У чёрта не рога и не копыта,
Оставьте эти сказки простакам.
Он молод, и чело его омыто
Дождем, он волю дал своим рукам.
Он входит ночью, пальцем тронув губы,
И я немею, жмурясь на поток
Лучей, потом тону в объятьях грубых,
Заметив, что пульсирует висок.
Он оставляет запах у кровати,
Уходит прочь до первых петухов.
И синяки от дружеских объятий
Напоминают многое без слов.
Приходит снова, и опять мочалит
Меня, без сна лежащего на дне,
Меня, трезвеющего утром от печали,
Приобретенной ночью в западне.
Он всё смеется, искренне, как дети
Смеются, прежде, чем познают зло.
Лишь он и я, и нам не нужен третий,
И третьему, считаю, повезло.
Я сам не свой от этих похождений
В туманный край нехоженных болот,
И нам сопутствуют лишь дерганые тени
И мошкара, набившаяся в рот.
Чертовски плох моих ночей обычай,
Мне не уйти, не скрыться, не уснуть
И не принять на время облик птичий,
И рыбой в иле мне не утонуть.
Его глаза, красивые до жути,
И алый рот, и жар румяных щек,
И рук объятья, нежные по сути,
И все, что есть, и кое-что ещё -
Теперь мой мир, в предчувствии развязки,
Безудержно летящий под откос.
И я, читая на ночь детям сказки,
Непрошенных не сдерживаю слез.