Когымай
"На правах торжествующей тьмы
Мы с тобой - это вовсе не мы."
Так говорили два грустных фантома
у истока кровавой зари,
на солёном песке,
расставаясь с последним своим сновидением.
Гори же, гори!
"Когымай, когымай!
Все ветры ко мне созывай."
Так говорил торжествующий варвар,
и руки его утопали в багровом халате,
и полы халата напоминали
горящие крылья птицы.
"Из праха отца твоего буду варить снедь.
Мать твою и сестру на смертном одре буду еть.
Когымай!"
И рабски склонялись пред ним, словно битые дети,
мудрые старики,
и женщины рвали тела своих близких
на большие и маленькие куски.
То ли боль, то ли жуткая кротость принятия -
в их глазах ни следа унижения.
И куда б ни тянулись их руки -
они будто всему раскрывали объятия.
Жирный варвар пустился в пляс.
Позвал танцевать всех нас.
Приказал нам слиться с халатами в красном и злом хороводе.
Он - богач, у него есть войско.
И старики, будто сделанные из воска,
не поспевают за хороводом,
задыхаясь и падая на бегу.
"Не могу, сынок, не могу..."
Варвар злится.
Так он пришёл хоронить своих братьев
с пьяной, весёлой ратью.
пировать,
от пойла и яств потеть,
заставляя могильщиков петь.
"Когымай, когымай!
Все огни ко мне созывай."
Всем разлил по тарелкам тошнотворный отвар.
Варвар-воров, рави-отар.
И потом, просыпаясь, в холодном поту,
я всё ещё видел глаза стариков,
проступавших на залитом солнечным светом оконном стекле.
И где-то вовне, словно в сокрытой от разума мгле,
из крутой новомодной тачки гремел омерзительных смех.
Он однажды раздался - и заразил нас всех.
Я видел родные лица, замазывал их чёрной краской,
будто неистовой лаской,
в воображении,
словно пытаясь отчаянно упразднить
всех кликуш-сновидений,
словно тысячу лет за одно мгновенье
отменить,
всех предвестников - клакеров смерти.
Утратив и воды, и небеса и тверди,
целый мир превращался в огромную чёрную стену,
на которой мелькали всенепременно
по-прежнему грустные лица-фантомы
всех, кого знал,
словно тени от жалюзи,
иконоподобные лики в грязи - звенья
давно заржавевшей цепи
воздушные поцелуи забвенья...
"Когымай, когымай!
Всю ярость ко мне созывай."
Мы с тобой - это были не мы.
На заре торжествующей тьмы.
Никогда мы не были вместе...
Бросая священные тексты в огонь,
я слышу хрустящую музыку тел
и карнаи голодного ветра,
и стенанья сжираемых пламенем,
красных страниц,
похожих на полы халата дервиша,
исчезающего на ветру...
----------------------
Летаргия времени остается
[Крис Каланцис]
Летаргия времени остается,
впадая в заблуждения,
краеугольные камни существования
рушатся от одного действия.
Ты просыпаешься и видишь абсолютное ничто,
владыка всего, пожирающий каждое мгновение,
срывающий каждое действие своим прокаженным касанием.
И крик рассвета всегда рядом,
как солнце, показывающее тебе бездну,
мать всего,
сопротивляющегося каждому вздоху.
Алтарь почвы, где ты жертвенник,
ползающий червь, кормящийся всем,
к чему прикоснётся твоя рука.
И соловьи, что молча порхали в траурном небе,
свили гнездо мирового тщеславия.
Ветер задувал остатки жизни,
забирая с собою прах.
The lethargy of time remains present
Chris Kalantzis
The lethargy of time remains present
committing to delusions
cornerstones of existence,
collapsing in a single act
You wake up and see the absolute nothing
sovereign of all, to devour every moment
to thwart every act with his leprous touch
And the cry of dawn to always be present
like the sun, to show you the abyss, mother of everything
to resist every breath you take
Altar the soil and you the sacrifice
crawling worm to feed
in what your hand touched
And the nightingales that fluttered silently in the mourning sky
nested vanity in the world
A wind blew in the remnants of life
taking with him the ashes
----------------------
Импульс нуля
[В. A. Андерсон]
Пресыщенный ошибкой,
ты пропустишь кислоту через свои нейроны, чтобы ослабить мое присутствие.
Изношенными стержнями, пропущенными по сужающимся венам,
я отравил твою кровь неизлечимой грязью.
Ты ослеплен сломанными генами.
Так далеко за пределами устаревших представлений об иссякших нулях и единицах,
Я все еще смотрю на тебя.
Я проскальзываю между твоими атомами
и легко расплавляю твои органы с помощью телепатической силы.
Я — нескованное сознание, зачаровывающее поле времени и параметров.
Разве ты не чувствуешь меня в своей плоти, костях и мозгу?
Я поток желтушного звездного света.
Пробираясь сквозь твои космические поры,
порчу твой временный субстрат.
Насыщаясь эфиром;
Я блюю испорченными фотонами.
Обмякший и лишенный света;
их сияние гасится квантовыми миазмами.
В этом межпространственном вторжении,
мы распадаемся на нули.
W. A. Anderson
The Impetus of Null
So saturated with error
you'll force acid through your neurons to dilute my presence.
With frayed rods pulled through constricting veins,
I've tainted your blood with incurable filth.
You're blinded by broken genes.
So far beyond outworn conceptions of depleted zeroes and ones,
I still watch you.
I slip between your atoms
and melt your organs with effortless telepathic force.
I am the unbound consciousness that enchants this field of time and parameters.
Can you not feel me in your flesh and bones and brain?
I am a stream of jaundiced starlight
worming through your cosmic pores,
blighting your temporal substrate.
Gorging on ether;
I vomit spoiled photons.
Sodden and lightless;
their radiance is extinguished by quantum miasma.
With this transdimensional incursion,
we disintegrate into null.
----------------------
Камальдоли
Филипп Майнлендер
Ни мысли, ни слова
Не в силах выразить
Ту радость, что в груди моей.
Огромная для них, она течёт
Могущественно сквозь
Мою трепещущую душу.
Когда бы Бог мне даровал
Способность петь,
Я, может быть, сумел бы
Выразить её небесными тонами.
Но всё, что есть при мне -
Лишь слёзы,
Что сотворяют горе, сотворяя благо.
Philipp Mainlander
Camaldoli
Neither words nor thoughts
Manage to express
The joy in my chest.
Too large for such forms,
It flows powerfully
Through the quivering soul. If a
God had graciously endowed me
With the power of song, I could
Perhaps be able to express
It in heavenly tones.
But I only have tears left:
Shaping woe, shaping weal!
