можно и немного «порезвиться», выражаясь на твоём пролетарском наречии. А потом опять просто лежать рядом и наслаждаться нежностью… Ой, дружище, как же с тобой тяжело, а это мы ещё и литр не выпили! Авторитетно тебе заявляю, что такое поведение в постели – это не извращение. Я в книжке читал. Чего? А-а! Да понял, понял я, что ты хочешь спросить. Да, «сам процесс» у нас происходил не один раз в сутки. И не два. Не помню сколько. Нет, не десять… Но такого удовольствия от общения с женщиной я ещё не испытывал ни разу в жизни. Хотя баб у меня было, – сам знаешь. Да ничего я не фантазирую…
Ну всё. Хватит трепаться. Я и так тебе уже много лишнего рассказал. Я ж знаю, что ты не разболтаешь по всему району, даже по пьяни. За это тебя и уважаю, что ты – мужик надёжный… Хоть и дурак. Да ладно, ладно, это я – любя. А время-то сколько? Вот-вот, и я – о том. Давай, на посошок и – по домам. А то здесь придётся ночевать, если ещё по две рюмки вмажем… Ну, давай за твоё здоровье! Нет? А, ну ладно, за мой благополучный переезд к женщине моей мечты! Давай! Хо! Эх, хорошо пошла! Ну всё, хватит на сегодня. Плитку не забудь выключить. А вообще… Знаешь… Ладно, ты иди. Я сам тут приберу. Только термос забери… Ну, значит, завтра доешь картофан. И бутыль сам допьёшь. Ну, не завтра… Сергей! Сергей! Запомнил? Последний раз с тобой вместе пили. Всё, давай краба! Нельке – привет!
3.Эпилог
После этого Витю я не видел. Целых два месяца. Думал, что он уехал давно. И вдруг внезапно встречаемся в его дворе. Сейчас уже не помню, в каких словах выразил я своё недоумение. Но вот он мне ответил так:
– Остался… Ну, как-как? Вот так… Прикинь, подхожу к Таньке, выдаю ей весь расклад. Мол, хата – тебе, тачка, хоть и не на ходу, – тебе, гараж – тоже тебе. Беру один чемодан, да денег немного, на первое время. Ты ж сама, говорю, орала, мол, катись, куда хошь, остохренел ты мне… Ну, думаю, обрадуется, своему счастью не поверит… Ну, значит, говорю всё это… А сам на неё глянул, а у неё – слёзы в глазах стоят. И шепчет мне она, еле слышно губами шелестит: «Витенька! Витюня! Миленький мой! Родненький мой! Не бросай меня! Пожалуйста! Не бросай! Христом-Богом молю!». И на колени передо мной встаёт… И руки целует…
Ну и всё. У меня всё – как обрубило. Не смог уйти. Да, хреново жили. Ругались часто. Даже бил её пару раз, – довела! Любовь, если и была, прошла давно. Удовольствия от общения друг с другом… мало. Так, иногда только, по настроению – вроде ничего… А в основном – тоска зелёная. А бросить её не могу. Жалко её, дуру. Ну да, неласковая она, что чурка еловая… Не шибко хозяйственная… Но ведь прожила со мной столько лет! Терпела и пьянки мои, и измены… Жалко, жалко её. Всё-таки двоих детей мне родила. Ну и что, что взрослые уже? Я там – счастьем наслаждаться, а она здесь – горе мыкать? Ну и кем я после этого буду? Чего? Ну а что – Люба? Ой, не трави душу! Всё, Серёга! Бывай! Заходи, если что…
На этот раз всё было правдой, а не мечтой. Пророческой оказалась и та его фраза: «Последний раз с тобой вместе пили». Больше он со мной не пил. Почти год. А потом они с женой оставили квартиру наследникам, а сами уехали жить в деревню, к танюхиной матери. С тех пор я своего закадычного друга больше не видел. Кто знает, свидимся ли ещё?
Вот странные, всё-таки, мы люди, русские! Правда?
( 2021 – 2022 год )
__________________________________________
Автор обращает внимание читателей:
все действующие лица и события – вымышленные, любые совпадения – случайны.