Постриг ногти на руках и чёрт дёрнул пересчитать отстриженные ногти. Их было одиннадцать.
Три раза пересчитал пальцы. Одного не хватало!
В фитнес центре Марина уже полгода любовалась украдкой молодым парнем с аккуратной короткой стрижкой русых волос и холодными серыми глазами. Удивляло преображение холодных глаз в смеющиеся с искринкой, когда он что-то весело обсуждал с приятелями между подходами к штанге и тренажерам. Он не был красавцем ни лицом, ни телосложением, но в нём чувствовалась какая-то ладность, какая-то непонятная гармония.
Появлялся он в спортзале один-два раза в неделю и всякий раз вокруг него ребята собирались словно пчёлы на мёд, что-то горячо обсуждали и хохотали словно одержимые, именно в эти моменты глаза его преображались. Как-то раз Марина заметила в зеркале, как он незаметно и как бы между прочим, приласкал ладонью промежность одной фитнес-дивы, по которой вздыхали все вокруг без всякой надежды на взаимность. "Во даёт!" - подумала тогда Марина, отметив про себя, что выражение холодных глаз у него тогда не изменилось.
Чем он так привлекает ребят, подумала Марина, многие из них продвинутые атлеты - жмут штангу лёжа под двести килограмм и более, а он скорее похож на гимнаста, только ростом повыше. Очень скоро она убедилась чем именно.
Кто-то из ребят соблазнил тренера по спортивной гимнастике, секция которой располагалась этажом выше, уделать зарвавшегося чмошника по отжиманиям в стойке на руках на брусьях. Итог был печален - "чмошник" с холодными глазами в стойке на руках отжался на брусьях десять раз, а тренер гимнастов осилил только три.
Марина, наблюдая за соревнованием, заметила, что, глаза у предмета её внимания горели как у жирафа, ударенного молнией, в мультфильме "Колобки".
Как странно, подумала Марина, тискать задницу подобию Клаудии Шиффер глаза не горят, а в пустую доминировать на брусьях - очи словно прожекторы!
Больше всего Марину бесило то, что взгляд его скользил мимо неё, как будто она была пустым местом, несколько раз она нарочно попадала в поле его зрения, но, глядя, казалось, ей прямо в глаза, он смотрел словно в пустоту холодными серыми глазами. Вот сволочь, думала Марина в такие моменты, провожая взглядом равнодушный поворот головы мерзавца.
Марина увлекалась греблей на каноэ, а для этого требовалось укреплять мышцы груди и поэтому основное внимание она уделяла жиму лёжа. Сегодня в полупустом зале её придавило штангой весом в 40 кг. Сил снять с груди снаряд не было, звать на помошь было неловко и стыдно и Марина тужилась изо всех сил, пытаясь выбраться из-под штанги. Кто-то подбежал к ней, схватился за гриф, тут Марина громко пукнула, штанга улетела куда-то вверх и Марина, не видя ничего вокруг, горько залилась слезами. Кто-то оторвал её от лавки для жима лёжа, рыдающую, привёл в положение сидя, этот кто-то уверенно и нежно гладил её по голове и плечам, и сквозь слёзы она услышала: "Всё хорошо, всё хорошо, не переживай, я с тобой, я люблю тебя, всё хорошо... не переживай...". Открыв заплаканные глаза, Марина увидела перед собой его серые глаза, обжигающие как электрическая сварка.
В подвале хрущёвки было тихо и пустынно, воняло кошками и дустом. Подвал представлял из себя два длинных параллельных коридора со множеством комнат по бокам. Каждая комната была чревата засадой. Мушкетёр осторожно шёл вдоль южного коридора, прислушиваясь к каждому шороху. Он остался один из гарнизона, все остальные выбыли. Верная шпага в руках придавала уверенности. И тут, спереди и с тыла, уверенно и нагло вышли ребята на три-четыре года старше мушкетёра. Самый старший из тех, что спереди, как бы снисходительно атаковал со шпагой. Бой был
напряжённый и недолгий... старший на четыре года воткнул шпагу в горло мушкетёру... поражённый в горло мушкетёр, отбросив в сторону шпагу, набил морду своему визави, который от страха возможной нанесённой смертельной травмы не сопротивлялся. В этой истории удивительно то, что мушкетёру тогда было всего шесть с половиной лет. Шпаги были из стальной проволоки с защитными чашами из крышек для консервации - очень опасные были шпаги.
