Галина Ивановна! Я бы так ярко не спел,
Когда бы не Ваш удивительный русский мотив!
Умение Ваше из кучи намеченных дел
Отдать предпочтение главному, вот позитив!
Пусть снова и снова окрасится в красный восток.
Не хочется думать, что всё суета, пустой звук.
Галина Ивановна! Сотней написанных строк
Обязан я Вам! Мой наставник, мой цензор, мой друг!
Пусть ждут впереди нас немало событий и вех,
Которые будут на творческий труд вдохновлять,
В сегодняшнем деле воистину нужен успех!
Нам будет о чём рассказать и о ком рассказать!
О жизни и здравии в храме молился народ…
А ветер кусок пожелтевшей афиши трепал…
Пусть даже ему, как и близким, был ясен исход,
В измученном взгляде ещё свет надежды мерцал.
О жизни и здравии… вздохи и всхлипы, и гул.
А где-то софиты и «браво» и полный аншлаг
И в схватке не равной, не мысля сдаваться врагу,
Морскую волну рассекает красавец «Варяг»!
О жизни и здравии… Бодрый и звучный посыл!
Душа не приемлет, противится горькому: нет!
Эх! Время бы вспять! В юность полную солнца и сил!
На многое в сердце теперь уже найден ответ.
О! Были б так души стерильны и мысли чисты!
Сияющий кафель в палате и стены и дверь!
Мучительно от безысходности и духоты
И череп сжимает и плющит невидимый зверь.
Мужчины и женщины в белом приходят, стоят…
В шипении-шёпоте слово нельзя различить…
То койку окружат, то молча построятся в ряд…
Не ангелы это в блестящих доспехах-врачи…
А зверь тянет жилы, хрипит, упиваясь длинной,
Глаза пелена застилает, как осени дым.
Но чёрные мысли отчаянно гонит больной…
Палата и койка? Не верится…Это не с ним…
Вчера он задорно смеялся и был полон сил,
Пудовые гири бросал и подковы он гнул,
Когда б не диагноз, который, как серп подкосил.
Диагноз, который все планы, всю жизнь зачеркнул.
В палату врывался визжа, грохоча новый день.
И солнце кривлялось дразня, весельчак-скоморох,
А где-то беспечное детство, речушка, сирень,
Жужжание пчёл, птичий гомон и чертополох.
Накинуть футболку, из-под одеяла в штаны
И легче весеннего ветра скорее во двор.
Висят облака на макушке огромной сосны
И небо звенит над тайгой и вершинами гор.
Знакомая улица! Каждый изгиб наизусть.
Любимая школа! До школы от дома рукой.
Из окон распахнутых льётся Бетховена грусть,
И слышен Свиридов с пронзительной русской тоской.
В мозгу воспалённом проносятся сотни картин
Всё больше из детства…От них хорошо и тепло,
Когда он в палате на койке больничной один
И ноет рука и не важно, что там, за стеклом…
В такие минуты не трудно в уныние впасть…
И многие ль сдюжат и будут бороться? Скажи?
За что? Почему? И откуда такая напасть?
Жизнь в каждым явлении, в каждом мгновении жизнь!
Пульсирует в небе полночном далёкой звездой.
Снежинкой к снежинке скрывает поверхность земли.
Ворочает глыбы гранитные горной рекой.
Серебряным облаком тает, мерцая вдали…
Сквозь сито листвы пробивается тонким лучом.
Скользит по стволам, по зелёным ладоням берёз.
Кричит истерично, скандалит, а стихнув в плечо
Лицом упирается мокрым и вспухшим от слёз.
Мяукает словно котёнок, царапает дверь,
Потом тянет руку в надежде к последним ключам,
Садится на лавку и шепчет: «ты пыл свой умерь…»
И тает, и тает, как перед иконой свеча…
А может быть жизнь — это высшая точка искусств?
Вершина, экспромт величайших талантов Творца?
Прозрения, мысли с кипением, с вспышками чувств…
Так хочется верить, что жизнь не имеет конца…
Прекрасен и не повторим на земле каждый миг!
Проблемы и трудности? Это всё глупость и блажь.
Умом он и сердцем житейскую мудрость постиг,
Чтоб выйти во двор, где пронзительный, русский пейзаж!
Чтоб снова и снова с открытой идти головой,
Пусть ветер в лицо бьёт и волосы вымочит дождь,
Чтоб только шуршать этой жёлтой, опавшей листвой,
Пьянея от счастья при мысли, что дышишь, живёшь…
Подолгу разглядывать лица любимых людей
- Очаровательны каждой эмоции отблеск и свет!