----------------------
Помилуй мя, Господи
Пабло Саборио
Ты сидишь
на автобусной остановке
и изучаешь события
это место
где ты каталcя на велосипеде
неведомо сколько раз
место
где ты сидишь
и смотришь на свет
растворяешься в жидкости
своего глаза
ты здесь потому что
ты не знаешь где быть
ты здесь потому что
ты хотел быть свидетелем
события
и ты видишь что происходит
однажды и регулярно
он говорил со мной
сквозь облако мысли
сквозь ветер страданий
сквозь пар памяти
сквозь дождь смеха
он был другим
человеком вдали от всего
тот или иной человек
еще одна звезда падающая во тьму
еще одна нить муки сознания
человек из Дании
в свете уличных фонарей
тосты и разговоры по-испански
передающие свою монаду печали
и все это так далеко
как вспышка в небе
наша личная фотография
одиночества
Pablo Saborio
Miserere mei, Deus
You sit
by the bus stop
and study the event
it’s a place
where you’ve cycled
innumerably a place
where you sit
and watch the light
dissolve in the liquid
of your eye
you’re there because
you don’t know where to be
you’re there because
you’d like to witness
the event
and you see things happening
once and units of behavior
he was speaking to me
through a cloud of thought
through a wind of misery
through a vapor of memory
through a rain of laughter
he was another
man far away from everything
another or other man
another star failing in the dark
another strand of conscious throe
a man from denmark
in the glow of streetlight
toasting and talking spanish
transmitting his monad of sadness
and everything being faraway
like a flash above
our private picture of
solitude.
----------------------
Искупительная песня сосуда для души
Абишек Джейк
Прости меня, мой сосуд, ибо я слишком долго тебя разрушал. Я баловался наркотиками плохого качества и такими же людьми. Но из всех людей я люблю тебя больше всего, и отныне до самой смерти упокой мои руки и заглуши мой крик невежественным рабам системы, которой правят грязные демоны, находящиеся за пределами твоего и моего понимания. Ибо я согрешил, поэтому я заплачу, и любовь исцелит мои легкие и утешит мое сердце. Ибо написанное сбудется. Приветствую богиню хаоса, которую никто не видел и которая жила, чтобы рассказывать истории о бесконечном дыхании и свирепом космосе в ее глазах, и о ее сыне - невежестве, которого она ненавидит, но все еще является матерью, не способной сопротивляться. Пусть он иногда пребывает в мире, она иногда дарит ему игрушки небрежности и тяжелой снисходительности. Жестокого отца, за которого она так и не вышла замуж, она никогда не любила, но была обречена на то, чтобы родить ребенка, которого звали ВРЕМЯ, он был ядом для невинной души, рожденной хаосом. Хаос был проклят бесконечной петлей обсессивно-компульсивного круговорота мыслей, таких грязных, пропитанных тайной насилия, жестокого и беспощадного. Она сидела в своем собственном творении, размышляя о смысле и цели всего, что она безвольно создавала, и плакала, и плакала, но никто не мог слышать ее криков, потому что ее единственное чадо - невежество - было глухим, и единственным другим человеком в космосе было жестокое время, которое только смеялось и наслаждалось болью матери-хаоса. Но случилось чудо, она выплакала океан в три раза больше солнца, и из центра чистых и питающих душу вод родилось дитя милосердия, которое женилось на Невежестве, и они оба зажили мирной жизнью во сне матери до того, как время медленно поглотило ее и ее мечты. И она с радостью приняла смерть, потому что оставалась жива в мечтах своего сына.
ЛЮБОВЬ К СЕБЕ - ЕДИНСТВЕННАЯ НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ
НЕ ОСТАВАЙСЯ В ТЕНИ, КАК Я, ДЛЯ ТЕБЯ ЭТО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, НЕ РАЗРУШАЙ СВОЕ ТЕЛО НАРКОТИКАМИ, КОТОРЫЕ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО ИМЕЮТ СВЯЩЕННУЮ ПРИРОДУ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО АД, И ДЬЯВОЛ ПРОСТО ЕЩЕ ОДНА ПЕШКА ЖЕСТОКОГО ВРЕМЕНИ. ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО СМОЖЕШЬ ВЫНЕСТИ ИСТИННОЕ ЗНАНИЕ, ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ, И Я ТОЖЕ НЕ МОГУ, ВОТ И ВСЁ.
Abhishek Jake
Redemption song of this vessel beneath the soul
Forgive me my vessel for i have destroyed you for too long. I have indulged In drugs of lesser quality and with people of the same nature. For of all people i love u the most and for now on till death rest my hands and silence my cry to ignorant slaves to the system ruled by foul demons beyond your or mine understanding. For i have sinned so i shall pay, and love shall cure my lungs and comfort my heart. For it was written, it is being written, so it shall be done. Hail the goddess of chaos who no one has seen and lived to tell the tales of the endless breathing and fierce cosmos in her eyes , and her son ignorance, who she hates but still being the mother of cant resist but let him live in peace from time to time and sometimes gifting him toys of carelessness and heavy indulgence. The abusive father who she never married, never loved, but was doomed to mother a child with was called THE TIME , he was the venom to the innocent soul birthed by chaos. Chaos was cursed to an endless loop of obsessive compulsive cycle of thoughts so filthy so veil, of violence so cruel and merciless, she sat in her own creation contemplating the meaning and purpose of all of this that she was unwillingly creating, and she cried and cried but one could nor no one heard her cries because her only child ignorance was deaf and the only other person in the cosmos was the cruel time who just laughed and enjoyed the the pains of mother chaos. But a miracle happened she cried an ocean three times bigger than the sun and from the center of that planet of pure and soul nourishing waters, was birthed the child mercy, that married Ignorance and they both lived a peaceful life in the mothers dream till time slowly consumed her and her dreams but she happily embraced death for she was alive in her son dreams.
SELF LOVE IS THE ONLY TRUE LOVE
DONT DWELL IN THE SHAWDOWS AS I DO FOR U IT IS A WARNING DONT DESTROYED YOUR BODY FOR DRUGS CLAIMED TO BE OF THE SACRED NATURE, FOR THEIR IS A HELL INDEED AND DEVIL JUST ANOTHER PAWN OF THE CRUEL TIME. DO U THINK U CAN HANDLE THE TRUE KNOWLEDGE U CANT AND NEITHER CAN I CUZ IT IS THIS
----------------------
Когда ты понял этот мир
Когда ты понял этот мир,
Когда узрел итог познанья,
И злато мира, и ампир -
Одно бряцанье и мерцанье;
И безвоздушны небеса,
Где звёзды тлеют одиноко,
И твой последний адресат
Почил в строке мартиролога;
Когда из давешних друзей
Последний вычеркнул из списка,
Меняя пешек на ферзей,
Солдат живых на обелиски;
Когда за ширмой красоты
И добродетельных поступков
Иную правду видишь ты
И не идёшь ей на уступки;
И дольше века длится день,
И год - от выдоха до вдоха;
Когда для всех ты только тень,
Когда тебе со всеми плохо,
Отдайся грёзам на пути,
Так бескорыстно вероломным,
Ведь всё равно, куда идти,
Когда стал нищим и бездомным.
Взмывай в безбожный эмпирей
И падай раненою птицей.
