замки безумного короля – ты родился не здесь – силуэты – ящерица – поэзия – на смотровой площадке – цюрихский Кунстхаус – поэт в китайском пейзаже – безмятежность – памятник Набокову перед отелем Монтрё-Палас – граница – вилла Везендонк – так случилось – сказки о осолнечном городе
(отдельные стихотворения находятся в разделе "2022. Швейцария")
========================================
ЗАМКИ БЕЗУМНОГО КОРОЛЯ
высоко
на альпийских
горах
стоят замки
безумного короля
я тоже король
безумный (хотя
мне этого не
говорят)
моих замков
больше
чем вершин
в Альпах
звезд
во Вселенной
я живу во всех
этих замках
сразу
в каждом
одновременно
ТЫ РОДИЛСЯ НЕ ЗДЕСЬ
представь что
ты родился не здесь а в далекой Лозанне
и детство твое прошло в уютном
швейцарском доме
на берегу Женевского озера
каждый день ты видел высокие горы
французские Альпы
и жизнь твоя походила на волшебную оперу
а потом благодаря (или не благодаря)
нелепой случайности
злой (или до странности безразличной)
судьбе
ты оказался в краю равнинном холодном
без гор и солнца
будто в какой-то странной игре
где реальность и вымысел
поменялись местами
на скучной равнине
под скучными небесами
ты живешь здесь уже давно
без света красок
озерного блеска
горных зубцов
ничего не меняется
годы медленно тянутся
жизнь твоя напоминает
уже не роскошную оперу
а люмьеровское кино
представь это прошлое
в мелочах
в подробностях
как можно отчетливее
и если получится
воспоминание о Лозанне
останется с тобой
навсегда
будто оазис в снегах
залитый солнцем остров
посреди холодного моря
ты сможешь брать у него
когда пожелаешь
тепло
свет и краски
чувство свободы
вокруг раскинется блаженная тишина
и нипочем тебе будут
ветры и холода
твоя беда
твое повседневное горе
СИЛУЭТЫ
большая птица стоит
на камне
подняв длинный клюв
к вечернему небу
черный силуэт
на фоне заката
черный силуэт замка
черный силуэт
парапета
на фоне заката
от существ и вещей
остаются лишь
черные силуэты
ЯЩЕРИЦА
ящерица забралась
в щель
между камнями
и смотрела на меня
из древних развалин
прищуренными глазами
без тревоги
без удивления
воплощенное время
дух тления
терпения ей было точно
не занимать
я ушел
чтобы ей не мешать
ПОЭЗИЯ
поэзия это способ
продержаться до утра
или проснувшись днем
продержаться до вечера
поэзия всего лишь
увлекательная игра
потому что река
давно умерла
рыба ушла
и ловить в этих водах
нечего
НА СМОТРОВОЙ ПЛОЩАДКЕ
слева Шабле и озеро
справа собор
солнце
еще не село
но облака
и тучи
суживают
обзор
ЦЮРИХСКИЙ КУНСТХАУС
цюрихский Кунстхаус
закрывался через полчаса
или раньше
когда я
попал из «собрания Бюрле»
в «собрание «Мерцбахеров»
неожиданно
не ознакомившись предварительно
с планом здания
и вынужден был снимать второпях
отчего картины
вышли на снимках кое-как
а надписи оказались размыты
словно буквы разметал ветер
или кто-то пытался стереть их
потом мне пришлось
восстанавливать названия картин
с помощью Гугла
опознать некоторые
так и не удалось
предположительно
а иногда и с уверенностью
я могу назвать
эпоху
и направление
но автор к сожалению остается
неизвестным
и это меня так расстраивает
раздражает
что я то и дело порываюсь удалить
снимки не только табличек
но и самих картин
чтобы забыть о них
и этом нелепом случае
вряд ли я когда-нибудь снова
попаду в Кунстхаус
и вообще в Швейцарию
исправить ошибку уже не получится
в Сети нет оцифрованного
собрания Мерцбахеров
можно было бы написать
на адрес Кунстхауса
и возможно какая-нибудь
доброжелательная
служащая
нашла бы по снимкам
эти картины
и прислала нужную информацию
но что-то мешает мне
открыть почту
напечатать адрес
начать письмо
может быть потому что
Швейцария представляется мне
вымышленной страной
а Цюрих Монтрё Лозанна
вымышленными городами
глядя на снимки
вспоминая улицы и музеи
вершины озера
я думаю
невозможно
чтобы нечто подобное
существовало в реальности
эта волшебная страна
эти чудесные города
музеи и парки
эти набережные
озера и горы
мне конечно приснились
привиделись
их нет на карте
они существуют лишь
в моем воображении
но не в памяти
ПОЭТ В КИТАЙСКОМ ПЕЙЗАЖЕ
на обложке
сборника стихотворений
китайских поэтов
нарисован горный пейзаж
водопад
высокие скалы
поросль редких деревьев
черных
как будто голых
тянущих искривленные ветви
к серому небу
можно подумать
что пейзаж этот зимний
но однажды в горах
я видел белые пятна и ленты
на склонах
в ложбинах
как будто остатки снега