А сколько проектов и не воплощённых идей?!
А сколько вопросов, которым не найден ответ?!
О! Жизнь! Драгоценность! Нам свыше ниспосланный дар!
Толь тучи плывут, толи вороны стали кружить…
А тело сжигает, сжирает смертельный пожар…
Как хочется жить! Дорогие! Как хочется жить!
Молились в Москве, в Петербурге молились, в Твери
О жизни и здравии… свечи у ликов Святых…
Сказать бы в тот миг! Прокричать! Поднимись-посмотри
Как многим ты нужен и как дорог ты для родных…
Молилась седая старушка в далёкой глуши,
Где снежным равнинам зимой и конца не видать.
Молился сутулый старик, что куда-то спешил,
Тут новость… и возле «Матроны» решил постоять.
Пугает нас непостижимостью времени вязь
И непредсказуемость жизненных троп и дорог,
Когда безысходность-с возвышенным ищем мы связь.
Найти эту связь, обрести дай вам Бог, дай вам Бог!
Чтоб видеть мог каждый молящийся в чём жизни соль,
Чтоб с верой душа становилась крепка, как алмаз,
В Божественный лик, не вписал, а вдохнул свою боль
Забытый навеки отшельник седой богомаз.
Один за другим появлялись в проёме дверном
Простой работяга и сторож, небрит и угрюм,
И тихая скромная женщина с бледным лицом,
И мэр-на запястье Брегет, от Бриони костюм.
Молилась девчушка. Болезненно белой рукой
Крестилась она и дрожа зажигала свечу,
Синели глаза её грустью и тихой тоской,
А из-под платка светло-русый выглядывал чуб.
Не знали его эти люди и знать не могли.
Не виделись и не встречались нигде, никогда,
Но голос, но голос, в котором дух русской земли
Для многих сердец откровением стал навсегда.
Так кто он? Известный учёный, хирург, аналитик?
А может быть главный конструктор или генсек?
Я так вам скажу, ну а вы уж судите-рядите,
Большого таланта! Широкой души человек!!
В семь месяцев осенью он появился на свет.
Октябрь, то свинцово мрачнел, то лучами играл…
Кленовый узорчатый лист, посылая привет,
Как бабочка с ярким крылом на ветру трепетал…
Жить, значит бороться и только борьбой, и трудом
Возможно приблизиться к цели, добиться высот…
Всё будет! И мама склонившись над «звонким комком»,
На крохотной ручке недвижные пальчики мнёт.
И большей любви и заботы у матери нет,
Суставы массирует, ставит упорно компресс…
А будет ли толк? Только время даст ясный ответ.
Но день ото дня всё отчётливей виден прогресс.
Он рос боязливым, изнеженным, хрупким сынком,
Звал маму, бледнея от страха: «там шёпот живёт…»
Мерещились волки, медведи за каждым углом,
Когда отдыхали на даче семьёй от забот.
Смириться с той мыслью, что паинька ты и слабак,
Что в ужасе, в шоке от собственной тени порой?
Такое принять не хотел и не мог он никак
И в тайне от близких шёл в лес по дороге ночной.
При свете луны трёхголовое чудище-клён
Всплывало громадой, шурша, шелестя и урча,
И нечисть лесная со всех окружала сторон,
Кусты за одежду цеплялись, пень злобно рычал.
И чудилось мальчику кто-то из мрака вот-вот
Неведомый, сильный ему бросит вызов на бой!
Но дальше и дальше упрямо шагал он вперёд,
Как шёл и всю жизнь с гордо поднятой вверх головой!
И вот уже дерзкий, подросший, окрепший юнец,
Не прежний сэвайвер, что только карабкаться мог,
Встав в позу, басит чуть надменно: - послушай отец
Я взрослый уже и способен ступить за порог!
Как клавиш ряды мир расчётлив твой и чёрно-бел,
Пюпитры-подставки для нот, а не вехи судьбы,
Мне скрипки страдальческий голос мозги все проел
И уши опухли от воя и стона трубы.
Я против того, чтоб «пахать и пахать», как смычок
Пусть даже мной правит и движет маэстро рука!
За тёплою печкой пиликает робко сверчок,
А жаворонок с песней в небо летит в облака!
Довольно меня опекать, направлять и учить!
Ровесники многие сами копейку куют.