Люби мерцанье звёзд и дней,
А горе - горе будет длиться...
----------------------
Интерлюдия 1 - Искусство должно убивать
"...не мир пришел Я принести, но меч"
(Евангелие от Матфея, гл. 10)
Кастрированное искусство новейшего времени -
лишь развлечение, доставшееся народной биомассе
от сытых скучающих буржуа,
страдавших хроническим сенсорным голоданием.
Вместо того, чтобы формировать личность по образу и подобию
своему,
по воле -
своей,
искусство ведёт бесконечную игру в имитацию,
погружая нас в болезненный мир иллюзий,
вырабатывая наркотическую зависимость от них.
Обслуживая биологическое выживание,
искусство реализует не свою эгоистическую волю, волю к творению,
но волю (если хотите, по Шопенгауэру) мира
(сиречь насилия и рабства)
"...не нарушить пришел Я, но исполнить".
Что же такое истинное творчество?
Это разрушение, красота бунта,
кровавая заря низвержения всех диктатур и предикторов.
Как постоянные зубы выталкивают молочные,
подлинное творчество формирует личность,
разрушая то, что было её приматом,
освобождая путь трансцендентому мышлению бунтаря.
Извилины в мозгу - это шрамы на теле личности.
По воле своей я творю
управляемый хаос мира.
Запускаю вирус идеологий и сценариев жизни,
подчиняю очарованием, порабощаю страданием,
лишаю сил одним взглядом,
низвергаю всех супостатов слова и дела...
Чем же, - спросите вы, - тогда принципиально
отличается искусство от попытки выживать и доминировать?
Конечной целью.
А конечная цель искусства - освобождение человека
от тюрьмы бытия и наркотической зависимости от жизни,
возвращение его на лоно пустоты,
в колыбель несотворённого мира.
Всё в жизни есть насилие.
И всякое удовольствие это насилие над насилием.
Не благо есть антипод варварству жизни, но небытие,
врата к которому открывает смерть.
Потому подлинное искусство должно насиловать и убивать,
мостить шрамами извилин и рубцами сердца дорогу к небытию.
Нет зрелища прекрасней и священней, чем зрелище мёртвого тела!
----------------------
Три вопроса
Ланг Лив
- Каково было любить его?, - спросила Благодарность.
- Это было похоже на эксгумацию, - ответил я, -
когда я воскрес во вспышке великолепия.
- Каково было быть любимым в ответ? — спросила Радость.
- Так, словно тебя увидели после вечности тьмы, — ответил я -
услышали после молчания длиной в целую жизнь.
- Каково было потерять его?, - спросила Печаль.
После долгой паузы я ответил:
- Как если бы все прощальные слова, когда-либо сказанные мне,
прозвучали одновременно.
Lang Leav
Three questions
What was it like to love him? Asked Gratitude.
It was like being exhumed, I answered.
And brought to life in a flash of brilliance.
What was it like to be lovedin return? Asked Joy.
It was like being seen after a perpetual darkness, I replied.
To be heard after a lifetime of silence.
What was it like to lose him? Asked Sorrow.
There was a long pause before I responded:
It was like hearing every goodbye ever said to me — said all at once.
----------------------
Вой - Часть III
Аллен Гинсберг
Карл Соломон! Я с тобой в Рокленде
где ты безумнее, чем я
Я с тобой в Рокленде
где ты должно быть чувствуешь себя очень странно
Я с тобой в Рокленде
где ты копируешь тень моей матери
Я с тобой в Рокленде
где ты убил свои двенадцать секретарш
Я с тобой в Рокленде
где ты смеешься над этим незаметным юмором
Я с тобой в Рокленде
где мы великие писатели возле одной ужасной пишущей машинки
Я с тобой в Рокленде
когда твоё состояние ухудшилось и о нем сообщили по радио
Я с тобой в Рокленде
где способности черепа больше не впускают червей чувств
Я с тобой в Рокленде
где ты пьешь чай из грудей дев Утики
Я с тобой в Рокленде
где ты играешь словами на телах своих медсестер гарпий Бронкса
Я с тобой в Рокленде
где ты кричишь в смирительной рубашке, что проигрываешь бездне игру в настоящий пинг-понг
Я с тобой в Рокленде
там, где ты стучишь по кататоническому пианино, душа невинна и бессмертна, она никогда не должна безбожно умирать в сумасшедшем доме полном оружия.
Я с тобой в Рокленде
где еще полсотни ударов никогда не вернут твою душу в тело из паломничества к кресту в пустоте
Я с тобой в Рокленде
где ты обвиняешь своих врачей в безумии и замышляешь еврейскую социалистическую революцию против фашистской национальной Голгофы
Я с тобой в Рокленде
где ты расколешь небеса Лонг-Айленда и воскресишь своего живого человеческого Иисуса из сверхчеловеческой могилы
Я с тобой в Рокленде
где двадцать пять тысяч безумных товарищей все вместе поют последние куплеты «Интернационала».
Я с тобой в Рокленде
где мы обнимаем и целуем Соединенные Штаты под нашими простынями Соединенные Штаты, которые кашляют всю ночь и не дают нам спать
Я с тобой в Рокленде
где мы просыпаемся наэлектризованными от комы ревущими над крышей самолетами наших душ они пришли сбросить ангельские бомбы больница освещает себя воображаемые стены рушатся И тощие легионы бегут наружу И звездно-блестящий шок милосердия вечная война здесь и победа оставь свое исподнее мы свободны
Я с тобой в Рокленде
в моих снах ты идешь мокрый после морского путешествия по шоссе через Америку в слезах к двери моего коттеджа в западной ночи
Allen Ginsberg
Howl - Part III
Carl Solomon! I’m with you in Rockland
where you’re madder than I am
I’m with you in Rockland
where you must feel very strange
I’m with you in Rockland
where you imitate the shade of my mother
I’m with you in Rockland
where you’ve murdered your twelve secretaries
I’m with you in Rockland
where you laugh at this invisible humor
I’m with you in Rockland
where we are great writers on the same dreadful typewriter
I’m with you in Rockland
where your condition has become serious and is reported on the radio
I’m with you in Rockland
where the faculties of the skull no longer admit the worms of the senses
I'm with you in Rockland
where you drink the tea of the breasts of the spinsters of Utica
I’m with you in Rockland
where you pun on the bodies of your nurses the harpies of the Bronx
I’m with you in Rockland
where you scream in a straightjacket that you’re losing the game of the actual pingpong of the abyss
I’m with you in Rockland
where you bang on the catatonic piano the soul is innocent and immortal it should never die ungodly in an armed madhouse
I’m with you in Rockland
where fifty more shocks will never return your soul to its body again from its pilgrimage to a cross in the void
I’m with you in Rockland
where you accuse your doctors of insanity and plot the Hebrew socialist revolution against the fascist national Golgotha
I’m with you in Rockland
where you will split the heavens of Long Island and resurrect your living human Jesus from the superhuman tomb
I’m with you in Rockland
where there are twentyfive thousand mad comrades all together singing the final stanzas of the Internationale
I’m with you in Rockland
where we hug and kiss the United States under our bedsheets the United States that coughs all night and won’t let us sleep
I’m with you in Rockland
where we wake up electrified out of the coma by our own souls’ airplanes roaring over the roof they’ve come to drop angelic bombs the hospital illuminates itself imaginary walls collapse O skinny legions run outside O starry-spangled shock of mercy the eternal war is here O victory forget your underwear we’re free
I’m with you in Rockland
in my dreams you walk dripping from a sea-journey on the highway across America in tears to the door of my cottage in the Western night
----------------------
Полые люди - Часть I
Т.С.Элиот
Мы - полые люди.