посреди жаркого лета
на самом деле
так отсвечивала порода
между травой
беловато-серые камни
блестели на ярком солнце
кто знает может и здесь
в черно-белом ландшафте
снег только чудится
и деревья не голы
может быть
так нарисована хвоя
может быть это сосны
вдоль реки или озера
(понять непросто
если бы не каскад
воду можно и не заметить)
идет путник
в длинной белой одежде
в правой руке
он несет тонкий посох
следом за ним человек
меньше ростом
с палкой через плечо
на ней висит узелок
или что-то еще
разобрать нелегко
рисунок бледный
нечеткий
скорее всего человек высокого роста
это поэт живущий уединенно
он отправился в путь
навестить другого поэта
такого же нелюдима
или решил пройтись
вдоль реки по ущелью
посмотреть на скалы и водопад
вид у него гордый
как прямо он держит спину
следом за господином
идет слуга или что вероятнее
ведь поэт небогат
его ученик
он несет в узелке
тушечницу и бумагу
на случай если учителю
придет в голову что-нибудь написать
однако
принадлежности для письма
складывали тогда
как будто в особый ящик
поэтому в узелке
что-то другое
например вино и еда
или все вместе и снедь и ящик
самое замечательное
в этой картине
что пятна и линии на склонах
как будто соединяются
в человеческие фигуры
куда ни посмотришь
везде мерещатся люди
какие-то сцены
а большая скала
по ту сторону озера
похожа на череп
с пустыми глазницами
обвалившимся носом
оскаленными зубами
только тут понимаешь
откуда пошло выражение
скалить зубы
в результате пейзаж
начинает казаться
жутким
и напоминает
дюреровскую гравюру
«Рыцарь, Дьявол и Смерть»
где тоже изображены горы
голые и высокие
похожие на предсмертный бред
впрочем возможно
череп мне только мнится
как и спрятанные
в переплетении линий фигуры
возможно я их выдумал
но вместе с путником
эти видения составляют
мне кажется
превосходное целое
изображая
место занимаемое поэзией
и поэтом
в пейзаже китайской
да и всей мировой культуры
потому что
где бы ни жил стихотворец
реально
в многоквартирном доме
особняке отеле
в столице на хуторе
может быть даже
на уединенном острове
ему принадлежащем
это неважно
как и то на чем
он записывает строчки
на бумаге дощечке берёсте
или на телефонном экране
не имеет значения также
домосед он или любитель
пеших прогулок
знает он лишь свой квартал
или все переулки в округе
кем бы ни был поэт с виду
по сути
он странник направляющийся
неизвестно куда
по тропинке
затерянной между скал
с кривыми соснами
на крутых уступах
где мерещатся призраки
где к вершинам причаливают
серые облака
где тихо и мерно журчит вода
и смерть в вышине скалит белые зубы
БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ
отыскав это место его уже не забудешь
полынья что не замерзает
пруд в лесу
который никогда не покрывается ряской
вершина никогда
не скрывающаяся в тумане
и так далее
образы для сравнения
удобнее брать из идиллии пасторали
так будет правильно
потому что здесь в этой широкой
долине залитой солнцем
окруженной горами
и ледниками
приютившей глубокое чистое озеро
все блаженствует
отдыхает в светлом покое
таком же
радостно-безмятежном
как тот что почувствовал молодой
еще никому не известный
итальянский поэт
однажды
августовским утром
купаясь в теплых струях Изонцо
ПАМЯТНИК НАБОКОВУ ПЕРЕД ОТЕЛЕМ МОНТРЁ-ПАЛАС
приглядевшись можно заметить
что стул на котором сидит Набоков
опирается лишь на две точки
одна ступня писателя в воздухе
а другая лишь едва касается постамента
откинувшись назад
автор «Возвращения Чорба»
как будто подражает эквилибристу
с фотографии
сороковых (или тридцатых) годов
сделанной
на крыше какого-то нью-йоркского небоскреба
поставив два стула один на другой
возле карниза
отважный гимнаст взобрался на верхний
и спокойно уселся наклонив стул назад
как это сделал Набоков
так что и передние ножки стула
и обе ноги эквилибриста
повисли в воздухе над Нью-Йорком
над крышами домов и ущельями улиц
не в этом ли суть владения словом
балансировать на грани ошибки
ловя момент равновесия
замерев неподвижно между
всеми другими
неправильными решениями
и в каком-то смысле между жизнью и смертью
ГРАНИЦА
граница проведена
неизвестно кем и когда
требуется виза
выдают ее неизвестно где
случается иногда
ее вручает неизвестно что
точнее что угодно
крик чайки
могильная плита
мысль о снежных горах
или горном озере
звук альта
и тогда все меняется
пограничный
контроль снимается
расстояние отменяется
ты внезапно