Не бей в барабан, чтоб в обратном меня убедить,
Пусть всякое творчество будет свободным и труд!
И хватит, отец! Хватит! Хватит эмоций и слов!
Не надо красивых сравнений, заигранных фраз!
Сейчас о возвышенном я не могу-не готов,
Мы будем с тобой дискуссировать, но в другой раз…
-Не хочется мне чтобы ты свой талант погубил!
Мальчишкой ведь ты о классической сцене мечтал!
Шаляпина слушал, Энрико Карузо любил!
Неждановой голос тебя до костей пробирал!
Поёшь ты, а в комнате словно звенит серебро!
То Альфио ты, то Онегин и сцена-твой стул,
Альфонсо, Елецкий, Грязной, весельчак Фигаро,
Родриго, Жермон, Риголетто-несчастный Тибул!
-Отец, перестань! Это всё никудышный урок…
Приходит классической музыке, опере крах…
Люд жаждет попсы, хэви-метал подай, рэп и рок,
Чайковский и Мусоргский к черту и Глинка и Бах!
Над миром бушует эпоха крутых перемен.
И я, ощущая их ритмы, быть в теме хочу!
Иные вожди на трибунах и лидеры сцен,
Они не приемлют понятий мычу и бренчу.
-В душе моей горечь, мой сын и досада, и боль
Суждениям категоричным противится ум.
И мысли звучат не твои, не твоя это роль...
А классика вечна! Вот только уляжется шум.
-Телец золотой выше всяких понятий и вер.
Эпохами, странами, судьбами правит телец!
Служение музе зачем ты приводишь в пример?
Холодный расчёт и нажива, вот правда, отец!
Абсурд только музыкой жить и копейки считать...
Зубрить эти нудные арии, ноты учить...
-Мой сын! А я всё-таки буду упорно мечтать
И верить, что ты сможешь нас и весь мир удивить!
Немало событий прошло-отгремело с тех пор,
И было немало блестящих и ярких побед…
Но вспомнился вдруг этот давний с отцом разговор,
Который едва ли не стал поворотным в судьбе.
Впервые на сцене… Когда это было? Когда?
Наверно лет сорок, а может и больше назад…
Дороги, концерты, гостиницы и города…
Всемирная слава, которой порой и не рад.
Всемирная слава певца из Сибирской земли,
Где высятся горы в суровой и мрачной красе,
Бушует тайга поверх гор, поверх каменных плит
И воды свои величаво несёт Енисей.
Кочуя по миру, не мало он стран повидал.
Знакомился с бытом, культурой и жизнью людей.
На сценах великих театров и пел, и играл
И грохот оваций он слышал всегда и везде!
Пел в Ковент-Гардене, Метрополитен-опера,
В Париже, в Баварии, в Австрии в Зальцбурге пел,
В "Ла Скала" в Италии солнечной будто вчера
На зал восхищённый, сияя от счастья смотрел!
В театре Лисео, в Гонконге и в Музикферайн,
В Нью-Йорке и Лондоне, в Мюнхене! Осло, Сеул!
И снова дорога и снова он мчит в дальний край
Шуршание шин по шоссе …аэробуса гул.
Испания! Солнце! Толедо, Севилья, Мадрид…
Причудливость форм и богатый декор Гауди…
На море с гористого берега сказочный вид,
А в сердце Россия, тоска по России в груди…
Пассажи Парижа, Монмартр и Латинский Квартал,
Бретей, Фонтебло, Ментенон, Мальмезон и Версаль
Он видел всё это…Не раз и не два здесь бывал,
Но в сердце Россия, по русским просторам печаль.
Немало красивых, с богатой историей стран,
Где мрамор поёт, устремляется в небо гранит,
Ему б в Красноярск, где Тайга, Енисей и туман
И красный восход широко над простором разлит.
Германия. Кёльнский собор, Нойшванштайн, чёрный лес
И мощь, грандиозная мощь Бранденбургских ворот…
Как много на свете великих и малых чудес!
Но чаще и чаще Россия в дорогу зовёт…
Я, призванный радость с подмостков нести и дарить,
Халтуру и фальшь, как великое зло презирал,
Я верил что-то, чему служишь, нельзя не любить,
И пел каждый раз, как последний: пылал и сгорал!
Искусство – судьба моя! Боль! И по жизни мой крест!
Не может в нём быть никаких политических нот…
Вот-вот зазвучит заиграет «волшебный оркестр»
И музыка к каждому сердцу дорогу найдёт.
По первому льду разве будет твой выверен шаг?