Уже потом, в 12 лет, традиция мушкетёрства была возрождена и уже куда серьёзнее, но это уже другая история.
В любом атлетическом зале время от времени появляются до колик смешные персонажи, их ещё называют подснежниками. Не смотря на то, что они выглядят смешными и убогими, их искренний порыв самосовершенствования вызывает уважение.
Надо сказать, что если подснежники улавливают уничижительные эпитеты со стороны присутствующих в зале, то этим грешат залётные дрыщи, налетевшие в зал подкачать бицуху перед пляжным сезоном. Серьёзным атлетам и те, и другие - глубоко поровну, но если кто-то из них обратится за советом, то получит настолько глубокую консультацию, что многих берёт оторопь.
Очень многие стесняются приходить в зал, мол я дрыщ и мне будет неловко среди людей, достигших, как им кажется, совершенства, но новоявленным атлетам невдомёк, что любой крепкопицепсный перец в этом зале когда-то точно таким же дрыщём впервые нарисовался в зале с точно такими же комплексами, как у него.
Люди в зале приходят и уходят, никто с ними не нянькается, за исключением самых упорных. Эти остаются, пашут как проклятые, и потом берут призы на соревнованиях.
Много девочек появляется, с целью найти мальчиков, они стреляют глазками во все стороны, вертят круглыми попками и достигают своей цели - в итоге складываются весёлые компании, объединённые общей целью получить максимум от
полового взаимодействия.
Сева терпеть не мог своего имени - Всеволод. Как ему казалось, это что-то вроде Володи, но похоже на Кузьму. Он предпочитал именовать себя Павлом - по имени своего прадеда. Прадед Севы в двадцать лет командовал ротой на переднем крае северного фаса Курской дуги и немцы там не прошли. Дед был тяжело ранен в руку чуть выше локтя и на этом его боевой путь закончился, много лет потом ушло на восстановление руки.
Не сказать, что Сева к своему двадцать одному году достиг какого-то там атлетического совершенства - нет, просто его кумиром был Гойко Митич и набирать массу и силу не входило в его планы, впрочем, детали его тренинга оставим за границами этого повествования.
Однажды, в раздевалке он услышал разговор:
- Ты видел новую девочку в зале? Ну чисто Серена Гранди из фильмов Тинто Брасса!
Только в очках. И кажется, не видит дальше собственного носа.
- Это которая? Неуклюжая такая, двигается словно в замедленной съёмке?
- Она самая...
Кто это такая, подумал Сева, ах... эта... ну да, ну да... действительно, двигается она как сонная муха. А кто такая Серена Гранди?
Через пару дней, узнав кто такая Сирена Гранди, у Севы начало развиваться косоглазие - всякий раз, посещая зал, он выглядывал эту Серену.
Продолжение следует.
Очень скоро Сева выяснил, что Серену зовут Мариной и она студентка МАИ, однажды
ему довелось подсмотреть, как она перекусывала перед тренировкой, она ела какой-то бутерброд, держа его словно губную гармошку, маленький ротик с чётко очерченными губами, трогательная канавка между верхней губой и носиком шевелились так мило, что сердце сжималось от нежности. И Сева потерял голову.
Ему ночами снились алые губки и губная гармошка.
Почти не сплю, совсем не ем
и не читаю на ночь прессу,
пьесу
бесу
Улыбкой дивною Джоконда
Чарует словно анаконда,
Её лукавое сиянье
Пророчит прелюбодеянье.
Царит покой у ног твоих,
осенний сумрак за порогом
и за откинутым пологом
довольно места на двоих.
В покое быть тоски не может,
Он без причуд достаточен вполне,
К себе кого угодно расположит
И покачает в ласковой волне
На брудершафт давай умрём,
умрём от скуки, между прочим
и смертью наш союз упрочим,
как новобрачным алтарём.
