Дом был холодным,
Хоть целы и двери и ставни, и крыша цела,
И в полу нет зазоров-щелей.
И батареи висели, топили исправно,
И даже в стенах не было дыр от гвоздей.
Но не хватало тепла. Приходили с работы:
Не улыбались, крепче лишь губы сжимали,
Тягость и тяжесть от жизни, заботы,
Только заботы, увы, никому не хватало.
Как не хватало простого и доброго слова,
В лицах угрюмых только читалась глухая усталость,
Жадность любить безусловно кого-то.
Даже за ужином всем почему-то молчалось.
В этом молчании блюда как будто из ваты.
Гости в тот дом никогда не приходят.
Будто бы дети, что трудятся взрослые так виноваты,
Даже за лаской к уставшим родным не подходят.
Дедушке некогда, дедушка любит газеты,
Если не он, то правительство будет не ругано.
Бабушка только ворчит про растущие цены,
Ценами этими бабушка сильно напугана.
Папа приходит, и вроде бы… броситься к папе,
Только лицо его каменней каменной маски. Мама? —
Нет… Маме, увы, не до ласки.
Мама вновь поздно вернулась с работы, у мамы мигрень.
Мама квартальный отчёт снова сдавала.
Что вы, не видите, дети? — Мама смертельно устала.
Мама не знала, как ждали её целый день.
Мама и папа как будто друг друга не знают.
Думали дети: «Мы может не их? Так бывает?»
Мама и папа давно в нескончаемых контрах,
Могут за вечер не вымолвить даже и слова.
И лишь один человек в этом доме есть — кот их.
Дети любили кота, такого родного!
Кот отвечал этим детям кошачьей любовью
И под ладошки свой мех подставлял без опаски.
Так и спасались от холода трое,
В доме холодном без доброго слова и ласки.