Коварен путь творческий. Зримый ошибочен путь…
Любого успеха, провала заложник душа,
А сколько врагов, что желали бы в яму столкнуть?
Ужимки завистников, смена личин и гримас.
И желчь пересудов, и грязные сплетни во след.
Так жалко убитое время с друзьями на час…
И с теми, в чьих душах порыва к духовному нет.
На сцену выходят бездарности с длинным рублём,
И содержанки-певички у толстых папаш,
Не с голосом-с имиджем можно стать нынче певцом,
И голос не важен, увы, а фурор, эпатаж!
На сцене в Баку конкурсантов-птенцов длинный ряд.
Нервозность…Качаются стены и пол ходуном…
Пою…Ощущаю Архиповой пристальный взгляд
И вот она встала и аплодисменты, как гром!
Она! Мой кумир! Всё кипит и клокочет внутри!
Она оценила, расслышав меня среди всех!
Бушует восторженный зал! Благосклонно жюри.
И это есть первый большой, настоящий успех!
Ирина Архипова! Мастер! Наставник и друг,
С которым делился я счастьем, делился бедой,
С которым работалось в радость, был в радость досуг.
Она для меня путеводною стала звездой.
Она для меня и легенда и сказочный миф!
Она открывала мне мир! На вершины вела!
И первой и главной вершиной явился Кардифф!
Признание и… за концертом концерт без числа…
Есть в каждой судьбе и свой взлёт и крутой поворот.
И судно, в штормах не бывавшее, может дать течь…
И если упасть, то соломка, едва ли спасёт,
Но как переменят всё с гением несколько встреч?
Георгий Свиридов! Звучит! В прямом смысле звучит!
И в имени космос и в музыке-не побоюсь
Сказать, что великий Свиридов меня научил
Как нужно любить и воспеть первозданную Русь!
Георгий Васильевич, хочется мне налегке
Пройтись босиком по тропе среди зреющей ржи
К деревне с церквушкой, что светится там, вдалеке,
Где русский уклад и обычная русская жизнь.
Спуститься к реке, задремавшей под сенью ракит.
С мостка любоваться как ходят вокруг караси,
Как утка с утятами, крякая в воду спешит,
Почувствовать сердцем тепло неоглядной Руси.
Послушать квохтанье, кудахтанье всклоченных кур,
Послушать радеющих за отчий край мужиков.
О чём там гуторит пристрастно Иван-балагур?
Каких в этот раз костерит он нещадно врагов?
Георгий Васильевич! Хочется мне заглянуть
В крестьянскую избу, где стол возле русской печи,
Где лавки вдоль стен и где можно присесть отдохнуть,
А в красном углу образа, дрожит пламя свечи…
Так скромно и просто… Луч солнца струится на пол…
Хлопочет хозяйка: несёт самовар, пироги…
И всё говорит… говорит, накрывая на стол.
Старается очень гостям угодить дорогим.
Георгий Васильевич! Может быть, я подзабыл
И эту грунтовку со скрипом неспешных телег,
И луг, на который с косой по утрам выходил,
И возле реки жеребёнка задорного бег?
Георгий Васильевич! Музыка хлеще чем плеть
Сквозь кожу и тело проходит до самой души
Она обжигает, она продолжает гореть,
Как первая рана, как памятный первый ушиб.
Георгий Васильевич! Видятся мне те места,
В которых я был, так мне кажется, раньше я был…
И церковь, и кладбище рядом в железных крестах
И клёны с грачами среди деревенских могил.
Услышу я голос свирели и сам весь свечусь
И голос рожка, где ни будь на лугу в шалаше,
А с этим былинным, таинственным именем Русь
Невыразимая умиротворённость в душе.
Загадочней сфинкса и всех на земле пирамид
К берёзе приткнувшийся, старый горбатый плетень
И этот сарай, что из зарослей в небо глядит
С соломенной крышей, как в шапке что есть-набекрень.
Овации стихли. Как будто морская волна
Нахлынула с грохотом и откатилась назад.
Пустеет стремительно зал. И вот-вот тишина
Спустившись с галёрки последний окутает ряд.
Со сцены направились скрипки, гобой и тромбон
В чехле уплывают валторна, свирель и кларнет,
Вот шаркает туба, на выход труба, геликон,
Свирель заспешила, остался рояль…Гаснет свет.
Волнения, шум, круговерть, толкотня, суета
И музыка! Музыки вечной всесильная власть!