За стройность мысли не ручаюсь,
Как и за правильность в словах -
Я после полулитра отключаюсь
И пребываю, образно, в дровах.
Но только пробуждаюсь от нирваны-
Опять спешу, взъерошенный, к столу,
Стакан свой наполняю филигранный…
Или “душу трагедией в углу” (с).
Сдохла как последняя дворняга
Фуфа от расстройств и паразитов-
не попался фуфе симпатяга
с фуфелом достойных габаритов.
Минут на пять меня уже не хватит-
я из песка построен у воды,
сейчас волна огромная накатит
и смоет пребывания следы.
Наполовину не люби,
люби на четверть или треть,
или легонько пригуби,
чтобы сильнее разогреть.
Однажды снился страшный сон,
в нём испытала силу ветра –
подул пассат или муссон
примерно в двадцать сантиметров.
Надул и спрятался: “Ау!
Куда, подлец запропастился?” –
страдала в голос поутру.
А он ушёл и не простился…
Он был поэт и свинопас,
Но чаще всё-таки второе.
Кем он является сейчас?
Отгадка кроется в настрое.
Очень трудно жить поэтом
и копить гроши на музу,
да ещё писать при этом
так, чтоб не было конфузу.
-------------------------------------
Ни днём, ни ночью нет покоя-
сплошная боль и диссонанс.
А, может быть, вы спите стоя
или какой другой нюанс?
Спать нужно лёжа на постели
и высыпаться каждый раз,
чтоб утром кости не хрустели
и бил копытами Пегас.
--------------------------------------
У любви как у пташки крыла
и в пупырышках голое тело,
видно, что-то не то сожрала
или к Алкоголю тяготела.
Начинающим с понедельника
жизнь безгрешная только грезится.
Знаю я одного бездельника:
чуть исправится - снова бесится.
Я выжигаю болью по душе
узор причудливый искусно.
В руках - эскиз в карандаше
И липой пахнет вкусно.
Нечистый ангел мне свиней приносит,
Он так всегда обходится со мной,
Из-за плеча под ноги прямо бросит
И за доставку слупит четвертной.
Ты не герой, тебя не полюблю я!
Где пыл безудержный гусарский твой?
Да, я такого вот смешного чистоплюя
Найду всегда для жизни половой!
Иди ко мне, теперь я не клубника,
я суп харчо – горячий с чесноком!
Не Рита я уже, а Вероника,
возьми меня, возьми же целиком!
Коротка стоянка в Тюра-Таме-
Рядом притаился космодром,
Было это в нашем Казахстане,
А теперь, ребята, за бугром.
Стройная креолка на песок
Тень свою отбросила ретиво.
“Мамочки!” – ударило в висок
И открылась взору перспектива!
А ты дракона сразу не мочи,
Ты прикорми его паскуду,
По репе хорошенько настучи
И поводи с собой повсюду.
Ты у даосов наберись любовной мочи
И опали напалмом женские сердца,
Они к общению готовы дни и ночи –
Работы там навалом для самца.
Составил смету на песке
И строю замок прямо тут же…
Зажав монетку в кулаке,
Сижу униженно я в луже.
---------------------------------
Поутру просыпаюсь с похмелья,
Голова как чугунный горшок
Не припомню - её поимел я?
Ничего получился стишок?
То был кураж, иносказанье,
Досужий опыт между прочим,
Мы все в процессе состязанья
Друг другу голову морочим.
---------------------------------
Усталые лица повсюду
мелькают и просто торчат:
“Отдайте от пива посуду!”-
в висках молоточки стучат.
Сознание избранных мутно,
походка у них нетверда-
сегодня приходится трудно,
а завтра наступит среда.
Без ошибок я грешу
и неправильно люблю:
то до колик насмешу,
то по роже залеплю;
уступлю и надавлю,
отпущу и придушу;
уходить не тороплю
и остаться не спешу.
Решительность,
потери,
перспективы-
всё это, братцы,
суета сует.
Уйдут под землю
трудовые коллективы
под стук колёс,
под шорохи газет.
