И он бежал!
Он мчался, как маленькая дерзкая пуля, выпущенная кем-то, кто наверняка и сам уже успел пожалеть о содеянном, потому что понял, - Остановить этот "снаряд" теперь не под силу никому!
Мы жили в военном городке, а школа была в городе.
И весь учебный год мы стайками – по трое-по пятеро ходили пешком (что-то около трёх километров) до нашего храма знаний и обратно.
В общем, мы с Наташкой Матвеевой шли со школы домой.
Шли, основательно исследуя всевозможные "варианты-дойти-до-дома-пешком".
К тому моменту мы уже знали о жизни многое и были мудры и суровы, как все "великие следопыты", на чью долю выпало заканчивать первый класс средней школы.
И вела нас святая детская истина, - По прямой от школы до дома ходят только дураки!
На дворе начинался май, насквозь цветочный и тёплый. Медвяный воздух был пропитан солнцем и смешивался с трескучим говором кузнечиков, гулом шмелиных эскадрилий над полями разнотравья и плеском маленькой речки под старым бетонным мостом.
От всего этого качественно сносило крышу!
Я показала Наташке "сокровищные" бусы, которые мне подарила мама, - перламутровые, с белыми и розовыми бусинками, которые не отличишь от жемчужинок.
И Наташка повосхищалась ими, а потом сказала, - Я что-то уже голодная, пора перекусить, - давай достанем бутерброды!
(Тогда мы какое-то время носили завтраки и обеды с собой, потому что столовая в нашей школе проработала только первые пол года, а потом там начался "временный ремонт").
Но зато у меня была прямо-таки космическая "поилка-для-чая"!
- Миниатюрная красная пластиковая бутылочка из-под кетчупа (с острым носиком), я просто балдела от неё, потому что она закрывалась на колпачок и не протекала в портфеле, даже если раскрутить его над головой!
И вот мы достали бутерброды, которые припасли на обратный путь (это была ещё одна штука - из большого списка "радостных штук", который мы с Наташкой составляли весь год!) и пошли счастливые и жующие батон с сыром, чувствуя радостные мурашки от всего, что происходило с нами и вокруг нас.
Неожиданно Наташка остановилась, сделала большие глаза и сказала заговорщицки, - А хочешь, кое-что покажу?!
Конечно же, я хотела!
-Только, чур, это -тайна! -Прошептала Наташка и стала внимательно смотреть на ряд одноэтажных домов, которые стояли вдоль дороги на противоположной от нас стороне.
-И не ешь пока сыр! - Зачем-то добавила она.
Мы еще немножко прошли мимо домиков, когда моя лучшая подруга сложила ладошки "рупором" и завопила на всю улицу,
-Федя! Федя! ФЕДЯЯЯ!
Я даже чуть-чуть испугалась, не понимая, что происходит, кто такой Федя, и зачем, собственно, он нам сдался.
И вот тут из-под недавно покрашенных зелёных ворот, (у дома с серой крышей), нам навстречу метнулось что-то песочно-рыжее!
Это что-то больше было похоже на шерстяную щетку для обуви на реактивной тяге, (но вблизи оказалось маленьким лохматым псом непонятной породы)!
Пока он к нам нёсся, Наташка приговаривала, - Беги, Федя, беги! Хороший ты пёс! – И, сев на корточки, распахнула руки для объятий, в которые Федя и прыгнул с разбега.
Когда я разглядела Федю получше, то поняла, что он был очень похож на жизнерадостного старичка: ладненький, коротконогий, бровастый, бородатый и неимоверно вежливый.
Он без остановки вилял хвостиком, тыкался носом Наташке в коленки и пытался лизнуть её руку, пока она трепала его по голове.
Меня он тоже сразу признал «за свою», (раз я с Наташкой) и в знак доверия лизнул мою ладошку.
Сказать, что я была в восторге, значит, - ничего не сказать! И Наташка тоже, - потому что ей удалось так приятно меня удивить и порадовать.
И мы по очереди гладили Федю, и кормили его бутербродами, а он с головы до ног ходил ходуном от благодарности и даже слегка поскуливал от эйфории. - Тут тебя и кормят, и гладят в четыре руки, ну чисто - собачий рай!
С того дня мы с Наташкой, каждый раз, когда шли из школы домой, несли в портфелях пахучие бутерброды с колбасой, бутерброды с маслом и сыром, пирожки и печенюшки.
Хором звали, - Федя! Федя! Фееедяяя!!!
И гладили его, и кормили его от души, такого радостного, с глазами, полными счастья и благодарности.
А потом Наташка уехала навсегда. - Её папу перевели на другое место службы.
И мы никогда больше не увиделись.
Через неделю после её отъезда я шла из школы одна.
Шла очень медленно и пыталась понять, как же это так,
- Вот мы только недавно еще болтали, а теперь больше не сможем увидеться, не сможем поспорить, кто громче гудит – шмель, или пчела, не сможем принести домашку друг другу домой, если кто-то из нас заболеет, не сможем вместе играть в Барби и смотреть по воскресеньям «Чип и Дэйл» и «Утиные истории»!
Я еле плелась, когда поравнялась с домом с зелёными воротами.
Немножко постояла, сомневаясь, что без Наташки волшебство сработает, да и одной мне было как-то боязно кричать на всю Ивановскую.
Но в итоге я решила, что, если что, успею убежать, собрала волю в кулак и во все лёгкие завопила, -Федя! Федя! ФЕДЯЯЯ!
Ответом мне была тишина. И сердце моё уже было готово разбиться, когда вдруг я различила клацанье коготков о гравий!
Я снова приложила ладони ко рту и ещё раз прокричала заветное, -Федя! Федя! ФЕЕЕДЯЯЯ!
И Федя проскользнул под воротами и помчался ко мне с такой скоростью, как будто кто-то выстрелил им из рогатки!
Я присела на корточки и распахнула руки пошире.
Фёдор влетел в мои объятья, и мы с ним битых двадцать минут разговаривали за жизнь, делили бутерброды и причёсывались (мама дала мне с собой расчёску, которая «должна быть у каждой девочки», и для которой я нашла самое лучшее применение)!
Целый год я кормила Федю, перешедшего мне от Наташки по наследству.
А потом настал и мой черёд переезжать.
Но до сих пор, когда мне выпадает случай прогуляться по улочкам пригородных посёлков или маленьких провинциальных городков,
я изредка ощущаю в себе настойчивое хулиганское желание
набрать в лёгкие побольше воздуха и завопить, - Федя, Федя, ФЕДЯ!
– И снова вспомнить и пережить тот безграничный восторг и безмятежность, какую испытываешь только в раннем солнечном детстве, полном свободы, лёгкости и волшебства