Всё это уже далеко позади, где-то там,
Где холод над бездной и мрак, где кончается страсть.
Смешны до абсурда порывы ума и души,
Как птица что видит свободу и бьётся в стекло,
Так мы со своими надеждами что-то решить
Терзаем любимых и близких безжалостно, зло.
Отвергнувшим замысел и не согласным с судьбой
Красивый исход и решение видится в том,
Что было б честнее меч вскинуть и ринуться в бой
Неважно с рогами твой враг, со звездой иль с крестом!
О! Нет! Не уныние, не пессимизм-пустота
Всё больше и больше пугает, тревожит, гнетёт.
Удачи тому, кто идёт, кто искать не устал
И веры тому, кто решил, что однажды найдёт.
Дорогой широкой ли, узкой, заросшей тропой
Вперёд в неизвестность, грядущему глядя в глаза…
Душа трепетала и образы вились толпой,
Пока струны скрипки смычок беспощадный терзал.
Мы-русские люди, мы-дети невзгод и войны!
Любовь велика в нас и ненависти через край!
С того и сердца беспокойства и смуты полны,
Поэтому мечемся мы: толи в ад, толи в рай…
То счастья хотим мы, то трудностей ищем, проблем.
То упряжь готовы тянуть, как волы, как рабы,
То в роли могильщика тоталитарных систем
Всей мощью Россия над миром встаёт на дыбы!
За нами «Василий Блаженный» в цветных куполах,
Налево с курантами Спасская башня кремля…
Сегодня на Красную площадь столица пришла.
Войну вспоминает вся русская наша земля.
Со сцены дороги в тревожную даль потекли,
Живой возвратился к заветному камню солдат,
А в небе курлыча плывут и плывут журавли
И просто нет сил оторвать-отвести от них взгляд.
В печурке огонь и стекает смола как слеза.
С берёз невесомый на землю спускается лист.
А где-то дожди и над полем грохочет гроза
И тянет в землянке меха озорной гармонист.
Походные песни-молитвы великой войны…
В России их знают-поют стар и мал
Девчонки и матери-вдовы, деды, пацаны
И юный солдат и седой боевой генерал.
Он в центре! На сцене! Он смотрит торжественно вдаль
Высокий и стройный, тряхнув шевелюрой седой.
В глазах у него бесконечные грусть и печаль
В глазах боль и скорбь, что блестят неподдельной слезой.
Поёт Хворостовский!! И Красная площадь молчит!
Поёт Хворостовский!! Великий его баритон
Плывёт над Москвой, над Россией бескрайней звучит.
Поёт Хворостовский!! И совесть его камертон!
На сопки Манчжурии ночь покрывало кладёт,
Вот звёзды сверкнули и ветер уносит туман…
Сердца замирают в груди-Хворостовский поёт
Колышется тихо в сиреневой мгле гаолян…
Неведом и чужд братьям этот пейзажный мотив.
Чужда, неприветлива сопок холодных тоска,
А где-то за тысячу верст край желтеющих нив
И колос, который с любовью ты держишь в руках.
Забыл ли Мукден блеск и мужество русских штыков?!
Забыл ли решительность русских солдат Ляоян?!
«Оркестр играй марш!»- приказал капельмейстер Шатров
И полк погрузился в коричнево-красный туман.
То бури порывы, то матери всхлипы и стон,
То грохот снарядов, то пули пронзительный свист…
То вдруг тишина … Едва слышен его баритон
Оркестр затихает- смолкает великий артист!
И снова дороги, концерты…Смоленск, Волгоград,
За окнами поезда Тула, Екатеринбург,
Встречает Новосибирск, Красноярск певцу рад,
Москва рукоплещет маэстро и Санкт-Петербург!
Полмира с военными песнями исколесил
Сын русской земли! Наш великий певец-патриот!
Не счесть, не представить как много потрачено сил,
Но сердце диктует решительно: «только вперёд!»
Америка плакала, слушая русский язык!
Так пел Хворостовский, что людям казалось порой,
Война совсем рядом… Стучат сапоги, скрип кирзы…
И всё это-голос, глубокий, печальный, живой…
Какая в нём сила! Накал, выразительность, мощь!
То страшный рёв бури, то ноты светлы и легки…
Америка плакала!! Русских посёлков и рощ
Далёкие образы ей оказались близки…
Америка плакала, слушая песни войны,
Душой понимая мелодию, тон, полутон
Америка видела горькие русские сны
Которые ей навевал золотой баритон…
Мы русские люди… Язык-наша вера…Язык,
В котором сердечность и ум и холодный расчёт.