У всех одна
останется вершина
и имя ей
простой могильный холм,
по высоте она
не более аршина,
но ты, дружок,
не думай о плохом.
Миллиарды трупов хладных -
Всё, чем будем скоро мы
И на кладбищах громадных
Успокояся умы.
В лимонном закате пылает балкон,
шевелятся кроны как осы в сиропе,
по небу ползёт полусонный дракон-
хвостом на восток, а рогами к Европе,
зелёная свора истошных собак
по крышам домов пролетела вдогонку…
К дивану пробрался с трудом кое-как,
Уж лучше б я пил перед сном самогонку.
Можно в спорах увидеть ступень развития,
А в терпимости разные свойства личности,
Но бывает и так, что размер наличности
Превосходит по значимости все события.
В петербургских каналах
лежат талисманы –
груды лунных камней
прозябают на дне.
Где-то в самом низу
возлежат ветераны
и о чём-то бормочут
в таинственном полусне.
И заплакала ночь, напоённая воем сирены,
Сотни заспанных лиц замелькали в проёмах окон,
Полусонный народ, в основном джентльмены,
Кулаком потрясали угонщикам подлым вдогон!
Нам было мало быть вдвоём
и захотелся кто-то третий,
чтобы в любовный водоём
нырнуть и плыть
средь междометий!
Сквозь узкую щель пробивается свет,
Из тьмы вырывая нелепую сцену:
- Ты любишь меня? – он кричит, а в ответ:
- А ты мне не дал подходящую цену!
Позабудут богов
И услышат из тьмы
Звук знакомых шагов
В коридорах тюрьмы,
Будет старый кумир
Продолжать до зари
Валтассаровый пир,
Чёрт его побери.
Очнулся утром в ледяном поту
И по привычке выпрыгнул из кожи,
Мне кажется, вчера я пользовал не ту,
Да и намедни, мне сдаётся, тоже.
Чужих духов стоит густая вонь
И вызывает головокруженье,
Здесь бушевал всёпожирающий огонь-
Инстинкт треклятый размноженья.
Про любовь не сумела тебе я
меж собой увязать пары слов…
но довольно и их для плебея
потому, что он тупоголов.
Больше я о любви не пишу,
Оказалось, что всё это вздор,
Лучше я поскорей укушу
Только сорванный помидор.
Стебельком ковыряясь в зубах,
Я к творцу обращаюсь в мольбах:
“Подари мне любовь неземную,
Снизойди к моим стонам, Аллах!”
В пижаме лёжа на постели,
Ты куришь нервно перед сном,
Привычно мысли полетели
О голых бабах, в основном…
Их бесконечные ряды
Всё наступают как французы,
Неумолимы и тверды,
И навязать стремятся узы.
Но крепко твой редут стоит,
Как в давней битве под Москвою,
И неприятель сей отбит
Атакой встречной штыковою.
Дымится порванный мундир,
“Виват!” - несётся троекратно…
Ну что ж, пора тебе в сортир
И в люлю быстренько обратно.
Собой остаться
порешила без базара-
чего метаться словно
лошадь по степи,
когда под пастбище
не более гектара
довольно мне
для жизни на цепи.
В тревожных снах не ищут откровений,
Там вечный бой иллюзий и теней,
Ушедших дней, оставшихся сомнений
И в милых окнах проблески огней.
-------------------------------------
Амнезия.
Его вперёд ногами вносят,
Всего промокшего насквозь,
И дать огня побольше просят,
И вопрошают: “Что стряслось?”
А то стряслось – они напились
И, позабыв от пьянства стыд,
Под ливнем голыми носились
И горько плакали навзрыд.
Наш барин, чёрт его дери,
Когда напьётся – невменяем,
Пускает носом пузыри
И угрожает нагоняем.
А поутру, попив рассол
И ущипнув ближайший зад,
Выходит важный как посол,
Как есть в исподнем, прямо в сад.
Там видит он кругом разгром,
Им учинённый накануне,
Велит подать сейчас же ром
И предаётся тяжкой думе.
