Безумные Христа ради. Венок сонетов в рассказе

Психоделика Или Три Де Поэзия
.
Уникальность:
- совмещение венка сонетов с прозаической миниатюрой (рассказом)
- венко сонетов написан на безмагистральной основе как диалог двух авторов.
--
аналогичные работы можно посмотреть:
http://stihi.ru/2022/10/10/2557 - Овертонский мост
http://stihi.ru/2022/10/07/3398 - Пригородный перрон
http://stihi.ru/2022/10/06/4092 - Красный барон
-------
Приятного прочтения



БЕЗУМНЫЕ ХРИСТА РАДИ
(рассказ, венок сонетов)

Часть 1. ОРЕЙКО (Алексей ФОМИН)
……………………..юродивые прикидываются
…………………….«позорищем», когда мир сей
……………………..прикидывается христианским
.
.
……а что пророки ваши библейские, отхаркиваясь и расчесывая до черной крови грязными лапищами гнойные боляки на кривых побитых ногах, причитал Орейко: Иезекииль кушать изволил лепешки из коровьего помета, а? (Иез. 4:12–15 ), Осия обневестился да обженился с блудницей (Ос. 1:2), Исайя, не в пример моим жалким лохмотьям, выставлялся пред честным народцем во все свои голые телеса (Ис. 20:2), Иеремию, не тягало ярмище на шее (Иер. 27.2), а Седекию – железные рогушки на головушке (3 Цар. 22:11), так по что же в мя, люди добрые, вы плюете и бросаетесь грязенью, оно ж все к вам и возвертается...
Из толпы, что собралась вокруг бесноватого, вышел купец средней руки, изрядно принявший на грудь в местном трактире … и с размаху огромной масляной ладонью дал Орейке в ухо… тот упал, закрутился волчком в луже, запричитал:
.
.
ударь, ударь, еще ударь, ну же ударь, ударь..
.
..ударь меня, ударь, сильней, в лицо,
я – царь твой, ты – мой раб, я – Бог, я – аггел…
за камень-гнев, возьми мое кольцо
из черни глаз и верь мне это – благо:
.
крестить детей слепой тоской собак
воспеть закон иуд, чтить песий стяг
.
сломай меня, я костью слаб и верой,
возьми себе мой крест и цепь, и вереск
.
чужих краев, отравленных волшбой
святых икон, перстом, чумной мольбой,
.
прости меня, исторгнувшего Слово
и оскорбившего твой древний слух…
и снова бей, взбивая плоти пух,
наотмашь бей, чтоб в радость, чтоб до крови..

.
...но это странное, непонятно откуда взявшееся, напевное звучание, через мгновение заглушили все те же причитания: ударь, ударь ну же ударь, еще, еще… И подвыпивший купец средней руки уже во всю колотил Орейку и кулаками, и бил ногами, а толпа одобрительно кивала и поддакивала: так его бесноватого, так его позорище безродное.. И алыми пятнами крови на мокрых опавших листьях проступали и снова гасли ошметки осеннего света.
.
.
Часть 2. МАТРИЦА (Елена ЕВГЕНЬЕВА)
.
……………………..Мы гороховые зёрна
……………………..Нас теперь собрали вместе,
…………………….Можно брать и можно есть нас...
.
окутанный клочьями позднеосеннего света глючил интернет. не то, чтобы совсем, но временами, будто издеваясь, вдруг выдавал сделанный в прошлую пятницу запрос на «откуда есть пошла…», в ответ на что на полную мощность включался соединенный с компьютером динамик под потолком, выдавливая из мелкогабаритной студии остатки пригодного для насыщения лёгких воздуха.
такое всегда случалось, когда Митя Монист уступал свою скромную жилплощадь своим же персонажам. Дальше первой страницы дело не двигалось. попробовал было биться головой об утеплённую стенку. Но действо сие тотчас сбило его с панталыку, отослав в пространство небезызвестной песни:

наотмашь бей, чтоб в радость, чтоб до крови
всё лучше, чем вдвоём бежать трусцой
по тротуарной матричной основе
затягивая туже колесцо

колёсико-то ве`ртится, верти`тся
и вяжет важ на проржавевших спицах

прикладывая к рясе сарафан
киану ривзом бредит феофан

а часики-то глохнут на серёдке
и дорога`, чай, дохлая селёдка

незряче месяц выглянет коровий
швырнёт рогами тени на асфальт
и, бормоча под нос «фуфаль, кефаль»
подсыплет соли костоправ суровой

