Тоска! Я тебя ненавижу,
Но тебе всё равно. (с)
В Н-ской губернии, в средней полосе, в своём поместье жил барин. Поместье было большое - четыре огромных поля, луга, лес, озеро, амбары, своя конюшня, барский дом с яблоневым садом и крепостные, душ двести. Всё это хозяйство жило своей жизнью, староукладной, неторопливой, размеренной, но наполненной простым и понятным смыслом. Было время, когда барин жил здесь только летом, но несколько последних лет стал жить постоянно. Был он нестар, высокого роста, хорошо сложён, легкого, веселого нрава, без тиранства и самодурства. Мог и наказать кого за какую оплошность, но был отходчив и нежесток. Мог по нескольку часов сидеть один у озера, а мог легко и просто пойти с мужиками в поле, задорно, умеючи косить с ними до темноты, а вечером, возвращаясь обратно, мог подхватить начатую кем-то из мужиков раскатистую песню. Когда случалась свадьба или какой другой праздник, мог подолгу сидеть за общим столом и без всякой брезгливости есть ту же еду, что и все остальные. Брал на руки крестьянских детей и подолгу с ними играл. Правда, случалось такое нечасто, и никакого панибратства не было и в помине, но даже это для других мест было большой редкостью. А в остальном всё было как обычно и как принято для тех времён. Ну, может быть, за исключением одной мелочи. В субботу утром барин ходил в баню, потом возвращался разгорячённый, с полотенцем на шее, и на крыльце дома кричал:
- Фёдор, ружьё!
Фёдор был к этому готов и привычен. С неподдельной улыбкой иьодобрительным лицом он мгновенно появлялся, как из-под земли. В одной руке поднос, на котором стоял полный стакан водки и солённый гриб, надетый на вилку, в другой - заряженное ружьё. Барин не торопясь, характерным хватом брал стакан, поворачивался к деревне, какое-то время смотрел вдаль, потом резко выпивал, закусывал грибом и стрелял из ружья в воздух. Один раз. Отдавал ружьё обратно Фёдору и со словами "Эх, хорошо!" уходил к себе.
И так каждую субботу. Когда это началось, зачем и, главное, что это значит, не знал никто. Но так было, и все к этому привыкли. Выстрел был слышен во всём поместье. Никого не пугал и не удивлял. К нему просто привыкли. Он стал частью их жизни. И мог значить для них только одно - суббота, барин здесь, он с нами, он нас не бросит. А значит, всё хорошо. И можно спокойно и уверенно жить дальше.
Но суббота была интересна не только этим. В субботу и все остальные мылись в бане. Вернее, в банях. В нескольких, построенных в поместье, по инициативе барина. Но, что самое главное для этого дня, барин разрешал по субботам не работать. Что было уж совсем неслыханной вольностью. Но такой порядок был заведён давно и неукоснительно поддерживался.
Вот так чередой между работой, урожаем, хозяйством и субботами шло время. И как-то однажды пришла одна, никого не оставившая равнодушным, новость - барин женится! Поместье бурлило. Искренняя радость, гордость за барина, одобрение его выбора. Всё перемешалось. Разговоры, пересуды, встревоженность, любопытство - всё было.
Но прошли хлопотные приготовления, прошла весёлая шумная свадьба, уехали гости, и жизнь постепенно стала возвращаться в привычное русло.
Пришла суббота. Баня, крыльцо, стакан водки, ружьё, выстрел, но вместо привычного "эх, хорошо" Фёдор услышал за их спинами встревоженный женский голос, обращающийся к барину:
- Дорогой, ты находишь это уместным?
Потом была пауза, они вместе ушли в комнату и о чём-то долго говорили. Но то, о чём говорят за закрытой дверью, Фёдор уже не слышал.
Прошла почти неделя, когда в пятницу вечером барин позвал Фёдора:
- Баню истопи.
Фёдор удивился, оторопел, но перечить не смел. В этот вечер барин после бани без всяких церемоний быстрым шагом вошел в дом и до утра уже не выходил. На следующий день морозная, утренняя, субботняя тишина над поместьем осталась нетронутой. Выстрела не было. Не было его и в следующую субботу, и в следующую. Крепостные об этом почти не говорили, им было трудно объяснить и понять причину завладевшей ими пугающей тревоги. Им же никто ничего не объяснил, но все понимали: что-то не так.
Как-то в один из дней на конной прогулке барин неудачно упал с лошади, сломал ногу, долго лежал в постели, потом нога зажила, но он по-прежнему много времени проводил в постели, особого интереса к делам не выказывал, много читал и в баню ходил только по пятницам.
В одну из суббот Фёдор проснулся раньше обычного. В комнате барина горел свет. Он заглянул в комнату. Барин в халате, полубоком, поджав ноги, сидел на кресле, подперев голову рукой, задумчиво смотрел в одну точку. Таким бесцветным, подавленным и невыразительным он не видел барина никогда. Внутри Фёдора всё перевернулось. В его глазах, полных какой-то животной преданности, читалось: "Барин, миленький, ты только скажи, что не так... Да я... да я же всё сделаю. Ты только скажи, барин". Но дрожащим голосом он смог только выдавить:
- Барин... может... баньку?
Барин поднял голову, резко встал, и уже уходя, ответил:
- В пятницу, Фёдор, в пятницу.
И опять шло время. И постепенно сложившийся устой становился привычным. Случилось так, что молодая жена была вынуждена уехать на какое-то время в город, к своим родителям, по причине их болезни. Барин от совместной поездки деликатно отказался и на это время остался один. Её отсутствие ничего не изменило. Всё вокруг жило размеренно и привычно. До какого-то момента. И, как вы уже, наверно, догадались, это было... утро субботы. Он крикнул Фёдору:
- Баню, стол на крыльцо, белую скатерть, большой графин водки. Да и грибов всю банку тащи.
И, уже убегающему, с горящими глазами Фёдору прокричал вслед:
- И все ружья, что в доме есть...
На крыльце он стоял с мокрыми волосами, в тулупе и босиком. Наливал себе сам, грибы из банки доставал руками. Фёдор трясущимися руками заряжал очередное ружьё. Крестьяне бросали вверх шапки, обнимались и сквозь слёзы радостно кричали:
- Барин вернулся, барин вернулся.
Когда всё было закончено, он подошёл к Фёдору, обнял его и сказал:
- Вот так вот, Фёдор... Прибери тут, а я посплю часок, - вечером жена приезжает.
Больше барина никто не видел: в тот день он лег спать и не проснулся.
26.01.2007 г.