Ведьма давно никуда не спешит. Тени длинны и стройны...
В глубинах ведьминой древней души путников ждут плывуны.
На сердце — могильный лежит гранит. Не рубит ведьма сплеча,
И зря она никого не казнит, хоть милует сгоряча.
Сверчком под порогом скрипит печаль, не ведома никому.
У ведьмы в окошке горит свеча, но тихо в её дому.
Ты здесь проездом, и воля твоя. Сумерки тают во тьме...
А ведьма, признанья свои тая, сны излагает в письме.
Рассказы про роскошь ночных дорог, свастики чёрных лесов;
Божьей обители скользкий порог, ропот чужих голосов...
Ведьма в единый сплетает сюжет, что вместе быть не могло.
Всё она помнит — три тысячи лет бабочкой бьются в стекло.
Чу! Она вся обращается в слух: ветер ей что-то принёс.
Кто там? Раскидистый тополь, лопух, иль приблудившийся пёс?
Слышит она человеческий зов, и боль — с головы до пят.
Ведьма открыла тяжёлый засов: руки немного дрожат...
Кем бы там ни был, достойный приём ты заслужил, человек.
Водится так: разговор ни о чём, но скука не тянет век.
Сварганила немудрящий обед, и, вроде, навеселе.
У ведьмы в бутылке стоит букет, и яблоко на столе.
Ведьма надеждами манит на то, что вспять потечёт река:
Дверь распахнуть ей, подать пальто просто, наверняка...
Пока себя странник поедом ест расплатой другой за ту, —
У ведьмы наперсный слетает крест и падает в темноту.
Путник приблудный, куда ты попал?
Душу зачем обнажил?
Здесь королевство ехидных зеркал: вывалят, что заслужил.
Древний свод правил зачитан до дыр:
Каждый получит своё.
Сунешь устав ты в чужой монастырь — заполыхает жильё.
Выплеснешь воду в надежде на ром — шторм тебе море вернёт,
А мотылёк под слепым сапогом твой обломает полёт...
Ветер посеявший бурю пожнет, были бы вёсла крепки.
И только последний, гамбургский, счёт
Начислит тебе очки.
В мире огромная пропасть дорог, но в поисках лишь одной
Разом решившись шагнуть за порог, ты не вернёшься домой...
Пеплом развей над рекой сердца жар, свои позабудь мечты:
Та ведьма уже завела отвар — и горечи вкусишь ты.