…забитый чуть ли не до смерти и оставленный купцом валяться в листвяной туче персонаж попытался было закрыть левое веко, но его держала огромная круглая слеза, искрясь проблесковым маячком… Митя Монист завыл навзрыд и начал лихорадочно стучать по клавишам
.
.
Часть 3. КЛАВА (Алексей ФОМИН)

……………………………тук-тук-тук-тук-тук-тук..
……………………………разве мало у меня сумасшедших, что вы привели его,
……………………………чтобы он юродствовал предо мною? неужели он войдет
……………………………в дом мой? (1Цар 21:15)

– никто к юродству не призван, – белозубо улыбнулась, клавиша «Delete», ее тут же поддержала клавиша «Esc» и с погасшего экрана монитора на Митю внимательно посмотрел, тот другой Митя,  из темного мира прошлого или же это из пространства малогабаритной студии на того другого Митю внимательно смотрел улыбающийся, с изуродованным перекошенным лицом Орейко. Огромная слеза поглотила всё, заполнив собой все тайные уголки и щели, все ящики стола и все коробки на стенных полках. Тук-тук-тук, кто-то постучал в дверь. Митя вздрогнул и не уверенно, чего-то опасаясь, пошел открывать…
– Ударь, ударь, ну же, ну же, – оттолкнув его в сторону, в студию влетело нечто странное, кружащееся волчком, в непонятных лохмотьях, причитающее – Ну же ударь, ударь меня, Митя, ударь - и быстро сбавив обороты, уже медленно-медленно, растягивая каждую букву – МИиии-ТЯяяя МОоо-НИиииСсссТ..уууудааарь мееееняяяя…………
– ну ржунемогу, ну ты и тормоз… – Платон, сбросил с себя, по-видимому позаимствованную  у своего, не от мира сего, деда одёжку.
– А ты, ты – дебил, – сквозь зубы, переводя дыхание произнес Митя… 
– Да ладно тебе, а то ты со своими Твердисловами власатыми совсем с катушек съедешь… – и повернувшись к открытой двери скомандовал: – заходи…
Улыбаясь над происходящим, в дом вошли две девушки.
– знакомсь эта – моя Светлана, а это ее подруга Клава, Клавдия, Лава Авдиешна, – Платон громко рассмеялся, по достоинству оценив свою шутку, тут же по-деловому вышел за дверь и внес звенящие и шуршащие сумки.
– Ща отметим новую главу твоего бестселлера… Монитор как бы ему подмигнул и неожиданно, сам по себе включился и динамик под потолком захрипел: дарьу дарьеще уд арьнужеуда рьуда ррррррррррррь..

подсыплет соли костоправ суровой.
не защитить себя слезой свечи,
средневековой дыбе нет причин
жалеть, растягиваясь позвонковой

струной, странноприимной, вековой,
блаженной, затяжной, нашейной вервой…
отмеченным небесной синевой
из четырех, скажи, кто станет первым?

слащавый Битлз, забытая «эМГе»,
сегодня это память о враге

а может лучше сменим эту тему
и снимем фильм на шостковскую свему

о том, как пастырь, не найдя холстов,
раскрасит спину дюжиной рубцов.


– И что это было? – Спросил Платон, не отводя взгляда от монитора и обращаясь будто бы именно к нему.
–  Песня канарейки, – смотря на слезу, дрожащую в митиных глазах, сказала Лава Авдиешна – жалко её.


Часть 4. КРАБЛА (Елена ЕВГЕНЬЕВА)

………………шеша линга делается из свинца
………………и делает преданного
……………...неуязвимым для противника
.
– а вот я вас! вось так! вось такедава! будет вам ведать, как на Орейко пялиться, тьмы белорожыя! – постарался было моргнуть ресницами понемногу приходящий в себя бедолага, в который раз пытаясь закрыть левый глаз во спасение зрачка от колючих снежинок. но тьмы белорожие летели всё быстрей, наглее, и Орейко сдался. всё, на что он был способен, это раздувать щёки, подёргивать горячим кадыком и гундосить вовнутрь, утробно: «линга линга линга га выгнал гуся на луга сам пошёл за ним вослед ни меня ни гуся нет». но, поперхнувшись струйками крови, смолк, притих, задумался. «вот есть я, вот нет меня. а куда эта кожа да рожа? а куда тряпица нашейная денется? птицы, поди, исклюют, полакомятся. псы искромсают. ногой попхнёт хтой-то. а и ладно. а и славно. вот усну я, канарейка сиротская, и пусть они там знают! пусть знают! пусть сами себя и бьют, и едят. а я, вот он, нет меня туточки! линга линга линга га…
– Миииитяяяя, – жеманно растягивая гласные, прищурилась в митину сторону Лава. – А где у вас тут утюг?
– туту тюк! туту тюк! туту тюк! – отозвался открываемый и закрываемый винтажный холодильник. но взъерошенный Митя ни слышал Лавиных слов, ни видел привычных оклеенных старыми газетами стен. он лежал там, на стынущей листве. лежал на спине и не смел шелохнуться. казалось, вот она, разгадка самой главной тайны, стоит только успеть задержать дыхание, и она наступит, затянет в себя и уже не отпустит.
.
раскрасит спину дюжиной рубцов
взорвавшийся вулкан. у лавы алой
бегущим не отнять ни слов, ни славы –
в конце времён прикинуться овцой

