В наш чудесный некаменный каверзный век
крупноблочных строительств и дел, что навалом,
осторожные веки поднял человек,
оттого что его утро поцеловало.
Я вхожу в ранний мир,
я иду в его гуд,
в гул прохожих,
увы,
проносящихся мимо.
Что увижу меж их улетающих губ?
Поцелуй? Или нет?
Это неуловимо.
Дорогая моя!
Столько слов теребя,
я к тебе подойду,
может, в чём-то рискуя,
нет, не счастья ( несчастья?!) просить у тебя!
Одного-одного-одного! Поцелуя!
И суровых друзей, что осудят сполна
за укол панибратств — поцелуйчики всуе,
я прошу, чтоб они уважали меня,
расщедрившись в одном,
лишь одном поцелуе.
В наш гуманный нейтронный космический век
судоверфей военных и баз, что навалом,
раздражённые веки поднял человек,
оттого что его разбудило напалмом.
Лишь однажды придут к нам рожденье и смерть.
Клятву раз мы даём, наше знамя целуя.
Снова в бой уходя, только раз мне посметь
эту землю обнять. И её обниму я.
Век двадцатый! И двадцать непрожитых лет!
На прицеле уже третье тысячелетье!
Не убейте его согревающий свет,
несмотря ни на что, навсегда пожалейте.
Я душой никому ещё не изменял.
Я людей целовал, никого не ревнуя.
Пощадите мой век!
И поймите меня:
не поблажки прошу!
Одного …