Я брожу самой голой и самой странной
по квартире со старым холодным полом,
отражаясь на брюшке у всех бокалов,
в белом танце руками сжимая воздух.
Я хожу здесь кругами, ища иль маясь,
жмурясь в ярком свечении белых окон,
если солнце плетёт что-то между рёбер,
то тогда задевает и что-то рядом.
И я чувствую, как
оно вы-жигает.
Посмотрю на себя, а в себя не стоит, –
в полузорких глазах никого не встретишь,
мне идёт наряжаться лишь в тени комнат,
мне идёт засыпать у тебя на сердце
и дыхание твоё у темени.
Если б ты разглядел, как красиво солнце
по волнам в волосах разбросало блики:
кто тебя бы украл из моих объятий,
кто твоим чудесам дал бы столько жизни,
с кем молчалось бы легче слов?
Я брожу здесь кругами, ища чего-то,
собирая всем телом холодный воздух:
мне идёт наряжаться в пространство комнат,
мне идёт упиваться больной свободой
и к лицу
даже этот
голодный голод.
Лишь смирение
ни к чему.
Август, 22