прикинуться собой, наверняка чтоб
уйти, сбежать в небытие как в кляштор

вернуть пространству лишнюю версту –
от стада отбивается пастух

плюётся жаром вспугнутая крабла
кто не растерзан, тот вперёд ограблен

огню оставить чуточку огня
а канарейке – дверцу без решетки
ни вырезать, ни сшить, ни переснять
на черно-белом след опять нечеткий
.
–  ни вырезать, ни сшить..! ну, Клава, ну кто так гладит? – Светлана, одной рукой пытаясь отнять у Лавы утюг, а другой разгоняя дым над прожжённой чёрной дырой, с укором, но беззлобно шикнула на подругу. Платон, в очередной раз сделав круглые глаза, выскочил ржать на лестничную клетку.


Часть 5 ЛИНИЯ (Алексей ФОМИН)

…………………..– Я люблю тебя, – сказал мне чат-бот.
…………………..– Если любишь взаимно, нажми один, если не любишь,
…………………..нажми два, если хочешь обсудить – оставайся на линии

Митя поднял кружку маде ин дулёво, с нарисованными зелеными птичками, внутри которой шипела красным, улыбающаяся долькой лайма смесь redbullа с водкой и произнес то ли тост, то ли случайно всплывшую в этот самый момент в его сознании когда-то прочитанную фразу: – трудно улучшить разборчивость, сохраняя волнение, в общем за Лану, за за Лаву… Платон подмигнул, девушки переглянулись, и все зеленые птички взлетели и собрались в стайку над небольшим импровизированным столиком. Дзинь.  Влажный нос бездомной собаки ткнулся в шею Орейки; – тише друже, тише, у меня нет лица? Тогда что же ты сейчас лижешь? У меня пусто внутри? Но я дышу, и ты можешь услышать, как тают снежинки подлетая к моим губам. Тише друже, тише…Еще будут теплые дни, и ты встретишь добрых людей. У них тоже нет лиц и пусто внутри? Тогда кто я?.. – сегодня ты Митя Монист – канарейка – gibber italicus … и мне тебя жалко.

на черно-белом след опять нечеткий,
разбросанный по улицам пустым.
свет фонаря, как поводок короткий,
не раздражает, став давно родным

по линии от дерева больного
сквозь семь холмов вдоль рынка вещевого
по искажениям языковым
в подъезды заползает желтый дым
из царства-государства низового
повеселив немного домового

ах эта осень, этот мертвый рим
на темных окнах ржавые решетки
у вывески слепым немым глухим
перебирает кто-то в сером четки

Дзинь: зеленые птички разлетелись на все четыре стороны юг восток запад север. Дзинь: бездомная собака легла рядом с Орейкой. Дзинь: включился монитор компьютера. Дзинь: ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия (1Кор 1:18). Дзинь: если хочешь обсудить – оставайся на линии…


Часть 6. ЖЕСТ (Елена ЕВГЕНЬЕВА)

………………………..юродивых ради себя – тысячи,
………………………. а юродивых ради Господа – единицы
……………………..………………………. Серафим Саровский.
.
– и часто такое с ним? – тронула Светлана Платона локтем.
Платон пощелкал пальцами перед глазами Мити, проводя правой рукой туда-сюда. ноль реакции. зашел Мите за спину, стараясь уловить направление его застывшего взгляда. вздохнул. попытался вспомнить, где в этом доме живут ножницы. вышел на балкон, пошарил под плетеным креслом. ножницы оказались на месте. вернулся к столу, тронул Клаву за подбородок, поворачивая к себе, ничего не объясняя, обрезал одиноко торчащую волосинку на подбородке.
– охренел? – вздрогнула Клава, но от более действенных мер благоразумно отказалась. ножницы всё-таки!
– так на чём мы остановились? – встрепенулся Митя.
– на том, что тебя сглазили. а от сглаза есть верное средство – яйцо. надо тебя им обкатать, – с уверенностью знатока заявила Света, тоже опасливо косясь на занятые руки Платона.
– да! я так и знал! всё дело в яйце! да и ещё раз да…
– оно вообще вещь полезная, – попытался было встрять Платон.
– нет! ты не понимаешь. яйцо и Пасха! вот она, разгадка, – бросился к клаве Митя.


