О, тишины могучие приливы,
я полон ими, как Большой Каньон
февральского с декабрьским разлива,
и в этот раз мне не приснился он,
а белым бликом и огнём молчащим
застыл на безымянной высоте
своим не вдохновением кричащим
от том, что всё не то и все не те.
И тишине известны те же миги,
знакомые не только тишине
там, где томились тяжкие вериги
на теле, а не где-нибудь во сне.
С надеждою, невидимой отселе,
описано здесь всё, как есть деле.