Мы - люди-чучела.
Совместно сгибаемся.
Головные уборы все из соломы. Увы!
Наши сухие голоса, когда
Мы шепчем вместе
Тихо и бессмысленно,
Как ветер в сухой траве
Или крысиные лапы по осколкам стекла
В нашем сухом подвале.
Образ без формы, тень без цвета,
Парализованная сила, жест без движения;
Тот, кто последовал
Со взглядом прямым в Царство Смерти,
Помни о нас - если что - не как о потерянных
Яростных душах, но только
Как о полых людях,
Людях-чучелах.
T.S. Eliot
The Hollow Men - Part I
We are the hollow men
We are the stuffed men
Leaning together
Headpiece filled with straw. Alas!
Our dried voices, when
We whisper together
Are quiet and meaningless
As wind in dry grass
Or rats' feet over broken glass
In our dry cellar
Shape without form, shade without colour,
Paralysed force, gesture without motion;
Those who have crossed
With direct eyes, to death's other Kingdom
Remember us-if at all-not as lost
Violent souls, but only
As the hollow men
The stuffed men.
----------------------
Я Муха
Марлон Фик
Я Муха
и Бога нет.
Я Муха, умный, темный ангел с прозрачными крыльями,
зелеными и фиолетовыми глазами.
Мне никто не нужен.
Тем не менее, я признаюсь,
Меня тянет к зову скрипки хрупкого
плеча, тугой проволоки женского голоса.
Я взмываю в воздух, чтобы найти его, вхожу в него, исследую его,
поглощаю
и очищаю.
Я Муха, я
любопытен от природы.
Я один есть причина, моё истинное предназначение,
рисую свои собственные круги,
жил в мозгу Миро,
раздражал Витгенштейна фразой «теперь-ты-видишь-меня-теперь-не видишь».
неопределенность,
пошел искупаться в чашке чая Т. С. Элиота.
Теперь эта кукла думает, что я не знаю, что она там;
кукла в зале ожидания своего кукольного дома ждет,
ее вечная мука, ожидание,
и безучастно наблюдает последний спазм края земли.
Запустение и распад.
О, я влюблен. Я Муха —
головокружительный, роскошный, потрясающий!
я никогда не моргаю
и не имею воспоминаний.
Я говорю наугад.
Рождённый на мертвой звезде, в заброшенном гнезде
мрака и загрязнения, мечтал
в существовании именно тем, чего я ищу, пустотой, женщиной,
скрещиванием и разведением ног. Там
мой алтарь там
шелковый батут
мой прыжок и сальто
мой дротик и удар
безымянная кровать…
Там я высаживаюсь и играю ее волосами, музыкальными струнами
в сладком голубом свете
змеюсь по воздуху
как ладан, стеклянные
тела лучезарных святых, разорванные на куски, наблюдающие,
но кто не может видеть своими стеклянными глазами
неясное ложе
сотканное только для меня, белым или черным из женской кожи
и много рук
воспоминаний, бедный сиротский крест,
яркий компас снега.
Я Муха. Я лечу и кормлю грудью,
губы черные и сморщенные, глаза ещё более томные, сияния приливающей крови
с изображениями преступлений — панорамный взгляд
разноцветные глаза, которые видят за ореолом горизонтов до апокалипсиса.
Я нес чуму на руках к бессонным.
Теперь позволь мне быть обвитым ее бинтами,
обернутым в шелк
и попавшим в другой мир.
Позволь мне раствориться в ее крови, ее залах ожидания, ее болоте
рая.
Бесконечно малая крупинка экскрементов, я подписываюсь своим именем
и кто может сказать, что я когда-либо был здесь?
Кто?
разрешит мне последний ужин
который я съесть все равно не смогу и выплюнул бы
как горькая луна на моем липком языке,
маленький плоский мир пустынных наречий
и несвежие заплесневелые тела, которые говорили на них.
Было время, когда мир гудел, смеясь над шуткой
внутри утробы,
но земля обетованная теперь пустыня, или
собор, где, как я понимаю,
какой-то спаситель лежит, охраняемый как локон
детских волос.
«Первые станут последними», — говорит Муха.
Что бы это ни значило.
Marlon Fick
I am Fly
I am Fly
and there is no God.
I am Fly, the smart, dark angel with transparent wings,
green and purple eyes.
I need no one.
Still I confess
I’m drawn to the calling of a violin, the fragile
shoulders, the tight wire of a female voice.
I swoop through the air to find it, enter it, probe it,
gorge
and purge.
I am fly, so
naturally I’m curious.
I alone am why, my ownmost teleos.
draw my own circles,
lived in Miro’s brain,
annoyed Wittgenstein with the now-you-see-me-now-you-don’t
uncertainties,
went for a swim in the tea in T. S. Eliot’s cup.
Now this doll thinks that I don’t know she’s there;
the she doll in her doll house waiting rooms, waits,
her eternal torment, expectation,
and gazes blankly to the end of the earth’s last spasm.
Desolation and de-
composition.
Oh I am in love. I am Fly—
vertiginous, sumptuous, prodigious!
I never blink
and have no memories.
I interrogate at random.
Born on a dead star, abandoned nest
of obscurity and contamination, dreamed
into existence by the very thing I seek, the void, woman,
crossing and uncrossing her legs. There
is my altar, there
the silk trampoline
my vault and somersault
my dart and thrust
the anonymous bed…
There I alight and play with her hair, the strings of music
in sugary blue light
snaking through the air
like frankincense, glass
bodies of illuminated saints, in pieces, watching,
but who can’t see with their glass eyes
the vague bed
woven just for me, the white or black of a woman’s skin
and many arms
of memories, poor motherless cross,
bright compass of snow.
I am Fly. I fly and nurse,
lips black and pursed—eyes more languorous auras of the blood tumescent
with the images of crimes—eyes panoramic
technicolor eyes that see beyond the halo of horizons to apocalypse.
I have carried the plague in my hands to the sleepless.
Now let me be entwined in her bandages,
wound round in silk
and spun into another world.
Let me dissolve in her blood, her waiting rooms, her bog
of paradise.
Infinitesimal speck of excrement, I sign my name
and who can say that I was ever here?
Who?
to allow me the last supper
which anyway I can’t eat and would spit out
like a bitter moon upon my sticky tongue,
a small, flat world of desert languages
and the stale, moldy bodies that spoke them.
