На сердце ночевала жизнь
И трепетной и нежной сутью
Комочка крыльев, взором стынь,
Когда глядишь ее — ничью,
Упавшую на грудь в шезлонге
Когда ты коротал секунды,
А те текли как надо им, эге...
И небо зрело, пухло от воды.
Такие вот они, всё время так!
Лежит себе, ишь, недотрога.
И вдох, и выдох, мысленный бурлак
В тебе грязь месит будней, то дорога
В ничто и суету: «да ты философ!», —
Себе сказав невнятно, зришь ее.
Уснула что ли? Неба кров
Над миром распластался, это всё
Твое, безмерное, пожизненно, всегда!
Текли мгновения во тайных помыслах.
Дождь собирался, теменью пахнуло. Да.
Бурлак души тащил свой, баржей, — прах.
***
Пришла пора, и жизнь цветет,
Ночует бабочка на вздохе
Моей груди, и утра ждет,
Но кажется: дела уж плохи,
Видать, ее: то ночь грозы;
И слякоть нравственной слезы...
Она безмерная для сердца,
Что пережило крыльев взмах,
И тенью тронув крик лица,
Она взлетала, только "бах"! —
Удар руки ее смахнул
С воздушных восхождений легких.
Земли явился что ли гул...
И молнии с небес далеких.
Кричала в бездну вся душа:
— Я не хотел вреда ей, о-о-о!
По сердцу корчи, не спеша
Шел сатана по миру: в Дно.
***
Мир медленно скользя, катясь
Мячом громадным в космосе,
Всей человечьей колготой резвясь.
Всем чувством дня, в судьбы засосе.
В грядущее топтал тропу.
На месте ли, не внять.
Но ветер воет нежно «у-у-у»:
Там, в стратосфере, [буква «Ять»].
Познание основ грядет.
И сердце пред рассветом — голь.
Сна пелена спадет.
И вместо лиц увидят — ноль?
И зеркала побьют везде.
Закон приняв о том:
«На зеркало запрет», мол, где —
Отныне разуменья дом?
Земля? Планета снов.
И в танце чудный ножкой прыг.
И ручкой вверх, и чмок-любовь
Воздушно: сердце пьяно вдрызг.
А сатана пойдет во дно.
Ему ж там место, хошь не хошь.
Бессмысленная дрянь, ничто.
А бабочку оставь, не трожь...