перебирает кто-то в сером четки
наматывая будто бы на ус
заплачки, причитания чечёток
и всхлипы растревоженных мерлуз

собачий холод неуёмной дрожью
проверит зёрна наших душ на всхожесть

изжившее себя уйдёт на дно
уравнивая слабое звено

живое передастся по цепочке
на мёртвом наконец поставив точку

звук-запах-цвет в одно соединить
и развернуть по полной амплитуде
при этом помня про неловкий иудин
жест, поцелуй – и разорвётся нить
.
– вы припёрлись, прожгли мою фамильную скатерть, умыкнули куда-то Орейко, и после всего этого – чтобы я не смотрел на Клавин подбородок? ты перестала бриться по утрам, о Покемона? отвечай, да или нет!


Часть 7. НИТЬ (Алексей ФОМИН)

………………………………..щит Отца небесного со мной, от всякой хвори земной:
………………………………..от язвы моровой, от чумы огневой, от проказы гноевой,
………………………………..от поветрия и трясовицы, огневицы, бешеницы
………………………………..огради мя, Отец мой небесный, защити…


Орейко почувствовал, как кто-то привалил его к забору. Все тело болело и от побоев, и от осеннего мокрого холода. Казалось, не кровь течет по тропкам, петляющим внутри него, а ползет по ним сыра-земля гремучими змеями, огромными дождевыми червями. Орейко попытался открыть глаза, но понял, что слеза превратилась в амбарный замок, висящий на слипшихся, превратившихся в проушины ресницах. Адам передаёт боль свою Еве, Ева  –  змее, змея – яблоку, яблоко  –  облаку, облако – ветру, а ветер  развеет ее по земле, чтобы земля заползла гремучими змеями, огромными дождевыми червями в плоть от плоти, в род от рода его обидчиков.
– Клавдия Авдеешна, матушка, отвори, помилосердствуй, прими в дом страдальца, человека божьего. – Орейко, слышал, как скрипнула тяжелая дверь потом приближающиеся тяжелые шаги, и хриплый женский голос:
– Соль тебе в глаза бесстыжие, Светка, соль тебе на язык-помело, по што ты ко мне его притащила, штоль у самой нет угла дальнего, конуры собачьей?
– Да помрет же он так, пока спорить будем, а ведь грех это, коль могли да не помогли.
– Да штоб тебя злыдня… – Орейко опять как будто провалился в самую глубину мусорной кучи, в самую середину змеиного гнезда, внутрь змеиного яйца, но оказавшись в нем он почему-то почувствовал себя уродливым цыплёнком, решившим проклюнуться разбуженный:
– Заговариваю словом живым, Богом Святым, Христом распятым, делами Его чудесными, силами Его небесными, всё, чем тело раба Божия порчено: дробью, копьём, пулей, ножом, рогатиной, киркой, каленой и ядовитой стрелой, порохом, саблей, булавой, ногой, рукой, головой, разным оружием  –  стальным, стеклянным, деревянным  –  от огня, меча, петли. Господи, спаси, сохрани и оборони. Ключом запираю, Божиим заговором одеваю в невидимую броню. Богородица, прими молитву мою.


жест, поцелуй – и разорвётся нить
уж лучше так, чем сбиться в ком на прялке
один оставлю рублик для гадалки
другой снесу в приход, зачем хранить?..

уж лучше, чем затянутым в челнок
петлять стежком то вкось, то поперек
уж лучше так сожжёнными мостами
разбитыми на два, но голосами
поведать разным царствиям о том
что все еще кричим хрипим поем

коль речь внутри становится чужою
пусть не поделится соха на выть
горбатый плуг подавится межою
помиловать нельзя нельзя казнить



- На небе святая Фотина Самаряныня шьёт, а бес вокруг неё воду льёт. я, раб Божий Димитрий, нитку эту перерубаю и чертям лить воду запрещаю. добрым часом, Божиим гласом, нитка святой Фотины, прервись, а ты, язва-сглаз, с этого часа угомонись. будьте мои слова крепки и лепки. ключ. замок. язык.