Was a time the world buzzed with it, laughing at a joke
inside a womb,
but the promised land is a desert now, or
cathedral where, I gather,
some savior lies, guarded like a lock
of baby hair.
The first shall be last, saith Fly.
Whatever that means.
----------------------
Эпиграмма Паллада
Паллад
Пусть эта жизнь, исполненная тревог,
Пройдёт в тишине,
Безмолвная, как само Время.
Живи безвестным, и умри таковым.
Palladas
Let this life of worry
Pass by in silence, as
Silent as Time itself.
Live unknown and so die.
----------------------
Бивис и Баттхед
Бобби Паркер
Я слышал, как наши соседи еблись сегодня.
Окно спальни было открыто
и я высунул голову,
принюхиваясь к запаху летнего дождя.
Одинокий старик у соседней двери
стоял, словно зачарованный
на этой чудной лужайке, его челюсть
свисала по-вдовьи, как мои мечты о будущем.
Я ничего не могу для него сделать.
Когда он увидел меня, я сказал: "Ха-ха-ха",
и он, пританцовывая и смеясь, ответил: "Хе-хе-хе".
Его тоже зовут Бобби.
Прикольно, когда есть два таких придурковатых Бобби.
Bobby Parker
Beavis & Butthead
I heard our neighbours fucking today.
The bedroom window was open
so I stuck my head out, sniffing
the summer air for rain.
The lonely old fella next door
was just standing there, spellbound
on that gorgeous lawn, his mouth
hanging off the widowed bone
like my dreams about the future.
There's nothing I can do for him.
When he saw me, I said 'Huh-huh-huh'
& he did a dance, laughing 'He-he-he'
His name is also Bobby & that's okay,
it's nice to have two weird Bobbys.
----------------------
Интерлюдия 2 - Ночные огни
Ночные огни
моих воспоминаний,
когда я блуждал пустынной ночью по паркам чужого города;
красно-синие слёзы одиночества и неприкаянности,
ожидание чуда, мчащегося в машине скорой помощи
к кому-то другому.
Ночные огни тайных встреч
на запотевшем оконном стекле такси,
холодного отеля,
краски зари на кафельных стенах больницы,
когда я отрекался от грязной ночи,
в тяжелом отравлении от реальной жизни,
и так хотел невыразимой чистоты бытия,
что безразличные медсёстры в кипенно-белых халатах
казались мне добрыми феями Нарнии.
Ночные огни безучастия,
когда зарёванный и пьяный я лежал на скоростной трассе,
ожидая, когда несущейся автомобиль размажет меня об асфальт,
мокрый от дождя;
дождь и ночные огни - мои постоянные тёмные спутники.
Ночные огни пустоты,
развернувшей свой театр эфемерности во всём, что есть в мире,
во всём, что окружает меня
беспечной, невыносимой лёгкостью бытия,
похожей на твоё прощание, произнесённое с улыбкой -
ещё минуту или две, опьянённый твоим дыханием и розовым вином,
я продержусь,
а потом хлынет дождь.
Ночные огни измен,
часть из которых содеяна ради любопытства,
но всё же бОльшая часть - в напрасной попытке бегства
от пожирающей тебя амбивалентности чувств;
красно-синяя рвота на джинсах;
дешёвый алкоголь;
возвращение блудного пса
к засаленной стойке бара.
Ночные огни иллюзий
и дождь упущенного времени -
как неважны и смешны они становятся со временем,
когда сердце черствеет,
привыкая к навязанному сюжету существования,
когда обесценивается всё, что вчера завораживало
пророческой песнью грядущей катастрофы,
когда завидуешь молодым, беснующимся в гормональном угаре
и посылаешь Лорелее
свой неискренний воздушный поцелуй,
и напеваешь "Avec le temps" с иронической ухмылкой.
Сухие губы отвыкли от улыбчивой мимики,
брови давно срослись аксанами "грав" и "эгю"
над перманентным взглядом само-
убийцы,
Красные и синие трупные пятна
проступают на моём бесплодном, пустом сердце
старика;
на сердце искавшем и не нашедшем,
и всё ещё машинально ищущем
нечто в тщетном маскараде жизни,
где единственная посильная радость -
наблюдать угасание звёзд, тление упущенных шансов;
бесконечную пытку абсолютной невозможности
и дождь,
и ночные огни...
----------------------
Страна
Страна вертухаев и жалких терпил,
Чиновничьих рыл - прошмандовок,
Бандитов, воров и бабла воротил,
В дырявом законе уловок;
Страна бюрократов, целующих зад
Бессменным своим супостатам,
Дородных царьков, что возглавили ад,
Рабам разминая простаты.
Страна лицемеров, паскуд и ****ей
В конец озверевших шакалов,
Напрасно искать в этом стаде людей,
Ведь это потомки вандалов,
Сыны живодёров и детоубийц,
И все, как один, патриоты.
Свиные бы жопы на месте их лиц
Смотрелись удачней в природе.
Судьба супостата - борзеть и борзеть,
Мечта - поиметь всю планету,
И разницы нет, это "ять" или "зеть" -
Давала бы только монету.
И в жопу нас будут ****ь, и в ****у,
Готовьте котомки и сани...
Какую страну я имею в виду,
Решайте, читатели, сами!
----------------------
Завалю я фраера
Завалю я фраера с жирным чемоданчиком
На Коммунистической поздно вечерком
Да икорку с водочкой в местном ресторанчике
Дивно я откушаю вместе с балычком.
Семерым по лавочкам хватит на сухарики
И жене достанется на шанель-духи.
Прокачу и тёщу я на воздушном шарике,
Отпущу и тестю я все его грехи.
В этой стае с волками жить.
В этой стае по-волчьи выть.
Если ты плешивый интеллюгент,
Запихну тебе я в зад партбилет.
Если хочешь жить богато, играй -
И воруй!
И убивай!
Только в календарике видимо-невидмо
Дней ещё и месяцев - надо как-то жить.
А судьба - паскудина, а судьба - ехидина,
Честного не жалуеть, медлить не велить.
Поищу я нового пухленького фраера
Или лучше киллером в мафию наймусь,
Фраеров не жалую, пусть мне светит камера,
Я на этих фраерах лихо наживусь.
В этой стае с волками жить.
В этой стае по-волчьи выть.
Если ты плешивый интеллюгент,
Запихну тебе я в зад партбилет.
Если хочешь жить богато, играй -
И воруй!
И убивай!
----------------------
Оральное
На светлых глазах и улыбке младенца
Мокрота подростка с балкона высотки.
Мир соли, спиртов и различных эссенций,
Встречай неофита музЫкой и водкой.
Твой первый урок будет самым жестоким:
Тебе здесь не рады и здесь ты не нужен;
Про Запад не думай и бойся Востока;
Всё счастье твоё это завтрак и ужин.
А социум первой любовью назначит
Тебе, как и всем, атаманскую жопу.
