Весна выдалась ранней. Несмотря на сроки, она уже демонстрировала все свои прелести. Только в доме Ильи Сорокина было не до весны. Здесь уже сутки оплакивали телевизор. Старенький, с маленьким экраном, он приказал долго жить, жалобно пискнув на прощание.
Хозяин пытался его реанимировать: долго тряс и вертел, нажимал на разные кнопки, но аппарат не приходил в сознание. Отчаявшись, Илья стукнул его кулаком. Телевизор зашатался и развалился на части.
В один голос заплакали дети, а жена с тёщей - разом заголосили. Ну, какое сердце выдержит такое? В горячке Сорокин сбегал в сарай, нашёл кусок пыльной верёвки, скрепил ею коробку телевизора и объявил, что завтра он едет в город.
- Там мастера – о – го – го! Сделают в два счёта. Лучше нового будет!
Первой пришла в себя жена.
- А деньги? – с ужасом выкрикнула она.
Илья вопросительно посмотрел на тёщу, и, видно, в его глазах было что – то такое неописуемое, отчего она беспрекословно полезла за пазуху и достала несколько мятых бумажек.
А на утро состоялись торжественные проводы, которые больше походили на погребальные. К автобусной остановке шли всей семьёй. Впереди дети несли телевизор. Замыкала шествие тёща, которая тяжело охала и вздыхала, смахивая с ресниц замусоленным платком невидимые слёзы. И на лице её ясно читалось: «Угробила денежки, своими руками угробила…»
- Ничего, мама, - решил подбодрить её Илья, - починят, лучше нового будет! Ещё налюбуетесь на своего Киркорова. А деньги я вам верну. Все верну, до копеечки…
Лучше бы он молчал. При упоминании денег, тёща протяжно и надрывно завыла, временами подхрюкивая и громко сморкаясь.
«Тьфу ты, чисто свинья недорезанная!» – подумал Илья и, сплюнув себе под ноги, пошёл вперёд, ускоряя шаг.
В автобусе было малолюдно, но Илья почему-то угнездился рядом с моложавой женщиной. Она оказалась плохой собеседницей. Все попытки Сорокина разговорить её, не увенчались успехом, и он скучал, шаря взглядом по причёскам и лысинам ещё слабоактивных пассажиров.
Неожиданно его внимание привлёк небольшой бумажный пакет, перетянутый резинкой. Пакет лежал у ног его молчаливой соседки, но почти под передним сидением.
«Деньги, – осенило Сорокина, - она потеряла деньги, но ещё не знает об этом…»
Кровь прихлынула к его лицу, а в голове, как два петуха, сцепились мысли: одна порядочная – «поднимите ваши деньги…», другая непорядочная – «промолчишь, твои будут…» В этой неравной схватке победила непорядочная. И сам не ожидая от себя такого поворота сознания, Илья закрыл от страха глаза.
Их сильно трясло и бросало на ухабах. Несчастный телевизор скрипел и шевелился в старой тряпке, а водитель, рыжий Костюха, на чём свет стоит ругал дорогу и плевал на неё в открытое окно.
Ехать стало весело, но Илья был вне автобусных реалий: он мысленно уже бродил по улицам города, и цветные вывески магазинов проплывали чередой перед ним. Один раз в этом великолепии промелькнул новенький телевизор, сумка с вкусняшками, счастливые лица жены и детей, но их быстро вытеснила собой тёща с перекошенным от удивления ртом.
«Поняла? Знай наших!»– злорадно сказал ей Илья и приоткрыл глаза.
Автобус успокоился и пошёл ровно. Они въезжали в город. Женщина неожиданно засобиралась. Она то и дело открывала сумочку, заглядывала в небольшой чемоданчик. «Ага, ищет!» – подумал Илья, и ему изо всех сил захотелось указать женщине на пакет. Он уже было начал, но проклятый телевизор затрещал, напоминая о себе, а перед глазами возник тёщин беззубый рот. «Эх, недотёпа! Жить не умеешь!» - прошамкал он. И Илья замер на полуслове. А женщина махнула перед его носом сумочкой, стукнула по его тощим коленкам чемоданчиком и, молча, протиснулась к выходу. «Иди! Так тебе и надо, дура!» - мысленно попрощался с ней Сорокин и снова закрыл глаза. Но не успел водитель Костюха хлопнуть дверью, как он бросился к пакету и затолкал его в карман.
На первой же остановке Илья, как ошпаренный, выскочил из автобуса.
- Во даёт, сайгак! А телевизор? – закричал ему вслед Костюха.
Но Сорокин его не слышал. Он долго петлял по улицам. Наконец в какой – то грязной подворотне с трепетом развернул пакет. В нём были письма. Обычные письма, в бледно - голубых конвертах. У Ильи от неожиданности подкосились ноги, и он бухнулся прямо на кучу битых кирпичей. К счастью это было самое чистое место в этом убогом пристанище. Ах, как бы он сейчас заплакал! Горько, по – детски…. Но с трудом пересилив эту блажь, уставился на конверт. «Свиридовой Марии» - значилось на нём. С нелепой иронией подумал: « Вот ещё, Маша – растеряша!» А глаза помимо его воли уже выхватили на конверте адрес.
Часа два, потный и взъерошенный, Илья бродил переулками и дворами, пока отыскал нужный дом. Поднявшись на второй этаж, робко постучал в дверь и затаил дыхание. Открыла она, его попутчица.
- Это – я…. – буркнул невнятно Сорокин, чуть не подавившись словами.
Женщина не удивилась.
- Вижу, – сказала буднично.
Илья протянул ей письма, которые, казалось, намертво приросли к его грязной и когтистой руке.
- Надо же, - улыбнулась. - Невозможно избавиться. Я их выбросила, а они снова ко мне возвращаются.
И тут Сорокина как будто прорвало. Ничего не скрывая, как на духу, он стал рассказывать историю с пакетом. Размахивая руками и захлёбываясь, говорил и говорил, чувствуя, как словесный поток смывает всю грязь, которая за эти часы воцарилась в его слабенькой, податливой душе.
- Бес попутал! – подвёл он итог своей исповеди, опустив повинную голову.
- С вами, мужчинами, такое случается. – Спокойно сказала женщина, которая всё это время слушала его молча.
А потом они пили чай. И уже она рассказывала ему свою историю о злополучных письмах.
Илья узнал, что её оставил муж ради молодой кокетки. Теперь, раскаявшись, забрасывает письмами, умоляя о прощении.
За окном сгущались сумерки. И Илья засобирался.
- А где же ваш телевизор? – спохватилась Мария.
Илья в недоумении развёл руками. Он только сейчас вспомнил, что драгоценный друг семьи уехал в неизвестном направлении.
- Знаете что, - сказала женщина решительно, - возьмите мой. Их у меня два, а мне и один ни к чему. Честное слово, вы только избавите меня от него. Телевизор показывает отлично, рука не поднимается выбросить.
Домой Сорокин возвращался электричкой. Было поздно, полная луна золотила верхушки деревьев. В воздухе разливалась свежесть молодого ветра. По всему было видно, что ранняя весна уже не отступит.
Согнувшись в три погибели, Илья нёс телевизор, и душа его, как никогда, смеялась от счастья.
Мурлыкая себе под нос мотивчик из репертуара Киркорова, он открыл калитку и опешил: на крыльце стоял их разбитый телевизор, вокруг которого понуро сидели его домочадцы.
«Эх, горюны вы мои родные!» – с нежностью подумал Илья и смело шагнул им навстречу.