Письмо о зрелости

Мария Курякина
Дорогой друг! Ты спрашиваешь меня, почему на семинарских фотографиях у ставленников такие юные лица, ведь существуют каноны, по которым диакону должно быть не меньше 25, а пресвитеру – не меньше 30 лет. Я бы отшутилась, сказав, что сбалансированное семинарское питание способствует долголетию и неувядающей молодости, но твой вопрос серьёзен. Потому что он не о букве закона, а о зрелости.

Священство нередко сравнивают с браком, и ранний брак – это хорошо. Потому что в него вступают чистые души, горящие огнём первой любви. Потому что муж и жена, мягкие, как глина, готовы стать одной скульптурой. Потому что у юной души много сил и энергии. Потому что молодое тело лучше рожает здоровых детей.

Ранний брак – это трудно. Потому что человек, не закалившийся в борьбе с искушениями, слаб. Потому что силы и энергия уходят на глупые споры. Потому что нет ни мудрости, ни терпения, чтобы воспитывать своих здоровых детей.

Священство нередко сравнивают с браком, и поздний брак – это хорошо. Потому что в него вступают зрелые сформировавшиеся личности с твёрдым внутренним стержнем. Потому что у них есть квартира, машина и житейская мудрость. Потому что огонь уже стал светом.

Поздний брак – это трудно. Потому что твёрдые стержни превращаются в скрещенные шпаги. Потому что тяжело менять устоявшиеся привычки. Потому что свет уже начал истончаться и дрожать.

Ты спросишь, какой брак лучше: ранний или поздний? А я спрошу: «Почему мы должны выбирать между ранним и поздним? Почему бы не выбрать своевременный?»

Своевременность – трудное уравнение со множеством неизвестных. Невозможно списать его решение у соседа по парте, потому Господь, Создатель многообразия, дал каждому человеку уравнение единственное и неповторимое. И даже два брата-близнеца, родившиеся в одной семье и учившиеся в одной семинарии, будут по-разному ощущать свою готовность ко священству.

Один из братьев, полный горячей влюблённой решимости, скажет: «Каждый день, отделяющий меня от стояния перед Престолом, потерян зря». Он примет сан в 20 лет и безусым мальчиком попадёт в водоворот жизни. Он, не познавший отцовства, будет неловко держать крещаемых младенцев. Он, не познавший смерти, будет молчать на отпевании, не сумев подобрать слова. Он доверится не тем людям, он неудачно распорядится приходскими деньгами, он совершит ошибки в устроении домашней церкви. Он будет расти, чувствуя на груди тепло и тяжесть иерейского креста.

Другой брат сочтёт себя неготовым и, чтобы стать полноводной рекой, отправится в страну далече. Он получит два высших образования, приобретёт житейский опыт и вне сана совершит все те же семейные ошибки, что совершал его брат. А потом, став сорокалетним священником, продолжит расти.

Потому что сороковая ступенька эскалатора так же, как и двадцатая, едет вверх. Потому что полнота знания есть только у Бога, а мы, вечные школьники, благословлены расти.

Дорогой друг, древние каноны вопрошают тебя о твоей зрелости: «Готов ли ты? Не стоит ли сказать «нет», чтобы дать плоду созреть? Не стоит ли сказать «да», чтобы перезревший плод не упал с ветки на съедение червям?»

Грустно, когда ты вынужден приступать к хиротонии в грязных сандалиях внутренней неготовности. Грустно, когда твоя мотивация исключительно финансовая. Грустно, когда «а часики-то тикают» или «Серёжа уже, а я ещё нет». Но не менее грустно, когда ты, уже украсивший виски сединой, всё ещё ждёшь неведомого знака. Грустно, когда гордый перфекционизм не даёт тебе войти в брачный чертог без подобающего костюма. Грустно, когда долгий путь замыкается в круг сомнений.

Друг, я желаю тебе найти своё «своевременно». И когда оно случится, лев Аслан повторит над твоей головой слова, сказанные на коронации молодому принцу: «Ты сомневаешься, значит, ты готов».

Твоя Маша, готовая сказать «аксиос».