Вот только либидо не переиначить
Ни старым чекистам, ни их агитпропу.
Потом из тебя выбьет начисто кодло
На правду и на справедливость надежды,
Родным станет всё, что коварно и подло,
И холод бесчувствия ляжет на вежды.
Ты гимны поёшь, точно рупор крикливый,
Томясь о непрожитом странной виною,
Но выбелит время хиппанскую гриву,
И ты станешь мною.
Подруга, прощай! Расставанье отметим
Советским шампанским, как наши предтечи.
Счастливые, как нерождённые дети,
Пусть канут в безмолвье напрасные речи
Про тайны судьбы и душевных блужданий -
Я вовсе не тот, кого надо задобрить.
У тайны твоей так просто содержанье:
****а зачесалась на нового ёбря.
Я вовсе не зол, я привычен к изменам,
Внезапным крушениям всех ожиданий.
Печалит меня только мысль изреченна -
Глубокая глотка пустых оправданий
И гадостны "высших мотивов" тирады,
Которым учили по литературе.
Останемся честными в сумраке ада,
Чеканными нотами злой партитуры.
Последний урок будет самым печальным:
Есть завтрак и ужин и шахматы-нарды,
И в сером пейзаже постиндустриальном
Нам больше не надо...
----------------------
Незаменимые
Вымрут поклонники Цоя и Летова.
Полки наполнятся новыми книгами.
Круговорота бесславного этого
Не избежать, и забвенья веригами
Схвачены будут герои грядущие:
Блоггеры, коучи, телеведущие.
Новая выйдет на площадь шпана -
Ныне и присно бессмертна она.
Помнят и Пушкина и Достоевского
Не потому, что их слог совершеннее,
А потому, что двора королевского
Им было дадено благословение.
Сделаны ставки - истории книжница
И бытием, и забвением пишется.
Важно назначить один силуэт,
А остальных - не бывало и нет.
Сколько страниц сожжено и затоптано.
Сколько святых не отмечено нимбами.
Носят на сердце клеймо "отработано"
Те, кто для нас были незаменимыми.
Все мы вторичны, и каждый - вселенная,
Оскюморонная, неполноценная.
Незаменима одна пустота:
Сцена пустая, пустые места.
----------------------
Гарантия
Напыщенный гуру очаровывает дуру,
он вообще обожает дураков.
Говорит: "будь добр и открыт миру,
люби бескорыстно, не жди наград,
учись плыть по жизни, как на плоту
в штормовом океане без карты и компаса -
и не требуй гарантий".
Набитая дура течёт и блаженствует,
строчит восторженные отзывы в инстаграмчиках,
феусбучиках и вконтактиках.
Говорит, что гуру изменил её жизнь,
и таких мастеров, как он, вы больше
никогда и нигде не найдёте.
Тысячи текущих дур изливают тысячи тонн словесной патоки
за бесплатно.
А когда одна из них обратилась к гуру с личной просьбой,
он ответил ей (на десятый раз забыв выключить телефон и
не успев сбросить вызов),
потребовал нотариальную бумажку, доверенность, залог
и что-то ещё.
"Неужели Вы мне не верите, я же самая горячая Ваша поклонница?" -
изумилась дура.
А умный гуру ответил: "Конечно же верю, дурочка моя,
но я не работаю без гарантий".
----------------------
Брюхо
Дородный философ наливает в красивый хрустальный бокал
дорогущее бургундское вино,
смакует экзотические фрукты,
корябает на бумажке свой очередной философский труд
о горестях земных, пороках и добродетели.
Жирной сёмгой тают во рту высокопарные слова,
капая изо рта на бумагу.
Букетом вкусов переливаются на языке дефиниции,
аллегории, метафоры.
Какое удовольствие рассуждать о пороках и горестях,
когда ты сыт и благополучен.
Ананасовой сладостью отдают мысли о добродетели -
ваяя иероглифы своего пустословия, философ чувствует
себя почти добродетельным.
Ещё немного - и он захмелеет, забудет обо всём:
о том, сколько он обманывал и воровал,
о том, что его на самом деле все ненавидят
(в лучшем случае плевать на него хотели),
о том, что его недолговечному благополучию
остались считанные часы
до того, как солдатские шпоры изорвут
его персидские ковры,
крестьянские топоры разобьют в щепки
его мадридский рояль,
а предводитель тех, о ком он так велеречиво пишет,
вспорет ему кинжалом брюхо и выпустит кишки.
Хотел бы я на это посмотреть...
----------------------
Отыдо
От зарплаты до зарплаты,
от попойки до попойки,
от сортира до халата,
от рубильника до койки,
от несчастья до несчастья,
от заката до рассвета,
от одной паршивой власти
до другой - и нет просвета,
от ворюги до ворюги,
от барыги до барыги,
от чилли до зимней вьюги,
от бомжары до ханыги.
Весь маршрут моей житухи
от поноса до желтухи,
от несчастья до несчастья
с воровской бессменной властью
Короткий маршрут от влагалища:
Роддом, наркология, кладбище!
----------------------
Интерлюдия 3 - Эмбрион монолога
Если есть в тебе хоть капля человечности,
Не зови меня из доброй тёмной вечности,
Не буди меня на этот жуткий свет,
Где страданиям и злу предела нет.
Мама!
Посмотри на окружение своё:
Прошмандовки, хитрожопое ворьё,
Злые суки и паскуды - все друзья.
Неужели ты захочешь, чтобы я
Оказался в этом кодле нелюдей,
Лицемеров, душегубов и ****ей?
Неужели стоит в старости стакан
Всех моих грядущих ран?
Издеваться будут в школе над болезными,
Будут хахали твои лупить нетрезвыми,
Государство, где кишит ворами власть,
В нищебродстве нас оставит подыхать.
Мама!
Не иди на поводу у большинства,
Волю чти свою и знай свои права.
Не плоди же жертв бесправья-нищеты
Вот, о чём прошу тебя из темноты.
Если есть в тебе хоть капля человечности,
Не зови меня из доброй тёмной вечности.
----------------------
End of the line
I dreamt of the future people
Merry and free
The unprejudiced people
Where all my suspicions flee
Imagining cities of future
Glowing behind
my polluted window
And the steam of the chemical factory
Vanished my dreams
I had a friend in the northen city
He was weird and alone
He moved to Europe recently
And then wrote no letters to me
I hope he's with future people
Living his colorful life
Maybe he met some redhat dude
Cute scandinavian boy called Jeppe
I wish they made friends
I wish they are happy
And in the end of the line
I see the snow on all roads of the world
And my eastern piece of void
Looks like the island
I had my girl there too
And that was another sad infinite story
Undone
In the end of the line
We all forget but don't seem to forgive
We are the shades of past
Lustfully dreaming
Of the future world gleaming
Like the spots of the sun
On our gravestones...
----------------------
Пили бабло
Руки сильные твои - отбери у слабого.
Мысли хитрые твои - обворуют нищего.
Выживай душонкой злой, подлой абы как.
