Старое кино –
где так нелепо двигаются персонажи
и удручающе громко говорят и смеются.
Будто не ты, а сам Бог смотрит сверху на жизнь людей,
устав от их вздорных речей и желаний.
Вот они, промелькнувшие как бабочки-однодневки
в суетливой торопливости прошлых лет –
что же осталось теперь в наступивших летних сумерках?
Полустертые имена на каменных крестах,
поросших выгоревшим за годы красноватым мхом?
Заслуги казенные,
отсеянные временем в собрание незавидных поступков –
так уж устроена его скупая цифровая память?
Песни нескладные, звучащие как-то нарочито и вызывающе –
похоже, совсем не так как в те времена?
Слова неясные, чьи прежние значения уже утрачены?
О, таинственная нить родства поколений в зеленом доме земном –
затерянная в хрупкой случайности их пришествия и бесповоротного исчезновения.
Или нет ее вовсе и новая жизнь всегда случается сама по себе –
может и с небольшими помарками, что остались в том старом кино,
где так нелепо двигаются персонажи и говорят невесть что.
Мы идем по улицам, по которым ходили они,
по лугам, где и они цепенели в восторге от вознесшихся трав и дерев,
по горам-границам их скоротечного бытия.
По меже все той же запутанной жизни вокруг, что и сегодня,
где мнилось великой удачей всегда – задержаться в том доме подольше.
А Бог смотрит сверху в удивлении от несоразмерных желаний этих и печалится.