***
Когда ты не вышел (здесь очень ревут),
то луч офигевшего зала
шепнул: он девался, что твой Голливуд,
вернётся, так мама сказала,
доскажет, чего мы не поняли тут,
он краткий режим, он заросший провал,
лежи, я контекстом укрою,
и в небо ушное твой брат приплывал
на лодке подсолнечной крови,
а после – как сын, только в аде видна, –
курноса, как фейс Мандельштама,
влетала в мембрану с акульего дна
твоя озарённая мама:
«Когда ты на почте служил ямщиком,
но, Борь, нифига не геолог, –
он был о тебе, как ревнивый партком,
в раю обескниженных полок;
пока под удар подставлял слегонца
башку – то всерьёз, то для вида, –
и пил полубогу водицу с лица –
он был о тебе удивлённей свинца,
восторженней палеолита».
Плыви, суицидник, по чёрной луне,
с тобою коты и вийоны,
в тетрадке эпиграфы – все обо мне,
архивные кляксы влюблённы,
на лбу – восемнадцать: клише борода,
нарциссы зеркалятся в Каме,
а вот – содроганье: тут маска снята,
кроваво сжимает своё «никогда»
и в космос легко запускает
ребёнок – вне времени мудрость и страсть,
стою перед жутью: издать ли, украсть,
сквозь годы понять ли причину;
и страшно бессменна российская власть,
мой брат, и лицо различимо.
10.08.2022
Вологда