Сидел, чай с мёдом пил, глядел в окно,
И восхищался совершенством света,
Как гармонично всё тут под окном,
Прекрасно как в селе в начале лета.
Вот воробей вдруг вылетел с подкрыши,
И взяв не думая с землицы червяка,
Вмиг вновь под крышу он свою умчался,
Кормить детей – дело не дурака.
Но чай допив, я вспомнил, что мне надо,
Нет под окном порядка сколько дней,
Давно крапива выросла там кучей,
И поросли деревьев вместе с ней.
Прервав занятье лицезрения природы,
Пошёл в свой сад, другого нет пути,
И начал расчищать себе дорогу,
Чтоб под окно мне как-то подойти.
Я зол был, трапезу ведь не закончил,
И сон дневной меня уже нашёл,
Я яростно рвал поросль с травою,
И вот к окну почти что подошёл.
Ну что такое – маленькая птичка,
Взлетела вдруг из поросли кустов,
И мне чего-то вдруг сказать хотела,
Но понял я уже без всяких слов.
Я руки свои тут же осмотрел,
Что вишни поросль так дёргали сердито,
Остановился, и вдруг углядел,
Гнездо, так ловко от других укрыто.
В нём было шесть снесённых здесь яиц,
Я понял, кто снести здесь столько сможет,
Лишь только самка певца соловья,
И я ушёл, но, то кому поможет.
А ведь ещё всего лишь час назад,
Сокрытая от всех врагов с гнездом,
Шесть будущих певцов природы,
Высиживала самка под окном.
Теперь в открытой местности гнездо,
И многие тут видят только пищу,
А тут и кошки, птицы, прочее зверьё,
Такие падкие на лёгкую добычу.
Я слёз своих тогда сдержать не смог,
Я плакал громко, как дитё рыдая,
Ведь соловьи построили гнездо,
И грели яйца тут устали не зная.
Я весь подавлен был, осталось наблюдать,
Ведь не хотела самка улететь,
Не знала что ей делать и как быть,
Ведь оставаться – это умереть.
Потом вдруг прилетел второй – отец,
Они ещё там сутки горевали,
Потом вдруг взмыли с болью высоко,
И я почувствовал, как птицы те страдали.
Я чувствую такое каждый день,
Ведь то гнездо не стал я убирать,
В нём шесть холодных мёртвых душ певцов,
Те, по которым мне всю жизнь страдать.