Молох

Арсений Коваленко
                Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония.
                Иезекииль 28:13-15


Имя мне - Молох, и я говорю тебе: мир есть хаос. Не было ему конструктора, а значит, неведомы ему ни правда, ни справедливость, ни логика, ни смысл. Мельтешат атомы, слоняются люди. Не жди ничего от начала твоего - рождения: это стартует таймер, припаянный к пустоте. И не жди ничего от конца дней твоих: нет там триумфа, заслуги или ответов.

Мир физический - мир законов. Слезинка не падает вверх. Распиленное мёртвое дерево назад не срастётся. Выше головы не прыгнуть. А значит, всякой способности твоей есть предел, и силы твои конечны, и первозданная свежесть тела твоего лишь иссякает. Не уведомят тебя небеса, где твой лимит - обречён ты лишь догадываться и ошибаться в догадках.

Мир людей же есть мир произвола. «Не убий» - это придумали люди, потому как раз, что способны они на убийство. «Не укради» - услышишь ты в общине, где обязательно будешь ограблен. И не раз ещё на Земле поднимут друг на друга руку - с ножом, хлыстом, огнём, злословным рупором и чёрным пиратским флагом. Потому что нет человеку жизни без греха и зла, словно сама природа сделала нас врагами.

Я, Молох, говорю тебе: люди измеряются длиной штыка и цепкостью зубов. Побеждает тот, кто первый саданёт дубиной; а первей это сделает тот же, кто и охотней. Грызёте вы друг друга - так грызи же! А коли отказываешься, так только подставляешь себя под клык. Ни славы, ни гордости нет тому, кто не может бить и рвать. И это не вопрос выбора, а вопрос жизни.

Нет тебе прибежища, или замка, или тёплого дома. Что с амбалом, что с красоткой - правила везде одни. Разные лишь методы: кого - кулаком, кого - речами. Но и в родных стенах, как и на чужбине, топчут тех, кто не топчет. Держи оскал всегда наготове, а доверие - главная слабость человека.

Доверие, искренность, наивность, мягкость... Всё это суть нагота гладиатора перед лицом другого, закованного в сталь и в скальпы врагов. Прикрой же срам свой, пока не отрезали тебе его с мясом. А лучше выжги, выбрось, убей и выплюнь.

Каждый будет жесток с тобой, и если есть в жизни потаённая правда, то она в этом. Минуты насилия суть минуты встречи с реальностью: кулак не знает лжи, дыба за словом в карман не полезет. А долгие годы, где нет над шеей твоей ни лезвия, ни ярма, ни иголки - это уж обман, чья-то лесть и игра в прятки, либо сбой в матрице, либо нехотя данный тебе перекур. Но знай: настанет час раскрыть все карты - и тогда уж выкинут тебя из любви твоей, и замучают в семье твоей, и распнут, и облают, и выстегнут. Тут уж бессильна карма, юриспруденция или чья-то воля: обнажится страшное, ибо оно реально, и развеется всякий покой, ведь он - просто дымка. Жди момента сего и остри свой меч.

Имя мне - Молох, и помни ещё одно: нет тебе товарища, хотя бы равного тебе. Все они будут от силы псами твоими, могущими гавкать на тени врагов твоих; но ни одного дюйма плоти не суждено им откусить на радость тебе. Наоборот, питаться будут они от твоей кормушки, и тявкать, и грязными лапами топать. Что могут сделать они для тебя? Да ничего. И иное помни: нет врагов таких, которым ты был бы хотя бы равен. Ибо не полезет на тебя меньший, кто непременно потерпел бы поражение; но больший, чем ты, - вот кто постучит в твои двери щитом и секирой, и неоднократно. И поскольку он больше, то и нет у тебя шансов защитить сады свои от засухи, жену свою от глумления и детей своих от рабства. Оттого окружай дом свой рвами и копьями, а сам живи в ожидании с одной надеждой: чтоб враг твой не захотел идти на тебя, а растратил кого-то другого.

Говорю тебе: бойся, трясись и волнуйся. Только это даст бдительность, чтоб не пропустить набег расхитительских орд. Спать не смей: глаза держи настежь открытыми. Оставь глупую радость, благодать или азарт: лишь ослепляют они тебя, часового на Великой китайской стене. Вся жизнь - твой дозорный пункт.

И жизнь сама - враг твой, самый безжалостный и циничный. Разве не она даровала тебе соломенную хижину, а затем навлекла дождь? Не жизнь ли дала тебе красивое тело твоей жены, чтобы самой же испортить её старением? Не жизни ли вздумалось, чтоб дышал ты и блуждал в её деревьях - в назидание и издевательство? Её вини, её и злословь, ибо нет врага бездушней, сильней, кровожадней и назойливей, чем эта жизнь.

