Озеро.
Вместо пролога.
Странные существа, эти люди: имена себе всякие придумывают, наверное, чтобы не путаться меж собой. Но природа-то здесь причем? Живи да радуйся, что она тебе и еду поставляет, и одевает, да еще и глаз радует. Обозвать норовят каждый ручеек, озеро и, даже, гору каменную. Ни к чему это природе, она и так всех своих знает и ни в ком не путается. Миллионы лет тихо было, спокойно и, на тебе, повылазили откуда-то. Ходят на двух ногах, голоса грубые, повадки непонятные. Стра-а-шно.
Скрипят, шепчутся старые лиственницы, клонясь друг к дружке. Не сплетни обсуждают, будущее свое пытаются угадать.
- Ох, не нравится мне все это. Люди недавно были, огонь жгли, нижние сухие ветки напрочь обломали. Думала – конец мне. И чего они тут бродят? Ладно, медведь, придет, когтищи в кору запустит, дерет по живому, да потом бока начнет чесать, чуть с ног не валит. Но он-то хозяин, ему положено. Посаднит кора, да и заживет, а стряхнешь с себя клочки шерсти его вонючей и, вроде, опять все хорошо. А эти, со своим огнем, большую беду сотворить могут. Стра-а-шно. Кедровки, помню, трещали, как однажды едва хвосты от огня унесли. Пал был такой, что неба не видно.
Хулиганистый ветер притаился в ветках, подслушивает, хихикает над старухами: - Чего, дуры старые, боитесь, это же так весело, когда горит: кинешься в огонь, махнешь крыльями и пламя за тобой, в небо, искры в разные стороны. Красота! –
- Да, брысь ты, окаянный, беду накличешь. –
Смеется ветер, дергает старух за руки-ветки, мешает разговору.
Озеро Джека Лондона
Вряд ли думал и мечтал знаменитый писатель, что именем его назовут большое высокогорное озеро в далекой, непонятной всему миру, России. Да еще на милом его сердцу севере. А, может, и мечтал. Все честолюбивые таланты мечтают оставить имя свое на каком-нибудь клочке огромной Земли. И, если так, то мечта его сбылась.
Хотя, по легенде, это произошло совершенно случайно. То ли геолог, то ли топограф, плавая по какой-то надобности по недавно обнаруженному им озеру, обронил в его воды томик Джека Лондона. И от досады нанес это имя на свой планшет.
А, что? Хорошо получилось. Имя звучное, озеро красивое, друг с другом вполне гармонируют.
Что произошло здесь во времена неведомые? Какой безумец развязал войну с, ни в чем не повинной, Землей? Какие бомбы сыпал на нее с поднебесья? Все вокруг воронками истыкал, а чтоб следы преступления замести, залил все водой. И получились озера. Отстоялась вода, очистилась, заросли берега травой да деревьями. Даже красиво. Потом люди название придумали: стоозерка. Хотя, кто их считал, эти озера? Не сочтешь, собьешься. А сюда, видно, самая большая бомба упала, самую большую воронку оставила. В ней и потерял свою книжку растяпа человек.
Какова же глубина Джека-озера? Разное говорят. Слухи до шестидесяти метров доходят. Все может быть. Зайдешь в озеро на пару-тройку метров от берега по песочку да по гальке, а дальше страшно. Обрыв начинается, а в нем чернота жуткая, манящая. А вода ледяная, хрустальной чистоты. Глядишься в воду, как в зеркало. Да не ты один глядишься. Много желающих. Птицы летят с холодного севера, тоже в воду глядятся, изумляются красоте невиданной: - Эй, хозяин, пусти передохнуть, перышки почистить.-
- Добро пожаловать. – Рад Джек гостям таким. А гостей по осени множество: лебеди, могучие белые красавцы, степенные серые утки, даже шустрая морская братия залетает. Всех Джек привечает, много у него места и корма всем хватит, и есть на чем глазу отдохнуть, чем полюбоваться. Берега озера, крутые и каменистые, заросли непролазным кедровым стлаником и разноцветными лишайниками. Вершины их увенчаны влажными террасками, усыпанными рыжими веснушками зрелой морошки. Чахлые лиственницы изогнуты в причудливые позы северными ветрами, в сухих прогалинах расстелены нежно-сиреневые ковры иван-чая, и вся эта красота укрыта фантастическим лазоревым небом. В безветренный день оно покоится в водах Джека и трудно понять – где граница между водой и воздухом. А черной сентябрьской ночью звезды над озером так велики и висят так низко, что невольно пригибаешься, чтоб ненароком не набить шишек.