В котором рёв дикого зверя и горечь слезы,
Слезы, что и камень, и сталь прожигая течёт.
Что жизнь есть такое? Сон? Сказка? Видение? Дым?
И как претендует на правду история в ней,
Когда лозунг многих: «разрушим и перекроим»
Любовь отметает и мира «худого» главней?
Простите за то, что я русский! За гордость, за стать,
За яркий талант, с коим был не угоден иным!
За то, что с отчаянным сердцем мог дров наломать,
Что ясен мне горестный смысл русских слов в хлам и в дым.
Простите за то, что возможно я в чьей-то душе
Чернейшую зависть и чёрную злобу взрастил,
Жизнь выстроить трудно по штампам, стандартам, клише
И вряд ли ты каждому будешь угоден и мил.
Но верю я-верю, что истину люди узрят,
Безмерно устав от Безбожия и пустоты!
Тогда и осветят просторы земли, как заря
России великой, России духовной черты!
Красив и печален наш русский старинный романс.
Он светом наполнен, и он бесконечно глубок…
Я пел бы тебе день и ночь моя радость-Флоранс,
Судьба моя-Флоша! Любовь моя! Мой ангелок!
Когда на земле места нет, где б приткнуться душе,
Отчаянно ищущей каплю тепла и уют…
Когда она склок, пересудов и сплетен-мишень,
Все чёрные силы, почуяв добычу, встают.
Вчера ещё мир и в нём люди был добр и открыт,
А нынче ревёт и беснуется злобный урод.
Сверкает глазами, зубами противно скрипит,
И фыркая, брызжет слюной и когтями скребёт.
Но тише…Рука дирижёрская с палочкой ввысь…
Дыхание, шорох одежды… По коже мороз…
Почтенная публика, слушатели напряглись
И музыка! Всё на разрыв шквал эмоций и слёз!
Так ты ворвалась в мою жизнь и как буря снесла
По праву природы, по праву великих стихий,
Подобные жуткому бреду конструкции зла
Из желчи и зависти, ненависти и трухи.
Пусть слушают звёзды! Пусть слушает небо: Флоранс!
Пусть слушают люди и слышат все как я люблю,
Как имя твоё повторяя, впадаю я в транс!
Как даже минуты разлуки с тобой не терплю!
Ты счастье моё! Ты спасение! Сказка! Мечта!
Довольно я был на земле моей грустной один!
Теперь наслаждаюсь тобой, О! Моя красота!
Как мил мне цвет бархатных губ королевский рубин.
Взгляд полный тепла и добра, бровь дугой, прямой нос,
Привычный наклон головы и небрежный кивок
И прямо на плечи копна завитушек-волос,
Которые треплет ерошит буян-ветерок.
Наверное, всё-таки я заслужил этот шанс
Испытывать светлую радость семейных забот
Детей поднимать, ставить на ноги с милой Флоранс
Мечтать, фантазировать, жить и смотреть наперёд.
На сотнях, на тысячах снимков улыбки, восторг…
Вот море за нами и парусник белый вдали,
Здесь пальмы рядами и солнцем обласканный порт
А здесь мы на улицах обетованной земли.
Он вышел на сцену по-прежнему строен и горд,
Тряхнул шевелюрой, белее сибирских снегов.
Пусть шаг его не был уверен, как раньше и твёрд
К последнему акту великий певец был готов!
Партер и галёрка...Огнями сверкает весь зал,
Родные подмостки начало всего и итог…
Он тысячи раз выходил и подолгу стоял,
Задумчив, как витязь стоял на распутье дорог.
Здесь ветер бесчинствует шквальный, качая тайгу,
Льют серые ливни и тучам не видно конца…
Здесь мама услышала первые сына агу!
И первые ноты растрогали душу отца.
Отсюда, из этой великой Сибирской земли
Талант начинал свой расцвет и всемирный полёт
И снова он здесь, в Красноярске, как сердце велит!
Послушайте, люди, для вас Хворостовский поёт!
Кому-то, мерцая, сгореть незаметной свечой,
Кому-то лучиной коптить и истлеть суждено,
Но будет и тот, кто сквозь тучи пробьётся лучом
- Светить для других это право немногим дано.
Покуда великий талантливый русский народ
Для творческих актов и подвигов сердцем горит,
Живёт Хворостовский! Он с нами! Он в нас! Он поёт!
И русская музыка, русское слово звучит!
9 августа 2020 год