Под Стрелой-Звездой и Змеёй-Звездой укрощу я степь золотой уздой, заплету я в косы гнедой ковыль, обратится истинное - живым. Из зари небесной, её огня колокольцы в гриве тепло звенят, лунным светом кованы стремена - через травы пусть понесёт меня. И в словах трава, и в глазах трава, и от скачки кружится голова, искры мака алые, как ожог, как пути к тому, кто почти чужой. И в руках трава, и в груди трава - сколько бился, правил да целовал, чей колчан тяжёл, чьи свирепы псы, кем теперь стал мой господин и сын? За тебя просила у злой воды, у Быка-Звезды и Ножа-Звезды, заклинала медью и молоком - что ж ты так мучительно далеко? Я не знаю тайных твоих имён, я не шью ни савана, ни знамён, не пою ульгэр и не вижу, где твоим землям ныне лежит предел. Будет ветер, сын мой - не удержать, даже если сердцу принадлежал, разжимай ладонь, рассыпай песок - горький ветер прошлое унесёт.
...Торопясь тебя до утра застать, я приду, незваная, в ратный стан, сквозь щиты и копья пройду босой - может, слёзы давние, может, сон. Ты устроишь праздник в большом шатре, станешь пить вино, на меня смотреть, что-то спросишь важное ни о чём, посулишь ковры, скакунов, почёт, одаришь монистами и кольцом -
только вот не вспомнишь моё лицо.