Посвящается тете Гоар.
Что может заставить далеко неспортивного, но при этом глубоко творческого человека проснуться рано, часиков в четыре утра, взять палочки для скандинавской ходьбы и выйти из дома?
На пороге раннее августовское утро. Свежий бодрящий холодок застенчиво обдувает оголенные лицо и руки. Солнце еще не взошло, но его бархатистый лиловый свет уже успел растечься по всему горизонту. На фоне пушистых облаков темнеющие кудри берёз напоминают распущенные локоны юных красавиц, невинно свисающие с больших кружевных подушек.
Молодой соседский пёс Ричи единственный свидетель моего раннего бодрствования. При виде очумелой соседки он, как всегда, весело запрыгал в своём вольере. От его громкого приветствия проснулась какая-то птица, вспорхнула и гулко захлопав крыльями, пронеслась у меня над головой. Ричи проводил её протяжным воем, облизнулся, пробежал по вольеру пару кругов и бережно откопав некогда спрятанную кость, принялся точить об нее свои зубы.
Дорога от нашего дома весьма бугриста, пыльная и каменистая. Еще в сухую погоду по ней можно пройти, и, если тебе повезёт, ты не споткнешься и не подвернёшь ногу, а на обуви останется всего лишь ровный пыльный налёт. Но вот в дождливые дни наша дорога превращается в сплошное грязное и опасное месиво. Оно, словно прожорливый крокодил,притаившийся в воде, частенько отгрызает подмётки у шлёпающих по нему школьников. Дорога на улице Солнечная – объект для спекуляции каждого депутата. Аккуратно, перед выборами, кандидаты в народные избранники по традиции поднимают вопрос покрытия дороги «хотя бы асфальтной крошкой», собирают подписи, выслушивают жалобы и обещают навести порядок. Как только выборы заканчиваются все их порывы остывают, а бумажки с подписями вновь превращаются в сизых голубей.
Перейдя через рельсы я сразу очутилась в цивилизованном мире. Это длинная асфальтированная дорога на улице Циолковского. По обе стороны от меня красивые ухоженные домики. Каждый из них – произведение искусства, каждый кричит тебе: «Посмотри на меня, обрати внимание на мой фасад, на мои балкончики, на мои фонари, посмотри, каким разнообразием и обилием цветов я украшен!» В некоторых домах уже зажегся свет, но их ставни всё еще крепко закрыты. Пока что на этой живописной прямой дороге, с обеих сторон усеянной цветами и кустарниками - я одна, а мой путь ведёт куда-то в даль, где за поворотом еще не видно конца и не слышно звуков мотора и колёс. С тех недавних пор, как я начала баловаться скандинавской ходьбой, улица Циолковского стала моей любимой. Палочки по гладкой дороге стучат ровно, в такт, не спотыкаются, нигде не застревают. Гордо выпрямив спину, ровно дыша и смотря прямо перед собой, я спокойно наматываю круги от рельсов до главной дороги и обратно. Всего 5 кругов, каждый по 15 минут – это мой лимит. Когда я хожу с палочками мысли в моей голове как-то упорядочиваются и, то ли от свежего воздуха, то ли от улучшения кровообращения, в голову приходят новые идеи, которые частенько сопровождаются зарифмованными строчками, но так как руки привязаны тесёмкой к палкам, я не могу их поймать, и они, надменные вольные птицы, кружась у меня над головой, уносятся в неведомые края.
Постепенно рассвело. На улице становится оживлённо. Кто-то спешит с утра на работу, кто-то наоборот, возвращается домой с ночной смены. Машины одна за другой начинают проноситься мимо. На балконах и в окнах домов появляются кашляющие курильщики, которые с особым спортивным интересом, прокручивая в руке пачку сигарет, словно песочные часы, наблюдают за каждым моим движением.
Вдруг прямо предо мной на дороге, в нескольких метрах показался какой-то предмет. «Неужели камень?» - подумала я, - «Надо убрать, может попасть под колёса какой-то машины». Приблизившись, я удивлённо обнаружила, что это вовсе не камень, а половина батона хлеба, изгрызенного и грязного. Меня передёрнуло. Я быстро отстегнула правый темляк и подняла хлеб. «Господи, помилуй», пронеслось у меня в голове, «Господи, прости». Отряхнув хлеб и перекрестившись, я положила его на большой камень у одного из палисадников: «Господи, прими подношение моё и накорми голодных». Молитва сама врезАлась в мысли, а в глубине души я чувствовала себя старой ворчливой бабкой. В нашей семье к хлебу всегда относились очень трепетно. И не только потому, что «В Африке голодают дети, а в блокаду Ленинграда каждая крошка хлеба ценилась на вес золота». Для любого христианина хлеб – это прежде всего то, с чем сравнивал Христос Своё Тело: «И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание». (от Луки 22:19).
Я с детства приучена никогда не выбрасывать хлеб. Из черствых кусочков делаем сухарики или гренки, а иногда добавляю его в собачий обед.
- «Молодец Арчик», однажды задумчиво сказала тётя Гоар, наблюдая, как я аккуратно нарезаю в собачью кастрюлю недоеденные детьми огрызки, - «Все грехи наши доедает…»
Правда, сейчас хлеб для многих стал неугоден. Его рекомендуют не есть врачи, от него в ужасе открещиваются тренеры, им пренебрегают зожники и все те, кто очень следит за своим бренным и тленным телом. Да и хлеб уже давно перестал быть таким, как во времена Иисуса Христа. Тем не менее, выброшенный на дорогу батон произвёл на меня впечатление вопиющего вандализма. Помню, в одном армянском театре в Ереване некая молодая актёрская труппа решила показать представление. Были вывешены рекламные плакаты, на котором участники представления прикрывали лавашем свои обнаженные интимные места. Жители Еревана не растерялись и подняли такой бунт, что плакаты тут же убрали, а труппа уехала, не показав ни единого спектакля. В социальных сетях еще долго обсуждали и обсуждают по сей день, как не демократично, неэтично, бесцеремонно, безвкусно и по-деревенски повели себя жители нашей столицы. Но по мне, совершенно не важно, что говорят в соц. сетях, важно то, что армянские дети, которые привыкли смотреть в экранизированной старинной армянской колыбельной, как мать заботливо пеленает своего малыша в лаваш, так и не увидели этого кощунственного обращения с Телом Господним.
Возложив батон на камень, как бескровную жертву, я продолжила наматывать свой пятый круг. Солнце уже слепило глаза и покусывало взмокший затылок, ноги устали, палочки перестали уверенно постукивать по асфальту и всё чаще и чаще расходились в стороны. Пора домой. На обратном пути мой взор снова упал на хлеб. Он лежал на камне, освещённый утренним солнцем и две чёрные вороны с обеих сторон дружно проклёвывали его. Я невольно улыбнулась. Принял Господь Бог моё подношение, услышал молитву, накормил голодных, а это означает, что всё будет хорошо!