Твой первый был робок и чист как слепой щенок,
Отводил от тебя глаза и краснел как мак,
Ты его все гнала взашей - без тебя дальше жил, как смог:
Был наивным щенком - обернулся же кровный враг.
Твой второй был словно тростник на излом остер,
Но тростник согнется там, где не сдюжит дуб.
Третий скорый был словно стрела или взмах копья,
А четвертый чары сплетал, что узлы змея.
Нагадали тебе: им не быть с тобой до конца.
И женой, мол, тебе не стать, не носить на челе венца.
Не хранить в своем чреве плод, пустоцветом лишь быть, войной.
Только тот, кто полюбит тебя, даст в награду жребий иной.
Он щитом закроет, спасет тебя от хулы и тюрьмы,
Скажет тихо: "Последними друг для друга станем с тобою мы."
И развеется порча, и изменится жребий твой,
И коснется души твоей неземной колдовской покой.
Ты смеялась, ты верила сплетням, ты пророчила скорый плен.
Раз за разом плевалась кровью, поднималась опять с колен.
Ты не верила сказкам, бредням, чужим богам,
Не молилась ни травам, ни ветру, ни облакам.
Посмотри: вон стоит несуразный и робкий у той стены,
Говорит, что тебя спасет от сумы и тюрьмы,
Что раны твои залечит, сбережет от хулы и венца,
Потому что он не тростник, не змея, он вернее пса.
Что ж ты мимо идешь, почему до него тебе дела нет?
Знай, когда в конце галереи истает неяркий свет.
Ты рассыпешься сном печальным, потоками искр звеня, -
В грудах мертвых тел не узнает потухшую он тебя.