А чем для меня станет осень,
я знать не хочу:
гриппозной постелью,
ветрами по стёклам и сердцу,
заныканой рюмкой столичной
с крупинками перца,
вручить ей себя,
как последнему в мире врачу?
И кем для меня станешь, осень,
мне знать и не нать:
в кострищах горишь ты,
иль преешь во хляби дороги,
прощаний длинноты твои
поплачевнее многих.
Психолог никчемный, с тобой лишь
комфортно молчать.
Ты, осень, моменто, что мори,
больной сериал,
последний вагон прицепной
до сентябрьского юга,
прощальной гастроли артиста
безвыходность круга,
чему-то уход и бессменно
печальный финал.
Шевчук напоёт о тебе,
он фатально глубок,
рябиновых нот капельмейстер
с проходкой по струнам,
романа страниц депрессивных
развёрнуты руны:
– Прости, Достоевский, лишь в осень
к тебе всяк ходок.
Осенний хорал над рекою
гудка в вечера,
да "Ласточки" тот пароход –
он всё тот же "Паратовъ".
тобой, как лисицею лживой,
обещано завтра,
да всё во вчера тащишь, рыжая,
всё во вчера.
Спасение крыл – журавлей
эмигрантский побег –
совсем не в тебя, а в холёное
сытное лето,
но как у Алексина есть
"А тем временем где-то...",
колдует весна, в возрождении
нас преуспев.
Осенняя правда лишь в пашнях,
стогах да зерне,
в ростки из-под снега
я верую больше и всходы.
Где мартовский лёд ноздреват,
и апрелей восходы –
там радость и жизнь.
...Вы спросите меня о весне.