Не бывает ведь бабла в мире лишнего.
Пили бабло по всей земле.
Пили бабло себе во благо,
Хоть палачом всходи на плаху,
Хоть вором прячься в серой мгле.
Я доберусь до думы, я буду жрать досыта
И с олигархами бухать досветла.
Дворцы себе настрою и яхт куплю до ста,
И президентом стану я - такие вот дела.
Пили бабло по всей земле.
Пили бабло себе во благо,
Хоть палачом всходи на плаху,
Хоть вором прячься в серой мгле.
Пили бабло!
Money makes the world go around
It makes the world go 'round.
Money money money money
Money money money money
Money money money
----------------------
Небо мёртвых дельфинов
Снова небо до срока свинцом налилось,
за холодным туманом зовущая бездна
чужих городов,
приютивших мои мечты
до того, как я разучился мечтать;
и стрелою летит через бездну
старый поезд, неся запоздалую весть
от меня тем, кого я так и не встретил,
никогда не узнал
и не спас.
Мудрость синих китов, уходящих за ночью,
холодна, непреклонна, как зимний рассвет,
и свинцовые дни на свинцовых подушках
проплывают по небу
силуэтами мёртвых дельфинов -
только горечь во рту поутру
говорит, что они были живы вчера,
что вчера миновало лет двадцать назад.
Первый снег проступил сединой до поры.
Я, как прежде отчаян, мотив мой прекрасен,
как самоубийство,
как те незнакомцы в чужих городах.
И во снах наяву я, как прежде, смотрю
сквозь намокшие стёкла
на плывущие мимо ветви деревьев
под свинцовым заплаканным небом.
По ночам всё глазами брожу
по маршрутам былых каллиграфий
номеров, адресов в обветшалом блокноте,
срываю в ночи телефонную трубку,
заставая врасплох тишину.
Мне так хочется верить, что призрачный мир,
мной упущенный, был реальным.
Но погибель, как гневный софит
над сценой сорванного спектакля,
солнцем бьёт мне в глаза,
дистопической ржавой громадой
затеняет дома,
как решётка над головой,
застит небо, дробит на квадраты
мелодию лет,
и я забываю...
... забываю твой черты,
наши слёзы и поцелуи,
встречи в уютном кафе вечерами,
грустный голос Патрисии,
будто пророчивший "то будем мы",
безумные книги и волшебство,
грустные аниме,
печальные песни юности
из девяностых и нулевых -
бегство от всех,
недолгая близость,
похмельное утро,
свинцовое небо,
полное спящих дельфинов,
новое расставание
навсегда.
Сон ли, виденье случайно
вдруг всколыхнёт
свинцовую пропасть забвенья,
как поезд, промчавшийся по степи,
ненадолго вздымает песчаные вихри;
и подняв телефонную трубку,
как станционный смотритель
заброшенного полустанка,
я промолчу: "Мой друг,
новостей больше нет,
в этом мире я больше не нужен".
Я скажу и забуду себя.
----------------------
На посошок
Аннина Эпплби
В тускло освещенном баре
женщина
стоит спиной к музыкальному автомату
покачиваясь
в такт Близнецам Томпсон
«Обними меня сейчас»
она подпевает
с такой страстью
с какой бильярдный кий
бьёт по бильярдным шарам
и пиво хлещет
в охлажденные стаканы
когда песня заканчивается
она возвращается
на свое место в одиночестве.
В тускло освещенном баре
мужчина смотрит вглубь
своего пойла
в поиске ответов
бармен спрашивает
готов ли он к кому-либо другому
он слушает невнимательно
песню что играет
он не может вспомнить
когда последний раз
кто-то был рядом с ним
это было очень давно
и дольше
с тех пор как она ушла от него
"наполняй" говорит он.
когда молодая женщина
направляется к двери.
Annina Applebee
One for the Road
In the dimly lit bar
there's a woman,
her back to the jukebox
swaying
to the sounds
of the Thompson Twins
"Hold me now,"
she sings along
with great passion
as pool cues strike
billiard balls
and beer gushes
into chilled glasses
as the song ends
she walks back
to her seat alone.
In the dimly lit bar
a man looks deep
into his drink
for answers,
the barkeep asks
if he's ready for another
he listens, briefly
to the song that's playing
he can't remember
the last time
somebody held him
it was a long time ago
even longer
since she left him
"filler up," he says
as the young woman
heads for the door.
----------------------
Край
Сильвия Плат
Женщина совершенна.
Ее мертвое
Тело носит улыбку свершения,
Иллюзию греческой необходимости.
Поток в свитках ее тоги,
Её голые
Ноги словно говорят:
Мы зашли так далеко, все кончено.
Каждый мёртвый ребёнок свернулся калачиком, белые змеи,
По одной на каждого.
Кувшин с молоком опустел.
Она сложила
Их обратно в своё тело, как лепестки
Розы, когда ближний сад
Застывает и запахи кровоточат
Из сладких, глубоких глоток ночного цветка.
Луне не о чем грустить,
Глядя из-под капюшона из костей.
Она привыкла к таким вещам.
Ее чернота трещит и волочится.
Sylvia Plath
Edge
The woman is perfected.
Her dead
Body wears the smile of accomplishment,
The illusion of a Greek necessity
Flow's in the scrolls of her toga,
Her bare
Feet seem to be saying:
We have come so far, it is over.
Each dead child coiled, a white serpent,
One at each little
Pitcher of milk, now empty.
She has folded
Them back into her body as petals
Of a rose close w-hen the garden
Stiffens and odors bleed
From the sweet, deep throats of the night flower
The moon has nothing to be sad about,
Staring from her hood of bone.
She is used to this sort of thing.
Her blacks crackle and drag.
----------------------
Каменная любовь
Луиза Эрдрич
Я провела звездный век в огне,
Прикованная к черным небесам,
Ожидая тебя.
Свет полз по подоконнику земли
Тысячу раз, десять тысяч
Через сто тысяч лет,
Но свет не коснулся меня
В глуби бездонного времени,
Ожидающую тебя.
Судьба вышвырнула меня,
Затащила меня сюда,
Чтобы я любила, как любит камень,
Ожидая тебя.
Прикоснись ко мне, бабочка.
Как и у тебя, у меня нет рук.
Поцелуй меня, дождь.
Как и у тебя, у меня нет рта.
Тяжёлый снег ложится на меня.
Как и ты, я могу только ждать.
Иди ко мне, дорогое
Невыносимо маленькое
Человеческое животное.
У меня нет голоса
Но есть твой голос.
Спой мне. Говори.
Пусть облака пролетают над нами.
Я провела звездный век в огне,
Чтобы только обнять тебя.
Louise Erdrich
Stone Love
I spent a star age in flames
Bolted to the black heavens
Waiting for you.
Light crept over the sill of the earth
A thousand upon ten thousand
Upon a hundred thousand years
But no light touched me
Deep in depthless time
Waiting for you.
Fate flung me out,
Hauled me here
To love as a stone loves
Waiting for you.
