Время пришло и захлопнулась дверь
Ангел пропел и полопалась кожа
Мы выпили жизнь но не стали мудрей
Мы прожили смерть но не стали моложе
Дворник милый дворник
Подмети меня с мостовой
Дворник дворник
Жопа с метлой
(из песни “Агаты Кристи” “Дворник”)
Жопы дворников, как много вам посвящено и как мало о вас сказано! Вы, брезентовые, ватно-стёганые, халатные, упакованные в яркую униформу столичных управляющих компаний, скромно- мужицкие и вызывающе-женские, вы все сейчас должны стать чёрными. Ибо дворник - это уже национальность. И национальность таджикская. И кто бы там не танцевал с метёлкой и мешками с мусором, кто бы там не управлял стильной снегоуборочной техникой, орудовал скребками и дурацкими пластиковыми лопатами, будь то обрусевший латыш, удмурт - свободный художник, красивая марийка, или предприимчивый хохол, в общественном сознании это всё таджики. Так получилось в 21 веке, что философская профессия, соединяющая в себе понятие бренности всего живого и живость всего отслужившего, гарантирующая гражданам порядок возле подъезда, утреннее напоминание о начале вкусного дня и об окончании славного вечера стала прочно ассоциироваться у граждан с представителями именно этой славной национальности. Любой дошкольник скажет, что дворник и таджик - это синонимы. И будет прав.
Дворник Геннадий был таджик. Для того, чтобы стать таджиком в Москве, больших усилий не нужно. Два-три месяца на свежем воздухе летом, роба из синего брезента с оранжевой полосой, больше на четыре размера зимой, хорошая метла и лопата. Всё это у Геннадия было. У него ещё была газонокосилка, снегоуборочная машина Хускварна и маленький юркий трактор, на котором он мог перевозить даже мульды с мусором, а иногда подрабатывал вспашкой газонов в соседних дворах. Но самое главное - у Геннадия была квартира. У него была квартира в Москве, которая перешла к нему по наследству, вместе с метлой и газонокосилкой от его деда, тоже Геннадия. Внешне они мало отличались, и люди, которые жили в этом дворе десятилетиями, так и не заметили момента, когда одного Геннадия сменил другой. Оба Геннадия были русскими, но с удовольствием изображали азиатский акцент и ставили крестики в зарплатной ведомости. Они были таджики, поэтому своей специальной техникой не форсили, использовали её по ночам или в соседних ТСЖ по договору. На людях Геннадий был всегда с драной метёлкой, куда искусно были вплетены титановые струны, с чёрным мешком для мусора и с окурком на нижней губе.
Геннадий, как и его дед, не курил. Пил только по большим праздникам и только хороший коньяк. Однако на работу он всегда надевал робу, из кармана которой торчало горлышко чекушки, а парфюм использовал с запахом этилового спирта и перегара.
Из окна своей служебной квартиры он большую часть дня наблюдал жизнь. Выходил по вечерам и рано утром. Иногда приходилось выходить и днём, когда приезжало начальство. Начальство стучало в мутное стекло дворницкой согнутым пальцем, притопывало лакированными ботинками на морозе и требовало быстро расчистить территорию 4 дворов. Убрать оттуда весь снег, мусор и ржавые железяки. Геннадий с кряхтением вылезал из своего логова и преданно смотрел на начальство, называя его иногда по имени: “Насяльника, насяльника...” , умилённо улыбался и просил “новый метёлка”. Он знал, что весь снег с этой территории ему не убрать и до конца зимы, даже если больше с неба ничего не упадёт. Это же больше 1000 кубометров. 50 огромных камазов, или 100 обычных.
Однако аллах акбар. Начальство, покричав и ткнув несколько раз кулачком в широкую таджикскую грудь, в конце концов уезжало. А Геннадий оставался. И опять созерцал жизнь из окна своей квартирки на первом этаже.