Имя мне - Молох, и знаю я, что судьба твоя подобна запертой комнате без дверей и окон. И сбоку ты, а в центре - бешеная собака. Набросится она на тебя, и прокусит вены, и сжуёт сухожилия. Нет тебе топора, чтоб зарубить её первым; нет и снотворного дротика, чтобы угомонить. Есть только доски, чтобы временно преградил ты ей путь к твоей плоти. Однако хоть выстрой из досок себе комнату внутри комнаты, - ничто не будет тебе горделивой победой. Всегда суждено тебе чуять собачье дыхание за тонкой твоей перегородкой, и покоя не знать, и отсчитывать годы: то ли до момента, когда прорвётся зверь сквозь твои преграды, то ли до того, когда само время вдохи твои заберёт. И нет тебе помощи, и нет избавления.

Всё остальное, помимо собаки, теряет свой смысл. Не прикоснёшься ты к влажной утренней траве, не искупаешься под водопадом, не взлетишь дельтапланом и не расскажешь шутку соседу. Ведь выхода нет из комнаты, а даже был бы - так пёс догонит и настигнет. Ах, ещё обидней умирать на траве, истекать кровью в реке, испускать дух в руках незнакомца! И теперь уже сама роса - это собака; и водопад течёт, как пенящиеся слюни самой собаки; и запрятана собака в небе. Куда ни глянь, хоть во тьму, хоть на свет - везде смерть твоя.

Смерть - не просто могила.
Смерть - в объятьях любимой.
Смерть - в бору и дубраве.
Смерть - в пшеничной опаре.
Смерть - в улыбке и смехе.
Смерть - в телесной утехе.
Смерть - в любом резком жесте.
Смерть - в любом новом месте.
Смерть - в зевке и икоте.
Смерть сидит в анекдоте.
Смерть не в тифе: в лекарстве.
Смерть - и в горе, и в счастьи.

Видишь, мой верный слушатель, как смерти много? Как же тогда может быть много жизни? Я говорю тебе: жизнь - лишь приседание, за которым следует смерть-прыжок. Не ясно, зачем ты послан в это убожество. Но выход отсюда один - черви и дым крематория. И не верь, будто там, за плитой, ждёт тебя каравай: если живым его не доводится, то мёртвым тем паче. Нет за спиной Смерти ни царств, ни пространств, ни раздолий, ни мук. Сгнило мясо - сгниют и нервы. Нечем будет плакать ли, злиться ли, тосковать, бояться. Есть в смерти отдушина, хоть по-прежнему нет в ней ни чести, ни праздника. И тогда уж ни в чём этих вещей нет, и всё есть размешивание океана ложечкой.

Я, Молох, помню даже дни до своего появления. Помню, что был ты весёлым, и открытым новому, и светлым, и жаждущим жить. Но спешу заверить: жизнь всегда полна рвоты и испражнений, так что тяга к ней - не более чем неосведомлённость юнца. Все мы открыты, пока не полетят в нас стрелы с горизонта, и каждый весел, пока не понял, где оказался. Более того, а так ли светел ты был? Ведь издавна таились в тебе семена раздора и бездны, ибо вложены они были задолго до юношеских лет твоих. А заболеть способно лишь то, что носит в себе зачатки болезненности; и умереть от засухи дано той почве, что и так всегда стояла в засушливом климате. Так что и восторги твои, и веры, и спеси - всё это просто случайный отсвет солнца от зрачка покойника. Не обольщайся: бесконечно далека была та звёздная жизнь от тебя, уже зарытого по горло в землю. От силы теперь можешь ты вспоминать со всхлипом красоту прежних своих иллюзий. Но ведь не сможешь ты сейчас в них снова поверить, и остались они тебе в наказание - как окошко в камере, чтоб смотреть на дразнящую свободу. И даже это окошко когда-то закроется: сотрутся и поблёкнут картинки былого в тебе, и бросишь ты их ненужным, отслужившим скарбом на дороге.

Недаром упомнил я про свободу: о, и она-то тебе - кара ни за что. Свобода - это миг осознания, что ты летел, но без крыльев; и теперь путь один - об асфальт в лепёшку. Штука даже не в том, что каждый обречён на свободу; а в том, что никто тебя быть свободным не учил и даже не пытался. Это не миром, а самими людьми обречён ты на такую нелепую, мелкую и нежеланную свободу - такую, что ты не знаешь, что с ней делать, кому её передарить или с кем её пропить. А пропьёшь ты многое: подвешенный язык, начитанный разум, настоящую любовь и крупицы самомнения. И останется от тебя уголёк, клякса вместо человека, мешок страстей и неврозов. Вот что делает свобода, выплюнутая в лицо.

И нет тебе путей в уютное прошлое; как и нет во всесильное будущее. И нет тебе самой дорогой, ласковой и жаркой женщины - и нельзя тебе в ней нуждаться, ибо всё равно с ней бы сплющился и потух, заодно затушив её. И нет тебе подспорья по нутру, ибо самого нутра спокойного и бойкого тебе не дано. И нет тебе ни полного права, ни честного бесправия, ведь есть я, и имя мне - Молох.

- ...Будь проклят, мир насилия и мести,
Мир ненависти, зависти, бесчестья,
Где нет богов, но в каждом есть Антихрист,
Будь проклят, мир, где смерть понятней жизни.
В нём всё угроза, и ничто - услада,
В нём радость - это только дежавю.
Будь проклят, мир, горящий хлеще Ада.
Будь проклят, мир, в котором я живу.


Июнь 2022