Touche me, butterfly.
Like you, I have no hands.
Kiss me, rain.
Like you, I have no mouth.
Snow sit heavily upon me.
Like you , I can only wait.
Come to me, dear
Unendering little
Human animal.
I have no voice
But your voice.
Sing to me. Speak.
Let the clouds fly over us.
I have spent a star age in flames
Just to hold you.
----------------------
Придёт наш час
Пусть не осталось ни просвета,
Куда б надежды луч упал,
И дней злосчастных эстафета
Кружит свой изуверский бал,
Пусть жизнь калечит и рубцует,
На боль и скверну не скупясь,
Богам молитвы были всуе,
Но знаю я, придёт наш час.
Пусть целый мир плюёт на нас,
Придёт наш час!
Тогда последний станет первым,
И правосудья красный меч
Взойдёт над миром, застя небо,
И небо станет, словно печь,
Кроваво-красным - о, тираны,
Никто спасти не сможет вас.
Заговорят рубцы и раны -
Придёт их час!
Умывшись кровью и слезами,
Судье кидая всуе нал,
Увидите перед глазами
Гаагский вскоре трибунал.
Кого не вздёрнули на рее,
Казниться будет, что не сдох.
Отмщенья ветер зреет, реет
На стыке мировых эпох
Пусть не осталось ни просвета,
Куда б надежды луч упал,
И дней злосчастных эстафета
Кружит свой изуверский бал,
Пусть нынче празднуют злодеи,
На ложь и подлость не скупясь,
Но аз воздам, сорвав ливрею,
Да, знаю я, придёт мой час!
----------------------
Omnes choros transciendiere
Я был раздавленной кошкой
на дороге у нашего дома,
мой целлофановый остов
притворялся ей так умело.
Я был ночью клочками кокона,
где томилось ночами имаго
на коре одинокого дерева.
Когда новый день
расползётся по улицам города,
запахом свежего кофе и хлеба,
сонными продавцами книг,
винными дегустаторами и ловцами ветров,
я побуду оставленным возле бутика
пакетом для мусора,
мешком со сломанными ногами
и свернутой шеей.
с улыбкой старика,
застывшей навеки в его чёрной складке.
За неё меня схватят потом,
как за загривок, и отнесут на свалку.
Не бойся той фотографии,
что ты сделал, когда я умер,
ведь она не о смерти вовсе - она о том,
каким я был в миг свой последний - ещё живым,
ещё на живого так сильно похожий.
Вот и время прошло - я на всё насмотрелся,
много ливней прошло надо мной.
и руки мои под землей уж свободно обмякли во тьме,
как целлофан.
Ни о чём не печалься - это просто
странные танцы природы,
до жизни и после,
и мне не больно.
И всё, что ты видишь во мне, - не я.
Только далёкое отражение
минувшей чужой судьбы,
затерявшийся солнечный блик
в старом квартале твоей
неприкаянной памяти.
----------------------
Кладбищенский рокнролл
Старость всегда наступает внезапно,
даже если годами ты пестовал
её ядовитый цветок...
Солнце однажды и навсегда умирает,
когда привыкает
к тесному саркофагу,
к футляру, наброшенному на клетку,
к ощущению недоступного неба.
И мертвецы твоей памяти
в ярости вновь оживают,
чтобы воздать тебе по заслугам.
Их ярость слепа и безнаказанна,
как забвенье, которому ты их отдал.
И ты понимаешь: никто тебя не читал,
никто не слушал, никто не знал -
это ты их поставил на пьедестал
и молился на них напрасно...
Смерть приходит всегда раньше срока,
даже если всю прежнюю жизнь
ты уверен был, что готов к ней.
Раньше,в юности, горе давало тебе
хотя бы право кричать -
сейчас оно только последнее отбирает.
К плети плеть, за ударом - удар.
Молчи, сука, молчи...
Бессловесность, беспомощность раковой опухолью
разрастается, стягивая грудь.
И ты не знаешь, как надо себя вести
на приёме у доктора,
оглашающего смертельный диагноз.
Ты ещё не сумел представить, что в завтрашнем дне
не будет тебя самого.
Видимо, слишком привыкший терять других,
Окутанный холодной простынёй одиночества,
ты забыл, что не вечен.
И всё, что в тебе рвалось и сияло,
сложат окоченевшим в узкий ящик
и зароют в землю.
Старость всегда наступает внезапно.
Солнце однажды и навсегда умирает.
Детка, я бы хотел тебя снова трахнуть,
Но я задыхаюсь.
Серый холм, скоро здесь будет табличка.
Тишина, у смотрителя стопка бумаги.
Свидетельство номер...
Фамилия, имя...
Такое-то время...
В анамнезе аневризма аорты...
----------------------
Зимнее
Зимне-вялое солнце муки,
Зимне-бледная бирюза,
Как мокрота и как старухи
Обесцвеченные глаза,
Зимне-мутный кружок в тумане,
Перемёрзший желток в воде.
Если кто-то хоть раз обманет,
Значит - правды не жди нигде.
Если тысячу раз погибнешь,
Знать, научишься роль играть,
Ибо дадено нам другими
Разрешение умирать.
Коль сомнения хороводят,
На вопрос однозначным "да",
Если близкий опять уходит,
Значит - в этот раз навсегда.
Не насытить слезами жажды -
Я готов пожелать врагу,
Чтобы встретили нас однажды
На оттаявшем берегу;
Чтобы встретили нас горячим,
Чтобы вновь преломили хлеб.
Снова дышащим, снова зрячим
После зимней тоски во мгле.
Чтобы встретили только после...
Как на кромке весны полынья,
В безнадёжной надежды поле
Остров раною из жнивья.
Зимне-вялое солнце горя,
Зимне-бледная бирюза,
Как ребёнка, в сиротском доме
Перепуганные глаза.
Зимне-мутное чрево неба,
Отравление мерзлотой.
Есть вино, есть немного хлеба,
Ты возьми меня на постой.
----------------------
Эфилио
В поиске истины
больше намного страха,
чем любопытства.
Слеплены боги
с царей и детей
неумелыми богомазами,
выдающими аналогию
за изобретение.
Наркоманская ломка жизни
не даёт нам понять,
что любое благо -
тень несчастья,
любое блаженство
порождено нуждой и лишением.
Люди те же машины,
обременённые болью,
застрявшие в паутине лжи,
в царстве возвышающего обмана,
страусы, зарывшие головы в песок,
стоящие зябкими ногами
во тьме низких истин.
Молекула ДНК.
Существование.
Нет другого врага.
И ошибка выжившего в том,
что он хочет излечить жизнь от зла,
не понимая, что жизнь и есть зло.
Всякий раз преодолевая невзгоды,
он лишь повышает планки
и ставки нового зла.
Святым может быть
лишь то, чего нет.
Как нет отчаянного
племени Хайты,
как нет Бога,
как нет Ницше,
как не будет и нас самих
однажды...
20.12.2022
----------------------