Тетка Лукерья живет по соседству с тем домом, где живет наш домовой. Он и из ее дома домовой, почитай что - друзья.
Домовые - они тоже дружат. Только в гости друг к другу не ходят и с днями рождения друг друга не поздравляют. Потому что живут они долго-долго. Почти вечность. Это же сколько надо воска натопить, чтобы свечки поставить на торт по числу лет именинника. Да и торт надо делать невозможно огромный, чтобы все свечки поместились. А в гости не ходят потому что имеют, в отличие от людей, очень высокую степень ответственности за свой дом и семью, с которой под одной крышей живут. Никогда их сами не оставляют. И еще им нельзя на глаза людям показываться. Вот и получается, что не до гостей им.
Как же дружить в таких условиях?
Для этого им нужно совсем немного. Только набор ивовых погудочек. Для каждого друга своя. Захотелось пообщаться - взял погудочку и задудел тихонько. Для людей это вроде как ветер в трубе насвистывает. А друг слушает и отвечает своей песенкой. И всем хорошо. Спокойно.
В Граборовке все знают, что у них печи с музыкой, и только тетка Лукерья знает, что печи здесь ни при чем. Она одна во всей деревне лично знакома со своим домовым. От неё и я узнала о наших домовых.
Дело было так. Осталась она одна в доме. Дети уехали в далекие города. Муж помер. А дом большой. Старый. Из толстых дубовых бревен. Этот дом еще ее прадед строил. При царе Александре II Освободителе. Я это только потому говорю, чтобы ясно было, какой дом старый.
И в этом доме со временем много щелей образовалось в бревнах. Тетка Лукерья их конопатила, паклей забивала и фанерой заколачивала, чтобы не сифонило, сквозняками не продувало. И сверху обои бумажные клеила, чтобы красиво было. А так как денег у нее было мало, то она разные стены разными обоями клеила.
Тут надо заметить, домовой в ее доме - великий эстет. Очень ему не нравилось это. То, что обои разноцветные. К тому же жил он в этом доме уже сто пятьдесят лет и за эти годы знавал и лучшие времена, когда дом сиял чистотой свежеоструганных бревен и красотой березовых досок обшивки стен и полов.
Ему было до боли обидно видеть разномастные обои на стенах, и он начал их по ночам отдирать.
Днем Лукерья клеит, ночью домовой отклеивает.
Сама Лукерья уже очень старая была, можно сказать, древняя. Трудно ей ремонт в доме делать. Поначалу она думала, что она сама плохо приклеивает обои, и они под сквозняком отклеиваются. Позвала она двух соседок молодых себе в помощь.
Поклеили они за один день обои в обеих комнатах и на кухне. Полюбовались на свою работу, чаю вместе с Лукерьей попили, и разошлись по своим избам.
Ну, Лукерья обрадовалась, что теперь в ее доме будет чисто, и легла спать. А ночью слышит - опять обои отрываются. Да не просто так, а рвутся просто на куски. И сопение какое-то слышно тоже.
Страшно стало Лукерье сначала, а потом она себе напомнила: "Да что это я, в самом деле? В войну девчонкой малолетней партизанила, ничего не боялась. Фашистов не боялась. В лесу ночевать не боялась в морозы. Под проливными дождями не боялась с донесениями к командиру бегать. А теперь в своем доме бояться стала? Не бывать тому!"
Встала она тихонько с кровати, вышла в горницу на цыпочках беззвучно и резко включила свет. Сама на мгновение ослепла, но успела заметить, как кто-то маленький, лохматенький в кусок обоины оторванный завернулся и быстро-быстро покатился в угол.
Откуда у Лукерьи и прыть взялась? В одну секунду подхватила она улепетывающий кусок обоев, а оттуда он и выпал. Выпал и зашибся, сердечный. Лежит в беспамятстве, не шевелится.
Жалко Лукерье его стало. Подняла она его на руки, понесла в кухню, нашатырь поднесла к носу, водички подала, как только он очнулся. Синяк у него на затылке осмотрела и маслом лечебным помазала. А сама крепко его держит, чтобы не убежал никуда.
Полегчало ему, он и говорит: "Отпусти ты меня, Лукерья! не буду больше тебе обои рвать. Только и ты уж постарайся красивые обои наклеить. Сама, ведь, тоже здесь живешь! неужто тебе нравится, когда у тебя стенки разные?" Ну, Лукерья ему и сказала, что денег нет у нее на красивые обои.
Тут домовой ей и предложил свою помощь. Знает он, где в годы революции дед ее клад запрятал - в чугуне печном целую горсть золотых монет закопал в левом дальнем углу подпола, а сверху ларь для картошки поставил. Ну, потом он в войну Гражданскую сгинул, где не ведомо. Вот с тех пор клад и лежит, никем не найденный.
Полезла Лукерья в подпол, да клад и нашла. Но в деревне об этом она никому не сказала. В город съездила, в банк сдала старинные монеты и получила деньги современные.
Сделала она хороший ремонт дома. И зажили они со своим домовым душа в душу. И ему приятно в красивом доме жить, молоко по вечерам с Лукерьей пить, коврижками закусывать. И ей хорошо - не одна вечера коротает: он ей и песенку старинную споет, и подскажет, какая трава от какой хвори помогает, и набивает с ней подушку петушиными перьями, которые соседский домовой к ним под дверь подкидывает. И спляшет даже иной раз, чтобы ей не скучно было. Так допоздна и засиживаются Лукерья и домовой под свечечку, чтобы лекстричество зазря не жечь, да для уюта.
А по деревне молва поползла, что Лукерья по ночам ворожит-колдует. Значит, ведьма она.