Часть 8. ДЖУТ (Елена ЕВГЕНЬЕВА)

……………..…. Раё Исусо Христосо,
…………………Чяво Дэвлэскро,
…………………потангинэ ман, грешнонэс

– неее, Митрий Монистович, это не ты меня придумал, а я тебя, и ноне, и присно, и пока не отгорюнится красная стая прогорклых осин на выселках. и не ты это в пасть мою вонючую слова разгадки тайны вложил, это я тебе нашептал их в бреду предутреннем, когда сон уже прошёл, а дух еще не вступил в час отведенных ему прав. да, Митрий, гнали Его тогда по улицам, несущего Крест неподъемный. всю свою злость и зверства на него опрокинули. а он, аки то яйцо живородное, вместил всю злость людскую в себя и ни трошки не расплескал, ни крохи не пролил, в миру не оставил. всё с собой унёс, жадный. желчью на устах своих запечатал, чтоб ни слово одно, ни губ кривизна не оставили собранной злобы. а её и опять накопилось за столько годков-то. чай, придёт он вскорости, как тебе думается?..
.
помиловать нельзя нельзя казнить
опять досталось нам пространство между
светлейшей ночью, днем наикромешным
среди бегов, крысятничьей возни

проснись и пой, да так, чтоб было слышно
чтоб тени с веток стряхивали вишни
струилось чтоб, манящее как мёд
смолой янтарной «всё пройдёт, пройдёт…»
дробились бы зрачки в зрачках твоих
прошли б кровопролитные бои

упрямая, твержу ну пусть бы! пусть бы!
не сожалея, впрочем, ни о чем
и шею жжёт прокрустовым мечом
проклятие рассыпавшихся бусин
.
Митя вышел на балкон, Платон взял с подоконника овечьи ножницы, которыми давеча так нехорошо поступил с Лавой, подал их приятелю, который поудобнее уселся в плетеное кресло, снял крышку с плетеной же корзины, служившей столом, наклонился над ней и начал медленно нарезать на крохотные кусочки хранившуюся в корзине джутовую веревку…



Часть 9. ОТЕЦ (Алексей ФОМИН)

……………………………Молодожены через полгода после бурной
……………………………свадьбы. Жена говорит супругу:
……………………………– Дорогой, намекнул бы ты своему папе, что
……………………………он загостился у нас, пора домой возвращаться!
……………………………– Милая, разве это не твой отец?

Платон, продрогший на балконе, вернулся в студию и видимо, чтобы согреться сыпал анекдотами, как горохом, не умолкая, с перерывами только на свой ржач. Так вот, двое незнакомых людей на автобусной остановке. Один другому:
– Современная молодежь ужасно одевается! Например, вот этот парень
– Это – моя дочь.
– Простите, я не знал, что вы – ее отец.
– Я не отец, я – мать.
Митя докромсавший ножницами джутовую веревку, наконец-то присоединился к компании.
– Два пенсионера обсуждают молодежь, – не унимался Платон – Молодые люди сегодня очень бедные. Знаешь, они одну сигарету впятером курят. Как мы в войну, в окопе перед боем курили.
– Ну, да! Только мы не смеялись, а они курят и смеются. Очень веселые ребята! – Платон, наполнил кружку с зелеными птичками коктейлем и протянул ее Мите – Давай, братушка, жги…смена караула.
Митя и без того бледный, после проведенного над ним ритуала от сглаза, дурацкого яйца и обморочного провала во времени, странно передернул плечами и бледность которая до этого момента была обращена внутрь брызнула во внешний мир, он передернул плечами еще раз и как актер пантомимы изобразил что снял с головы цилиндр с дрожащим розовым кроликом, приставил к правому глазу пенсне справленное из кости птицы гамаюн и остекленевшей слезы и будто открыв свежий номер, еще пахнущий типографской красой земской газеты, прочитал незнакомым чужим голосом:
–  Димитрій Вятскій?
–  Да, Вятскій.
–  Знаю вашихъ знаю! У васъ поселокъ Ъсть такой и рЪчка – Тужа.
–  Ну Ъсть. –  А еще Ъсть рЪчки Пержа и Воя. –  И такіе Ъсть.
–  Ну такъ вотъ, я къ вамъ въ гости пріЪду: за Тужу, за Пержу, за Вою.
И засмеялся ну точь-в-точь Платон.


