Потушенной сигаретой погас ещё один вечер.
Мыслями увлечённый,
Прошёл ещё один день никчёмный.
Ты не заметил?
Прожиты мои сто пополам.
Прошлого стало больше,
Будущего — меньше.
Сколько из него достанется нам?
Много неизвестных в этом уравнении?
Математика нехитрая,
Суть несложная.
Боюсь не успеть получить всех упущенных дней.
От этого нет настроения.
Опасаюсь возможного,
Боюсь невозможного.
Понимаю, что времени нет для лени.
В небе — чернь, в мыслях туман,
На душе рябь да дрожь.
Нет у меня ничего…
А особенно времени.
Вот осталась только душа одна
На виду.
Царапает её всё, что задевает —
Хоть правда, хоть ложь.
Эх, спрятать бы глубоко-глубоко…
…Да и зажить легко.
Говорят, что бессмертна,
С проездным в века,
А перед новым витком
Слетает с неё шелуха.
Мне смешно: не отлететь бы самой душе.
Я не безгрешна, но без большого греха.
Мне представляется жизнь, как поезд.
Остановится, и я спрошу: «Что, уже?»
Я выйду — он тронется, даже не постоит.
Умчится вдаль, я не услышу гудка.
Исчерпан отпущенный Богом лимит,
Поезд мигнёт мне точкой издалека.
Не знаю, есть ли смысл чистое мыть?
Бог вдохнул — уважай, не зря ж…
Прописные истины паутинками рвутся,
Под пристальным взглядом тонка нить,
Вырастают сомнения.
Смотрю вдаль.
Ни хрена, кроме фантазии там не видно.
Ну и ладно.
Лишь бы не под ноги, лишь бы не сейчас.
Верится, что вдали ждут радости,
А вблизи всё сплошняком печаль.
И чтоб меньше думать,
Я нагрузила душу работой:
Проверять датчик определения «Свой — чужой».
И она молодец!
Уже справляется лучше.
А когда открывается, датчик даёт сбой.
Вот было: один такой прокрался в маске,
Устроился рядом,
Да и раскромсал всю.
И пачками сыпал соль.
Он был чужой, но добрые рассказывал сказки.
А она верила, пока не почувствовала боль.
Зашивая себя цыганскими иглами,
Слизывала проступавшую каплями кровь,
На которой и поклялась
Покончить с подобными играми
Раз и навсегда: не верить в любовь.
Вспоминать не хочется,
Прикрыть бы глаза вуалью,
Чтоб в них этого не было видно.
Даже себе.
Не возвращаться опять назад.
Обычно в моих рассказах правды на «троечку».
А в молчании она вся.
Да ещё в глазах.
Но время все острые грани стёрло во мне,
И я научилась молчать, когда мысли в огне.
Я замираю на месте, когда не знаю, как поступить,
И когда решений несколько
Сомневаюсь, в;рны ли?
И всё же случилось проклятье —
Я вновь смогла полюбить.
С таким-то прошлым?
С моими-то нервами?
А у моего настоящего глаза серые.
И говорят: давай будем, как воздушные шары, легки.
Не усложняй!
Я отвечаю: конечно! Я и не думала, давай!
Давай будем легки, как воздушные шары.
До поры.
Да! Забыла добавить, дело было по осени,
Когда душа оказалась, как кошка, живуча.
Значит, было не время остановки поезда.
А может быть, просто дело случая.
Я к чему это всё? —
Да ни к чему.
Разговоры с собой,
И исписано два листка.
В слабой надежде, что станет лучше мне.
Осень. Ко мне спиной привалилась тоска.
Чтоб избежать взглядов недоумения
И не дай, Господи, свысока,
Сохраняю внешнее благополучие.
Ведь всё это мелочи, не было б белого потолка.
Есть, где спать и чем жить, и есть дом.
Ночь.
Устала думать.
Не хочу думать.
Хочу спать… не тревожным, а крепким сном.
Но всё никак.
Лезет в голову разная дребедень.
Было б спокойней, если б рядом были
Его плечо и рука.
Но мы один на один:
Я и осадок за прошлый день.
Предатель-агнел капризен,
Взмахнул крылом, равнодушно сказав: «Пока!
Ищи ответ, тебе не впервой, держись!»
Ему хорошо, можно лететь хоть вверх, хоть вдаль,
А мне даже толком не упасть вниз.
И времени прожитого не так и не с теми — жаль.