В вечном, благородном и манящем городе Париже, в Палате мер и весов хранится эталонный килограмм. Им гордятся, берегут и очень хорошо охраняют. Об этом все знают и это всех устраивает. Никто даже не задумывается, а что этим килограммом взвешивали? Ну хотя бы раз, килограмм картошки или что-то ещё. Нет, ничего и никогда им не взвешивали, зачем? Ведь он эталон, и этого достаточно. Эталон, а не какая-нибудь затёртая отполированная килограммовая гиря на захудалом провинциальном рынке. Которая столько всего видела на своем веку, а главное - сколько килограммов и тонн ею всего перевешали. Но кому это интересно? Она обычная гиря, таких много, а эталон - он один. И потому она на рынке, а он в Париже. А набраться смелости и поменять их местами? Что будет? Ну как можно?
Погрешность измерения, физика в панике... Ну будет не килограмм, а 995 грамм - миллиарды людей даже не заметят; когда нам говорят 3 кг капусты, мы свято верим, что нам дали именно 3. И никому в голову не приходит ставить под сомнение действующий эталон. Три кило - так три. Нас же не удивляет, что вода в чайнике закипает ровно при 100 градусах, как написано в школьных учебниках, не при 99 и не 102, а ровно при 100. А про то, что вода всегда закипала при одинаковой температуре, даже тогда, когда ни градусов, ни самого Цельсия, ни города Парижа ещё и не было, нам, покупая свою капусту, думать некогда...
Причем, как на зло, всегда некогда. Всегда есть что-то более важное. А что? То, что кажется очень важным и обязательным, через какое-то время сами называем суетой и жалуемся, как от этого устали. Что мешает перестать лукавить, хоть раз остановиться и решить для себя, что мне надо? Успеть оплатить квитанции, поругаться с женой, отремонтировать машину, купить той самой капусты или, например, полететь в космос, войти в историю, пойти защищать родину, совершить подвиг... Хотя какой подвиг, когда все на рынок за капустой, а я в космос, не поймут же... И даже если перед подвигом оплатишь накопившиеся квитанции за телефонные переговоры, в которых даже не участвовал, всё равно не поймут.
Подвиг - вещь тяжёлая, там же думать надо. Трудно это всё - война, родина, герои, подвиги. Это всё осталось где-то там, в школе, в детстве. Это там было всё просто.
Большая беда, впереди - очевидный враг, за тобой родина, рядом с тобой - ещё много таких же, как ты, и всем всё понятно. Страшно - ужасно, но не запросто же так - за родину. И, вроде как, легче, хотя умирать всё равно ой как не хочется. А может, родина одну смерть и не заметит, а я поживу ещё? И вот сидят они, молодые, грязные, голодные защитники, в постылых окопах той войны, думают обо всём этом и ясно понимают: будет команда - встану и пойду в атаку...
Но тут на пути этой святой атаки - такой подлый, хорошо скрытый, коварный вражеский дзот. И сидит там довольный собой, злорадствующий немец. И так, гад умело расстреливает этих простых, 18-летних русских ребят, что всем понятно: ни в какую атаку они не пойдут. Страшно, обидно, комок у горла, и ничего не поделаешь.
Надо ждать, думали все, сейчас бесполезно. Он думал по-другому...
Что подтолкнуло? Почему решил именно так? Ведь всё понимал. И ведь встал, не побоялся, решился и закрыл собой эту, стреляющую прямо в сердце его страны, адскую машину.
Вот и классический подвиг. Не умирать он бежал - спасать, спасать тех, с кем был ещё недавно в одном окопе. И они это приняли и уже через минуту с победным криком бежали вперед. Но никуда они не добегут. Где-то там коварные большие немцы быстро поняли, что перестал стрелять так по-военному мудро оставленный ими пулемёт, и изменили свои планы, и поехали на бегущих спрятанные в дальних кустах свирепые резервные немецкие танки.
Итог - все погибли. Правда, все по-разному, кто-то героем, кто-то безымянно, просто под гусеницами. Но погибли все.
А где же подвиг? Не перестань стрелять мужественно закрытый дзот, танки бы поехали давить кого-то других, а даже под пулемётным огнём кто-нибудь бы всё равно бы выжил. Но он-то решился, и мы об этом знаем. И нас много, и не можем мы без системы координат, и как я решу, кто я, если не буду видеть максимальной амплитуды? Трудно нам без эталона. Большинство из нас себя в этой роли не видят, да хоть сутки стреляй этот несчастный пулемёт, мы не встанем. Утопим всех в разговорах о безрассудстве, о бесполезности и даже вредности подобных идей, но не встанем. А он встал.
Может, поэтому мы и помним его имя, а имён тех, кто был рядом, уже нет. Я бы точно не смог. Способность защитить своего ребёнка от превосходящего врага мне ещё в голову приходит, ну а мысль встречи с вечерними малолетними хулиганами на улице я уже гоню. И, покупая капусту на рынке, я благодарю Бога уже за то, что он когда-то дал мне хотя бы возможность учиться в школе, которая носила имя Александра Матросова.
01.09.2006