перемещаешься
и что удивительно
это перемещение
не стоит тебе труда
ВИЛЛА ВЕЗЕНДОНК
парк окружающий виллу Вагнер
(оговорка правильно виллу Везендонк)
широк живописен и вообще очень славный
если смотреть со стороны запада
то на востоке за виллой будет дом
где жил Вагнер и где он бросив «Зигфрида»
начал «Тристана и Изольду» сочинив
заодно «Пять песен для женского голоса
и фортепьяно» на стихи Матильды Везендонк
приятно бродить по аллеям
где (говоря поэтически) звучали шаги
великого композитора его жены
и его подруги смотреть на виллу
под тем же возможно углом под которым
и он не раз ее видел подниматься
теми же лестницами проходить теми же
залами видеть тот же рояль
или его двойника-современника
словом приятно все то что приобщает
к истории которая явственно
ощущается в подобных местах
и кажется исполненной глубокого
пусть и неясного смысла
что бы ни говорили позитивисты
за час-два проведенных в парке
перестаешь им верить
и вспоминаешь их рассуждения
только когда улетаешь из Цюриха
«эффект истории» однако длится недолго
сохранить его не помогают
ни записки ни снимки
смысл улавливается не умом а чувством
но любое чувство остывает слабеет
и вот прожив день-другой
на привычном месте начинаешь
вновь думать что «Тристан»
и «Пять песен» ничуть не важнее
чем шум листьев в аллеях цюрихского
и любого другого парка
и что древние африканские индийские
японские и прочие статуэтки
музея Ритберга располагающегося
теперь в помещениях виллы
старых и новых
значат не больше чем речной песок
остатки метеоритов придорожные валуны
или прибрежная галька
ТАК СЛУЧИЛОСЬ
так случилось что пройдя
приблизительно половину дороги
я оказался не в темном лесу
а на морском берегу
берег был пусть советским
но не российским и это
не усложняло а упрощало игру
игрой была моя жизнь
потому что я жил понарошку
не было цели
понимания
к чему? для чего?
жизнь казалась пустой
я любил философию литературу
но заниматься всерьез
той и другой
на советской территории
было недозволено
невозможно
на советской территории
вообще не было ничего серьезного
жизнь казалась (и была)
временами опасным спектаклем
иногда грубым фарсом
и всегда нелепой
игрой
наконец занавес опустился
не над жизнью
а над спектаклем
в одной отдельно взятой стране
не двигаясь с места
я очутился в Европе
и шире
в свободном мире
тогда как в России
актеры еще ходили по сцене
маски грим и наряды были еще
в цене
жить без родины все же неловко
тоскуешь по дому
которого никогда не знал
берега холодного моря и сосны
по-своему великолепны
но остаются чужими
пусть и не такими
как Россия
но в общем не тем
о чем ты с детства мечтал
жизнь по-прежнему
не имела смысла
не было ответа: куда? зачем?
я был все тем же перекати-полем
без дома
без родины
которой я никогда не знал
но однажды меня занесло в Лозанну
чудесный город на берегу
Женевского озера
(Lac de Lausanne – так говорили
в средние века
до того как Женева
обошла политически и экономически
маленькую соседку)
погода была солнечной
стояла исключительная жара
но я каждый день
нацепив (от солнца) беретку гулял
по городу
вверх-вниз по его холмам
и вдоль озера
наслаждался видом Шабле и Альп
ярким блеском
мелких озерных волн
и чувствовал себя
(как нигде и никогда) на своем месте
две недели проведенных в Лозанне
меня с этим городом породнили
не только с городом
его улочками площадями церквями
но и с ландшафтом
природой
озером и горами
я написал о них десятки стихотворений
писалось легко
потому что где-то внутри
горело большое
лозаннское солнце
потому что в начале своей зимы
я нашел то что искал
дом родину куда я всегда
мог вернуться
если не по-настоящему
то хотя бы в воспоминании
случилось то чего не могло случиться
мне выпал второй шанс
я родился заново
не в Иванове
а в Лозанне
СКАЗКИ О СОЛНЕЧНОМ ГОРОДЕ
я приютил у себя одного бродягу
он любит рассказывать
о солнечном городе
городе на террасных холмах
что ни день заливаемых солнцем
городе
каждый день опускающемся на дно
жаркого моря
городе
каждый день покоящемся
в тихом плеске праздного блеска
но бывает что разговорчивый
жилец умолкает
хандрит
забивается в темный угол
следом за ним и солнце прячется
где-то под горизонтом
упрямцев не выманить
никакими посулами
живешь будто в чистом поле
на осеннем ветру
обматываешься шарфом
заходишься в кашле
пьешь таблетки
меняешь верлибр
на рифмованный стих
слушаешь Брамса
перечитываешь Экклезиаста