проклятие рассыпавшихся бусин,
огонь, вода, да медная труба.
иудины к востоку профсоюзы,
а к западу – гуляет шантрапа

с жемчужных перекрёстков пограничья
ушла на север царская чавыча
на берег пал, убитый алконост
дворовый пес поджал свой куцый хвост
и вывернулись тьмой гнилой пределы
с изнанки все и белый цвет не белый

распороты мешки с ржаной мукой
и в грязь ее, в князья… оиисусе
не надо миловать, лишь успокой…
Твой хлеб, Отец, черств и века безвкусен


После долгого глубокого сна Орейко по привычке потянулся к оставленному у изголовья на стуле своему маленькому закадычному другу. Но тот, как только коснулись его пальцы, завибрировал и смолк.   
–  Скончилась зарядка в телефоне и все… все нет человека – с нежностью влюбленной женщины прошептала ему на ухо Лава…



Часть 10. ШЛЮЗЫ И БЬЕФЫ (Елена ЕВГЕНЬЕВА)
.
……………………..и взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе
…………………….и с Ним сто сорок четыре тысячи,
…………………….у которых имя Отца Его написано на челах» (Откр. 14:1)
.
уже не Орейко, но еще и не Митя, свесив голову с антресоли, пытался держать в поле зрения левого глаза Свету, которая на кухонном подоконнике готовила какую-то полезную гадость, а правым глазом следить за Платоном, который, просунув голову в прожженную дыру скатерти и размахивая руками, шастал по комнате и был похож то ли на волосоногое привидение, то ли на нервную яичницу. иногда это было совсем просто – когда Платон приближался к Свете и то ли чмокал её в подзатылочную ямку, то ли кусал шейный позвонок. но по мере его удаления от Светы Митя опять становился Орейко, казалось, будто глаза уходят куда-то в височные доли. вот и теперь – Платон, прижимая край скатерти, в которую он был наряжен, к низу живота, в очередной раз метнулся вдоль стены от окна к прихожей и завопил:
- Клавка, перестань уже намыливаться. я с прошлого месяца не писал.
«а и вправду, сегодня уже первое. пора вставать»
.
Твой хлеб, Отец, черств и века безвкусен
старательно жевать беззубым ртом
запить глотками дождевых перкуссий
ни крошки не оставить на потом

из зрелищ выбрать пепелища пу`стынь
гнать реки медленные к быстрым устьям

чинить и ладить зубья бороны
наклон земли то править, то кренить

выращивать луну у придорожья
и прятать в закрома остатки дрожи

тянуть бурлачно бечеву времён
стирая сердце кровяной мозолью
и, посыпая голову подзолом
украдкой приручать армагеддон
.

– я так и не поняла из вашего ночного переора, в чем смысл юродивых.
Митя и Платон переглянулись и одновременно глухими голосами ответили:
– они есть шлюзы и бьефы!


Часть 11. МАРКЕР (Алексей ФОМИН)

……………………………………..Вот названия мощей тех святых, которые мы могли
……………………………………..удержать в памяти:  глава мученика Христофора с
……………………………………..лицом точь-в-точь как у собаки, с длинным ртом; она
……………………………………..тверда как кремень – наш ум был поражён изумлением:
……………………………………..тут нет места сомнению!

На Орейке все заживало как на собаке. Он был определен в угол курятника и поставлен на довольствие. Нашёпоты да целебные травяные сборы делали свое дело, и он уже мог разговаривать с курами, зля тем самым задиристого петуха. Он уже спокойно мог разглядывать окружающие его хоромы и их обитателей, за коими наблюдать ему было не скучно и даже весело. Но когда приходило время сна, и он закрывал свои глаза, то куры почему-то становились зелеными и начинали уменьшаться до размера горошин, а петух, наоборот, из бардовой красной бородавки, превращался в исполинскую красную птицу, которая металась от стены к стене, пытаясь вырваться на волю, не забывая при этом клевать, при каждом удобном случае, Орейку в пятку.  После чего Орейко ее чесал, приговаривая – видно ты и взаправду у меня веретенная, и нужен тебе не лапоть, а болотная кочка. – Особенно холодными, темными ночами Орейко сквозь сон слышал как в курятник врывался неистовый красный ветер, и подняв в воздух пыль и клочья соломы вдруг исчезал, а утром на земле Орейко видел спекшуюся багровую кровь, и клочья ежиных шкурок – что же это такое, кому ж такое было угодно – с грустью спрашивал он – у кур и петуха, у скрипучей двери, у каждого шестка, у каждой соломинки и пылинки – но кто ж ему ответит.
 

