С Эдгаром
Распрямляясь из положения эмбриона,
Вытягивая уже чужие руки-ноги,
Ты отрицаешь холод и мрак бетонного пола,
Когда ползёшь на локтях через смерти пороги.
Упираясь в тёмную их бесконечность,
Вправо ли влево: где-то граница.
Это вовсе не жизнь, одна лишь неточность,
Вверх или вниз, всего-то больница.
«Здравствуйте Алан По! Ползущий по кругу,
В лужах харкоты вчерашних таблеток
Пограничного мира, скажет, как другу:
Нет на границе нормальных отметок»
Оставляя за собой недоверия вотум,
Воспламеняется мозг, с трудом оживая.
За спиной ничего, лишь реальный постфактум.
Восстаёт некто Феникс, всё проклиная.
* * *
Скользя бесшумно многотрудной массой,
Но опускаясь по сантиметру в год,
ЭдгАра маятник завис над бездной,
Без дна колодец, где мыслей антипод.
Здесь притороченный к скамейке славы,
Своей альтернативою ума,
Сам рви все струны сладко лгущей лиры,
Раз правда маятника так высока.
* * *
Царствует наносекунда безбожно,
В челюсти вязнет молитва оскоминой.
«Мир навсегда!»- утверждение ложно,
Время уснуло в бадье формалиновой.
Купля-продажа в рассрочку иль сходно.
Чуточку времени можно ли временно
К жизни своей приобресть незаметно.
После продать. Ибо шлюха так ветрена.
* * *
Скользя по собственному отраженью,
Веслом ломая зеркало воды,
Ты радуешься самому движенью
И не боишься духа вод хулы.
С разгона ломают водомерки ноги,
А вскоре тонут, почти что без опоры.
Всё также грациозно и криков боли,
В рай водомерочный круша препоны.
Но дух прижал к щеке трезубца ложу,
Взывает к мести обнажённая река.
Плывёшь как буд-то, но сдираешь кожу
И живность тычется в артерий провода.
* * *
Разрывы облаков на небе,
Разрывы связей: дружеских и половых,
Разрыв связок в голеностопе,
Но иногда случается всего надрыв.
Скажи, мне По, как связать, заклеить,
Какие иглы, узелки и клей,
Чтоб стали части чуть-чуть прочнее,
Упорствуя давлению из вне.
* * *
Что есть талантливо, что бесталанно
Для времени, где топливо его
В реторте, чане, знаке «бесконечно»,
Стоящем, опираясь на ребро,
Кипит и превращает в пепел сроки,
Назначенные для расстановки сил.
И лёжа на часах, ловя потоки,
Волны отметки на пути могил,
Цунами вдую Иерихоновой трубою
В Арарат, который никогда не снился Ною.
* * *
Орды упавших, смерть безразлично сильна,
В каждой из ладоней по два медяка.
Будет знаменье, время источит весло.
Стикса фарватер илом молвы занесло.
Чёлн Харона больше вообще не придёт.
Кто-то веками жертву свою стережёт.
Было когда-то, были иные сильны.
Речка мелеет, воды забвений пусты.
* * *
Он - умерший, снова не во сне,
Так и не признав канонов моды.
Он протягивает руки мне,
Через Стикса неживые воды.
Но не огнём глазниц дыра пылает,
А памятью. Забвенья промежуток мал.
Не бога, чёрта всуе поминает,
Тот, кто прахом давно при жизни стал.
Того ль во имя, иль не во имя,
По выжил, но в конечном счёте зря.
Давно он мёртвый, он спит для мира.
Быть может станет нужным, но когда?
* * *
В мозги втыкаются занозы,
За частоколом идея фикс.
В голове лишь место прозы -
Надуманного и злого микст.
Тот порошок вдыхает в ноздри,
Этот в завтрак берёт опийный яд.
Вот седина и перхоть разны:
И всё же вместе, как брат и сват.
* * *
Откапывая корни наследственных геномов,
С претензией к попытке самоизлеченья,
Обрывкам связей, недавно умерших нейронов
В пустотах черепного мозгозамещенья.
Иглой под кожу несколько часов покоя.
В окно, под кайфом, смотрит некто Бенжи Бато.
Божок, полупомолодевший от изгоев.
Не умирай, нет страха, есть боль и доза По.
И в этом словоблудии я не опасен,
Стираю грани только собственного языка.
Теперь понятен симбиоз: Му-Му-Герасим,
В гортани шило-жало прячу, как змея шипя.
* * *
Ты движешься к началу от предрешённого конца.
Спиной вперёд, не отбрасывая даже тени.
Тебя светило само обходит со стороны лица
И подпирает свод неба вместо капители.
Но может быть Луна собой закроет гордое Ярило.
Горели звёзды чтоб, падая во исполнение желанья.
Лишь одного, которое в дороге постоянно грело,
Иллюзией сопровождая твою попытку возвращенья.
Встречая Морисона по пути, киваешь резво на ходу,
И отвечаешь твёрдо, как на духу, что ни причём гашиш,
Делирий, синдром похмельный, посыл судьбы. Что на свою беду
Спиной вперёд к концу начала опять осознано спешишь.
* * *
Кто был не связан пуповиной,
Лишь веной, по которой бродит яд,
С извилиной прямой, но длинной,
С рефлексом только плакать и сосать.
Чей дух один живёт в стенах и ныне,
Где сущему звучит отказ.
И краской, добавив ужаса картине,
Звучит Альцгеймера приказ:
«Кладите всё в одну посуду!»
Он закопает на века.
Я может был, возможно буду,
Я – есть! Не будет никогда…
* * *
Ветераны от Эдгара спящие, утро в лубке.
ТатуИруют тело, как могут своё изнутри,
ТатуИруют город, где только достанут в прыжке.
Непотребностью город, мог вынести красок мазки.
Магазинов пустоты сквозь полки недобро глядят.
Лакокрасочных штучек и красных особенно, нет.
Терпеливо сражаясь, вновь стыдно и больно, терпя
Перережутся вены, есть клей и пакет на лице.
Трудодни отдыхают, вдох-выдох гортанью ночей.
Толчею ватажной по волчьим отметкам, следам,
Окружённые силой, нет счёта потерям детей.
Проползают под темой дня, ночью бегут по костям.
Паровоза стоянка, как в призму упора, в тупик,
Запасные задвижки и будет невнятность пути.
Досмотрите останки видений, ещё полумиг,
Ощущение мысли и азбука Брайля мечты.
* * *
Вон орды упавших, где смерть безразлично сильна.
Там в каждой ладони зажаты медные фиги.
Вновь будет знаменье и время источит судьба,
Как мёртвую реку терзают страшные мели.
И кто-то часами здесь жертву свою стережёт,
А лодка Харона застряла, больше не ждите.
Как было известно, не так и давно ещё,
Что речка мелеет проблемно, вОды убиты.
Где плотик заветный? Он хлопает сказкой об шест.
Маленький ослик тянет все тяжести бремя.
Вот может без киля и судно, со знанием мест,
Здесь слабых заслуга - движенье в тяжкое время.
* * *
Я бы мог гордиться дружбой с По Эдгаром
И в большей степени конечно же собой.
Но такие чудеса даются даром,
Как на неделе долгожданный выходной.
Моя усталость вдруг стала человечней,
Мы молча пьём твоё любимое вино.
Всегда хотелось, чтоб это длилось вечно,
Но как будто ворон каркнул: «Nevermore»!
* * *