Тишина навалилась глухая —
ни всплакнуть, ни подумать нет силы.
Лишь на улице тремор трамвая
проскрежещет иглой по винилу.
Долетят сквозь воздушную вату
городской суеты отголоски,
словно мне кто-то выдал по блату
запись старую арии Тоски.
Помню, там всё паршиво кончалось —
смерть и в общем, томление духа...
О стекло билась жирная муха.
Что ей делать ещё оставалось?