Но мыслей рой стремится прочь-
Туда, где место амнезии,
Где куролесить будет ночь
В обнимку с бочкой мальвазии.
----------------------------------------------
А телефон молчит по той причине,
Что отключен вчера за неуплату
И невдомёк звонившему мужчине -
Чего ты не подходишь к аппарату?
Всё дело в том, что всё равно
Напрасно всё, и вся, и все -
Когда-то так заведено
На среднерусской полосе.
Он от рождения верблюд,
но сам себя считал конём,
он шёл туда, куда пошлют
с тяжёлой ношей день за днём,
он по пути не пил, не ел
и не смотрел по сторонам,
он постепенно постарел,
что предстоит, увы, и нам.
Пиши на мыло, суженный бесплотный,
я засиделась в девках, милый мой!
Надеюсь, ты не жирный и не потный,
не педераст и не глухонемой?
Женщина с глазами цвета пива
провожала стоном самосвал:
Как же это всё несправедливо!
Ах, зачем он в душу наплевал?
Обещал Париж, Берлин и Ниццу,
рестораны, пляжи, галереи…
А теперь пускай идёт в больницу
и полечит хрен от гонореи!
Отведал конопли нечаянно Пегас
И захотелось вдруг стремительного бега,
Но сзади тяжела с арбузами телега
И муха села на вращающийся глаз.
Я хочу, чтобы ты у плиты
Развивала своё уменье,
Жизнерадостно, без суеты
И используя
Воображенье.
Поменяй перспективы в жизни,
Пол, причёску, одежду, душу,
А потом посильнее свистни
И концом постучи об грушу.
Как угорелый не спеши любить,
Всё делай медленно, солидно, пункуально
И перед тем как плоть употребить
Сосредоточься максимально!
В один из длинных вечеров
В себе сомненья поборов,
Отбросив узенькую тень,
Перешагни через ступень
Незабываемых обид
И счёты смело подытожь:
Того, кто не был тут убит-
Там уничтожь!
Пишу тебе в который раз
Замаскированный рассказ
О том, как нужно мне давно
Всего лишь навсего одно –
В холодный превратиться лёд,
Закрыть ладонями уста
И, досчитав в уме до ста,
Идти вперёд.
В сугроб нырять старайтесь осторожно -
Быть может это куча кирпичей
И повстречать вполне возможно
Там препротивных сволочей!
Поэту ночь даёт покой
От суеты дневных волнений
И потаённою рекой
Впадает в тексты сочинений.
Не обращайтесь к серым докторам,
Они вам душу вынут мимоходом
И продадут за доллар килограмм
Размазанную по бутербродам.
Неожиданно выпала пыль
И припудрила лица и плечи,
Пролетел мимо автомобиль
Светофорам знакомым навстречу.
Возложив на хлеб воспоминаний
Эмоций резких кровяную колбасу,
Урод моральный в приступе признаний
Балдел от зуда сладкого в носу.
Дави наружу глыбу эгоизма,
Собрав духовные стремления пучком,
Тебе для этого понадобится клизма,
Сожми её вспотевшим кулачком.
Терпеть не стоит ощущенья,
Жужжа гормонами как муха,
В твоём романе после сокращенья
Одна останется по уху оплеуха!
Свое намеренье на полную включив,
Используй мощность молодого тела,
Кишечник полностью в итоге облегчив,
Не жалуйся, что муза улетела.
Тебе достичь мешает совершенства
В два пальца узкий обезьяний лоб.
Вершиной для тебя является блаженства
В процессе мочеиспускания озноб.
Тому, кто замочил поэта
Всажу по самое по это...
Я жду достойного ответа
Пока дотлеет сигарета.
Глазела скучно в потолок
Или сопела носом шумно…
И я скрипел софой бездумно,
Скрывая в сторону зевок.
на сон грядущий
ангел рахитичный
таскал гантели,
перед зеркалом кривляясь,
но образ вылепить
упругий и античный
никак не мог,
мужчиной не являясь.
