Королевские игры не для слабаков, пойми,
и уж точно не для хрупких-тонких-прозрачных женщин.
Вертикали спины шрамы старые поперечны,
а от новых – давно сохраняет корсет брони.
Откровенность, доверчивость – пёстрая мишура.
Переливы пайеток – такой примитивный морок
на чешуйках кольчужных...
Король, даже выйдя голым,
не получит такого внимания от двора
и толпы, вечно жаждущей – больше чем зрелищ и
пресловутого хлеба – дурманяще-свежей крови.
Знаешь, сахар на ранах – гораздо страшнее соли...
Но, как ни было б больно, сочувствия не ищи –
в окружающих взглядах... обманчивых зеркалах...
В человеческом стаде отчаянных забивают...
не камнями – так сплетнями.
Давняя ножевая
что-то снова кровит...
или просто алеет мак
на груди, близко к сердцу – приманка... мишень... акцент
на сидящем по «этой надменной фигуре» платье.
Так развёрнуты плечи, как будто вчера – с распятья...
так надета корона, как будто цена ей – цент...
так беспечна улыбка, как будто бы шах и мат –
по сравнению с вечностью – сущие безделушки...
– Я с тобой
/пусть – на миг/
забываю,
что мы –
игрушки...
– В этом су/ч/щность игры
королевы и короля.