украдкой приручать армагеддон
питаясь саранчой и диким медом…
и гроздья папул птичьим сбить пометом
песчаной бурей усмирить огонь

внутри себя… в долине изреель,
пока еще вселенская дуэль
не начата, мечи скучают в ножнах,
боль всех эпох и всех миров подкожна
в них кроме человека нет творца,
в них кроме человека нет лжеца…

в них кроме человека нет пророка.
смотреть как в даль гремит еще арба
выдавливать по капельке раба
пускай нет смысла в том и нет в том прока


Митя, сменивший две минуты назад в домике архитектора Платона, выскочил из него с опущенными штанами, держа в руке маркер для кожи несмываемый и вопя: – кто, кто это сделал? –  на его иссиня-белом бедре, похожие на только что оставленные рубцы, ярко красным сочились слова: «царь царей и господь господствующих»


Часть 12. ПОЛКАН (Елена ЕВГЕНЬЕВА)
.
…………………Полкан этот не понимал шуток, а был просто зол как чорт.
…………………Я с ним рядом стоял, через стойло, и бывало серьезно грызся.
…………………Феофан не боялся его.
.
– не прокатит, Мить. это сделал ты сам. больше некому.
– я?
– ты.
Митя в чем был и в чем не был сел на пол и обхватил руками голову. он вдруг заподозрил, что и ежиные шкурки тоже его рук дело. всеобъемлющий ужас перед самим собой охватил его настолько внезапно и сильно, что губы за пару секунд несколько раз поменяли свой цвет от темно-синего, лилового до белого-белого.
– да, Митя. так оно и есть, – пристроился в компанию и Орейко, щекоча ему ноздри вырванным из петушиного хвоста переливающимся пером и глумливо гундося «орейко-канарейко, орейко-канарейко…»
.
пускай нет смысла в том и нет в том прока
мы носим наше время решетом
прекрасно зная – та ещё морока
быть мудрецом заправским и шутом

твори, что должен, будет, что случится
устелет тропы к водам аржани`ца

запутает, затянет и научит
как сеять бурю из обычной тучи

как возвращать потом себе себя
сквозь перебрех несъеденных собак

нам остаётся много или мало?
писать иконы: маркер и картон
натаскивать «дубль я» до идеала
пока совсем ручным не станет он
.
– да не слушай ты их, Мить, они тебе еще и не такого наплетут. джут ты овечьими ножницами искромсал? искромсал. значит, ежиные шкурки – не твоих рук дело. садись-ка к подоконнику, я тут какую-то полезную гадость приготовила.


13. Часть. ПЕТУХ (Алексей ФОМИН)

…………………………………….Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога
…………………………………….в премудрости Божией, то благоугодно было Богу
…………………………………….юродством проповеди спасти верующих.  (1Кор 1:21)

–  а может ну его это дело к лешему – было пискнул рябой мужик, но Платон Михайлович, схватил его за грудки и подтянув к себе, заворковал по голубиному в его серые глаза: – это я тебя сукин сын к лешему, чтоб меня какой-то бесноватый в снах донимал и отцом моим позорил…
Темная осенняя ночь, тихо, ни дождь не шелестит, ни листва не плюхается в лужи, воровская ночь, разбойная. Купец средней руки с подельником приткнулись к дому Клавдии Авдеишны, прислушались…  – запаливай говорю тебе, сукин сын, запаливай, скорей. – Вспыхнули факелы и десятки жар-птиц полетели в курятник клевать веретенную пятку Орейки, полетели в светлицу Авдеишны да в спаленку, на плетень, на порог,  на соломенный стог и проснулся петух и вырос из красной бородавки в исполинскую жар птицу, и поклевал и братьев своих и сестер, и все что было вокруг него без разбору…

пока совсем ручным не станет он
в ответе мы за кротких, за убогих
ведомых на заклание, в полон
одной разбитой во всю ширь дорогой

а на обочине все кость, да кость
то пепел звезд, то ржавый гнутый гвоздь
то колесо, а то и вся телега
она и станет местом для ночлега,
цыганского костра… да мир не прост,
вернуться хочется поджавши хвост

в свой дом, оставленный во тьме глубоко
но нет, давным-давно путей назад
на них кордоны мертвых чувств стоят
по всей длине от устья до истока