Моя любовь ушла вот так…
Ну что же тут сказать? Итак:
Стирает бархатный прибой
Следы печально за тобой
И в душу мне знакомый страх
Приходит как к себе домой,
И каждый раз на день седьмой
Сжигает в прах…
Магнитом тянет в этот дом,
В трёхцветный корпус “точка ру”,
Я как и ты там - мажордом
И на шагу на каждом вру,
Пинаю, распекаю всех и вся,
И сам себе в ладоши бью,
Но расслабляться там нельзя-
Подложат запросто свинью.
Там день похож на карнавал,
На бой, на сон и на маразм…
Кто там как чёрт не уставал,
Тот не испытывал оргазм!
С той поры пролетели годы…
Понесла ведь тогда старуха!
Перстенёк оказался хитрым,
Не простым оказался падла…
Хоть и вышло дитя до срока,
Но растёт старикам на радость!
Только хвост поджимает к пузу,
Когда время приходит какать!
И горбов у дитяти – пара,
Тень такую бросает – ужас!
Но зато – голова большая,
Как у взрослого бегемота!
Васильковые честные глазки -
Восемь штук во колонну по шесть.
Ну а зубки торчат расчёской -
Удалась лепотою особь.
На шести языках Эзопом
Говорит шепеляво в носик,
Надувая ноздрёй пузырик
И любуясь его размером.
Вундеркинд удался на славу-
Скоро в школу ему до срока.
А детишек он очень любит,
Правда, их никогда не видел.
Очень любит писать рассказы:
Про себя, про кольцо и маму…
А папашу в упор не видит -
Потому что был зачат пальцем.
По завьюженным равнинам,
По заросшим островам,
По историям былинным,
По не сказанным словам,
Знай, пройти тебе дорожкой,
Долгой, трудной, не прямой,
Чтоб найти себе немножко
Счастья и забрать с собой…
Потеряно застыла
У распахнутых дверей
Царица Савская
С холщёвою котомкой
Когда-то эта дочь
Семи богатырей
Казалась мне
Манящей незнакомкой.
Пускай уходит
По возможности подальше
Мне надоел
Её надменный вид,
Предпочитаю
Всё естественное фальши
И скромный Кремль
Величью пирамид.
Тащили дамы
С мальчика трусы
И улюлюкали
Похабно и утробно,
И были густо их
Напудрены носы,
И в лёгких платьях
Становилось неудобно…
Но вот снята
Последняя преграда
И дамы замерли,
Открыв пошире рты.
Совсем недетские
Размеры аппарата
Их поразили
До глубокой
Немоты.
Не желай дорогую словесно,
Отдавай предпочтение чрёслам,
Проникая в неё бестелесно,
Ты подобен безлодочным вёслам.
Зародышем ответных вожделений,
Под мышкой папку с документами влача,
По коридорам госпитальных отделений
Сную в напрасных поисках врача…
Сказал мне врач, что нужен калорифер
С большой спиралью яркой как рубин,
Потом сменить на крыше старый шифер
И водкой приподнять гемоглобин.
Пала под ноги камнем любовь
И неловко ушибла обеи,
Про неё ерунду не буровь
Как обычно буровят плебеи.
Блики вечной разлуки скользят
По волнам отрешённости нашей,
Всё потом после нас исказят,
Применяя сравненье с парашей.
Глаза зажмурив,
Напряжённо жду известий,
Но снова пусто
Много дней, недель и лет,
Я не скопил
Ни акций, ни поместий,
Зато купил
Гранатовый браслет.
Люди ругаются, люди сношаются, женятся,
А ты всё смотришь на окна чужие с тоской,
Но никогда это просто вот так не изменится -
Сутью его потряси хорошо колдовской!
Пусть у него округлятся глаза как у окуня,
Гульфик поднимется дыбом от натиска рук,
Проникновения быстрого и неглубокого
Не ожидай от него после этого вдруг!
!!! !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! ДОРАБОТАТЬ
Лоскутное одеяло
К подбородку потяни,
Поцелуй меня на солнце,
Обними меня в тени,
Принеси в ладонях вишни
И былинкой разбуди,
Обними меня на солнце,
Будь со мной, не уходи.
Защити меня от стужи
Той, что будет впереди,
Покажи во мраке солнце
И по жизни проводи.
Они забыли вновь отгородиться
От всех моих претензий и упрёков…
Ну не смогла я быстро возбудиться
От их невыразительных намёков.
Лишь только повстречаю идеал -
Он превращается в пустышку
И вызывает сильную отрыжку,
Настолько быстро задолбал…
Эй, виртуальные страдальцы!
Вы все, держу пари, уроды!
Я брошу камень в ваши огороды,
Сказав, что сделаны вы пальцем!
Поднадоела гнилая романтика,
Праздники жизни огнями манят!
Ты разменяй одного лейтенантика
На целый полк рядовых бесенят.
Всё это будет только впрок,
Годятся вина для начала,
Потом пойдёт другой урок,
Как бы ты сильно не кричала. :0(
Но не боись, всё будет хорошо-
Снесёт от кайфа крышу на бок,
Туда-сюда походишь голышом
И соберёшь охапку бабок. :0)
Я читать не умею пока что ещё!
Вот писать еле-еле чуть-чуть научился….
Я немного, как всякий невежа, смущён,
Но уверен, что Фет из меня получился!
Неутомим как муравей, ползу
По дереву кудрявому желаний,
Всех встречных зверем загрызу
Без всяких совести терзаний.
Когда вершину древа покорю,
То плюну обязательно слюною,
И наслаждаясь крутизною,
Какой-нибудь гербарий покурю.
Заласкана во сне
Жан Полем Бельмондо,
А до него кончать
Пришлось с Ален Делоном,
Но больше всех
Понравилось с Брандо
И с тем, что дважды
Звонит почтальоном.
Росла, искала
В глубине воображенья
Неувядающих цветов
Бескрайние поля,
Но в процедуре
Самовыраженья
Всё время ощущала
Горечь миндаля.
Не забывай, не горбись и не плачь,
Нос подними и по ветру держи,
Улыбку понаглее присобачь
И приоденься в кожу госпожи.
Шёпот павшей листвы
Шелестит под ногами,
Все сильней по утрам
Ветви пахнут весной,
Сразу после дождя,
Не всегда четвергами,
Я овеян желаний
Высокой волной.
Постелите ей степь
И укройте туманом,
Искупайте в ручье
И согрейте в руках,
Но сначала её
Изловите арканом
И скажите: “Люблю.” -
На семи языках.
***
Ты не целуй
Собаку в мокрый нос
Своими табаком пропахшими губами.
Послушай неминуемый прогноз -
Она прихватит как-нибудь зубами.
***
Не подставляй на встречу ветру
Свою несчастную уретру,
Беги скорее в тёплый дом,
Не то придётся ссать с трудом!
Плутовка рыжая
Неистово вцепилась
В мои усталые
И худенькие ноги.
Наверное,
Ей что-нибудь приснилось
После того,
Как съела на ночь много.
Надежда с Любой
Отличались красотою,
Да и Верунчик в бане
Был совсем неплох.
Ты поразила нас
Своею простотою,
Когда трусы твои
Увидели в горох!
В твоих глазах
Я вижу отраженье
Тех километров,
Что меж нами пролегли.
Как подсказало
Мне воображенье -
Там нет синиц,
А только журавли.
Я твой шёпот подслушал
Во сне ненароком
И душа от тоски
Превратилась в ледышку:
Предавалась ты с кем-то
Гнуснейшим порокам…
Промелькнул даже способ
Куда-то под мышку!
Когда, что ни возьми -
Любви крупнее,
Быть может следует
Глаза вооружить
И без метафор,
По возможности скромнее,
Мысль попытаться
Прозой изложить.
Всю жизнь искал
Как Женечка Лукашин
И регулярно
Убегал в Санкт-Петербург!
Держался крепко…
За подол своей мамаши,
Пока плоть крайнюю
Не выправил хирург.
Ты позови меня
И будем вместе мы,
Ведь я люблю тебя
Не только как коллегу,
Укрывшись от
Корпоративной кутерьмы,
В объятья бросимся,
Зажмурившись с разбегу!