Лана схватила залившийся канарейкой телефон, – Мама! Блин, срочно надо домой – И, обращаясь к Платону – Проводишь? И уже через несколько минут – Чмоки-чмоки, пока-пока, прикольно у вас здесь… Митя и Лава еще лежали, обнявшись на узкой кровати, ну прямо две джутовые веревочки… Платон подошел к ним – Митя, где ключи? Я закрою, только метнусь туда обратно, что нить подкупить? Ну все бегу-бегу…
В ту же ночь у Платона Михайловича вспыхнули враз все амбары, с дорогим товаром, с запасами да припасами и метался он между ними, зовя добрый люд на помощь. А Орейко с  Авдеишной вцепились в его черные смоляные волосы маленькими зверьками, и накручивая их на себя, кричали ему в уши разными голосами: – за что ты, убивец, пожог нас, что мы тебе сделали, чем так обидели? – и на фоне полыхающего огня, на голове купца средней руки будто выросли рога и собравшийся было с ведрами и баграми люд, увидев это запричитал – черт, это черт, змеина дьявольская. –  И хотели было разойтись, пусть все горит здесь синим пламенем, но один расторопный крестьянин все ж таки успел окатить ближний угол амбара водой. И как только попала первая капля на вертлявый язык пламени, зашипела превратился исполинский петух  в красную бородавку и прыгнул на верхнее веко Платона Михайловича и упало верхнее веко на нижнее от этакой тяжести, как молот на наковальню. 
Подбежавший к дому Платон, с беспокойством смотрел на собравшуюся у митиного подъезда толпу, на пожарные машины, скорую помощь, битое стекло вперемежку с обрезками джутовой веревки… там в районе 12 этажа чернело выгоревшее окно, как будто колыхалась белая простыня с прожжённой дырой, но сквозь нее не было видно неба, а только тьма, глубокая бездонная тьма…
–  это же я их закрыл и утюг, Светка злыдня что-то же гладила перед тем, как…
Мимо Платона прошел участковый с майором МЧС на ходу перебрасываясь…  – Растяпы, ушли видимо куда-то, забыли утюг выключить, квартира погорела, ладно хоть живыми остались…


Часть 14. МАСТЕРОК ДА САБЕЛЬКА (Елена ЕВГЕНЬЕВА)

...............................побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы
...............................пытке, умирали от меча, терпели недостатки и
...............................скорби… скитались по пустыням и горам, по
...............................пещерам и ущельям земли




так, значит, всё-таки живы, значит, прошли ту развилку, на которой столько раз палились. сумели, смогли, повезло и вывезло. или всё-таки заслужили?.. как знать… как знать…


по всей длине от устья до истока
кипит работа – плотник да столяр
нам предстоит творить всего и столько
что мышцы лба заранее болят

ладони помнят камень и крапиву
свеча, перо, бумага – крапиву`
нелепо верить в смерть, пока мы живы
всегда в итоге жертва и нажива
уводят по кривым изломам лживым
всегда штормит над гребнем поливух

летят, летят снега с вишнёвых веток
и пеленают белое крыльцо
о дом родной, своим нездешним светом
ударь меня, ударь, сильней, в лицо

.
наивные несмышленые дети! каждый раз одно и тоже. сначала умоляют меня: «Отче! Паап, ну Пааап, отпусти погулять, ну отпусти погулять. шапок снимать не будем, варежек не потеряем, к спичкам – ни-ни, до потёмок вернёмся, как штык…» а только отпустишь их – всё напрочь из башки вылетает. и ведь каждый раз умудряются так вляпаться, что просто диву даюсь! Я! зарекался не помогать. но ведь слезами кровавыми плачут: «домоооооой! домоооооой! Паааапа, забери нас отсюда!» и приходится все дела свои миросотворенческие бросать, график работы ангелов править, отправлять на подмогу все силы небесные. наивные несмышленые дети!
Орейко, записал? отправь им новостной рассылкой




МАГИСТРАЛ:

ударь меня, ударь, сильней, в лицо
наотмашь бей, чтоб в радость, чтоб до крови.
подсыплет соли костоправ суровой
раскрасит спину дюжиной рубцов

на черно-белом след опять нечеткий
перебирает кто-то в сером четки
жест, поцелуй – и разорвётся нить
помиловать нельзя нельзя казнить
проклятие рассыпавшихся бусин
Твой хлеб, Отец, черств и века безвкусен

украдкой приручать армагеддон
пускай нет смысла в том и нет в том прока
пока совсем ручным не станет он
по всей длине от устья до истока