Не пей так много, звездочёт,
И звёздный атлас не тягай на самокрутки,
А прогуляйся лучше к проститутке,
Когда уж очень сильно припечёт.
Минули годы…
Что же изменилось?
По-прежнему не спится
Ни в какую.
О жизнь моя!
Ужели ты приснилась?
Ходите, дяди,
Чаще на Тверскую!
В своей тарелке чувствует она
Себя в толпе вонючих фавнов,
Стоит нежна, обнажена,
Смеясь, как-будто среди равных.
А жадный взгляд уже скользит
По череде восставших чрёсел,
Сейчас искусством поразит
Она в древнейшем из ремёсел.
Любить до слёз
И взмыть над облаками,
Нырнуть до дна
И снегом лечь на плечи…
Слепыми часто
Мы бываем дураками,
Но время нас
От глупости излечит.
Кресты тяжёлые
Таскают человеки
Туда-сюда, вперёд-назад…
В твоей душе
Останется на веки
ВИАГРы песня
“Стоша Говназад”!
--------------------------------------------
Ступенек тьма -
До туалета не успеть,
Придётся сесть
Нелепо где попало
До той скалы
Осталось дотерпеть…
Ещё чуть-чуть
И всё пропало!
Нет, это зрелище забыть нельзя -
Тогда тебе
Рукоплескал весь санаторий-
Зигзагом между скал
Бежал не тормозя
Ты в поисках
Укромных территорий.
Простой повтор с наскока
Не поможет -
Быстрее нужно раза в полтора
Для повторения успеха
Сделать то же
С высоким подниманием бедра!
Я это слово не произносил,
Коварно обходя
Его употребленье,
И пусть не вызывает удивленье,
Что совершенно
Выбился из сил…
Но оглядевшись после паузы вокруг,
Тихонько можно
Об интимном пошептаться
Или злословно в рифму поквитаться,
Когда всплывёт мыслишка вдруг.
--------------------------------------------
Сначала мы к тебе придём,
Потом чего-нибудь пригУбим,
Затем всё это усугубим
И не прощаясь пропадём.
Уйдём легко
Стремительным домкратом,
На стыках рельс
Стуча пиэрквадратом.
Я очень рад,
Что вас, гражданка,
Сумел чуть-чуть развеселить
И так как вы совсем
Не пуританка,
Позвольте вам
Вот это предложить:
Найдите мужика себе покрепче,
А лучше сразу двух
Иль даже четырёх,
Они гуляют где-то недалече
В надежде снять
Каких-нибудь дурёх.
Тупая тень
Забыла всё былое,
Годами скорбно
Озирая небо в клетку,
Тут из базара
Отфильтровано гнилое
За всю истекшую
На зоне пятилетку.
-------------------------------------------
Бездонность осеннего неба
и пустошь бескрайних полей -
родные и где бы я не был,
мне осень в России милей.
Недогоревшее светило
заметно слог обогатило,
а страшный лик грядущих стуж
напомнил мне холодный душ.
Но Ойкумена хороша!
Отменна энтропия линий...
В стихах не понимая ни шиша,
я б в рифму вставил алюминий!
Зацепила струну мне одну
крепконогая в танце дивчина
и иду со струною ко дну,
и есть этому факту причина -
Зацепила дивчина бедром
и притёрлась прилипчиво сразу,
словно тюкнула в лоб топором
и влюбился я сразу в заразу!
О любви бормотал, как в бреду,
По-собачьи всё двигая тазом...
Я проснулся как штык по утру
И всё капаю над унитазом.
Давно тебя не целовал я,
Не гладил нежный бархат плеч,
Не вспоминал, как под вуалью
Девичества наивна речь.
Давно в глаза твои - оливы,
Я с нежной грустью не глядел,
И тела тайные мотивы
Я позабыл в потоке дел.
Забросить все и в край далекий
Хоть ненадолго улететь
И милой стан, зеленоокой,
В волну лазурную одеть.
Вдвоем закат встречать, прибою
отдав уставшее тела,
пусть унесёмся мы с тобою
в край тихий света и тепла.