Абориген
Тянется с севера к берегам самой Колымы небольшой, но кряжистый каменный хребет. Делит землю на две части. Гордо маячит на синем фоне неба снежными пиками. Грозно гремит камнями: все здесь мое, я – хозяин!
В поздние времена прошел по этим камням ученый человек – Иван Черский, оставил им свое имя.
Много тысяч лет простоял хребет, постарел, расслабился, не углядел как ринулись в сторону тщеславные великаны-вершины. В последний миг успел схватить, привязать к себе, старый хозяин, непокорный отрог. Главный из беглецов намертво встал как раз напротив хрустального зеркала Джека-озера. Приосанился, рассмотрел себя со всех сторон, доволен остался: - Я теперь здесь главный.
Пришедшие однажды люди, с почтением задирая головы на каменного красавца, прикинули: видать, давно стоит, а, может, и родился здесь. Абориген, значит.
Имя прижилось.
Так и стоит великан, в воду смотрится, все собой любуется. А Джек захочет скуку свою развеять, усмехнется хитро, сморщит свою воду мелкой зыбью и растащит аборигенову красоту на непонятные, серые блики. И нет красавца. Рассердится Абориген, шапку облачную до самых глаз напялит, видеть никого не хочет. Дуется на весь белый свет, камнями бросается, а сам подглядывает одним глазом из-под шапки: не успокоился ли старый шутник?
Кюэль-сиена
Много воды в Джеке-озере, и подпитка идет немалая. Куда излишки девать? Нашел выход старина: промыл не очень широкую протоку, притопил низкую, продолговатую долину, зажатую с двух сторон сопками, сотворив неширокое, но длинное, как бы, транзитное, озерцо и запустил воду свою вниз, куда кривая выведет.
Заструился голубой хрусталь нешироким потоком меж каменьев и кореньев неприхотливых лиственниц, приглашая в компанию хилые струйки ручейков из попутных распадков. Хочет свою силу набрать, на волю вырваться. Не тут-то было: стоят на пути, как конвоиры, крутые сопки, сердито нависают серыми скалами над легкомысленной речушкой: - Шаг вправо, шаг влево, даже не думай. Куда укажем, туда и потечешь!
Не унывает речка, знает, отец-хозяин не даст пропасть, не преграда ему кучи каменные. Нет на земле стихии сильнее, чем вода.
Бежит речка все дальше и дальше, то в долинку попадет, то в ущельице прыгнет. А воды в ней все больше, больше. Рады ее появлению слабые ручейки, журчат, вливаются в чистый поток. Вместе веселее и не так страшно, и интересно: куда это мы?
А вот уже и долина пошире, да и речка уже не девчонка легкомысленная – взрослая, полная сил девица. Уже сама, не спрашивая никого, распределяет свою воду: один поток вправо пойдет, там поймочка удобная, другой – влево, там болотинка высохшая, третий – еще левее.
- Я, теперь, тут хозяйка, что хочу, то и делаю. Захочу – хоть Семиречьм разольюсь.
Только разошлась, руки-рукава свои во все стороны разбросала да, вдруг, обомлела. Перегородил речке дорогу мощный, полноводный поток. Камни тяжелые ворочает, деревья могучие с корнем вырывает, рушит высокие берега.
- Здравствуй, тетушка. Кто ты? -
- Колыма я, государыня здешняя.
Быстро сориентировалась, набравшаяся воды и разума, речка как с царицей разговор вести: - Поклон тебе, государыня, от батюшки моего, Джека-озера. Прими меня, дар его, в воды свои.
И речке хорошо стало, вон простор какой, и царица довольна: и почет ей оказали, и сил добавилось. А дальше, глядишь, еще кто встретится, вольется, путь-то длинный. Будет чем пополнить, порадовать студеное море.
Горда речка, недаром путь прокладывала.
А потом и человек на ее берегу объявился, осмотрелся, водичку попробовал и по привычке человеческой имя дал: Кюэль-сиена. Не понятно, но звучит красиво. Согласилась речка.
Озеро танцующего хариуса
Колыма-царица с благодарностью за воду чистую отправила батюшке Джеку гонцов – рыбу царскую, хариуса.
Прошлась рыба по речке извилистой, перескочила через порожки невысокие, передохнула в озерце длинном и, вот он, конец пути.
Понравились они, видно, друг другу, открыл гостям Джек все свои протоки, пропустил в озера, с ним связанные. Прижилась рыба в чистой, холодной воде, просторно ей здесь: корма много, врагов нет, живи, плодись да радуйся.
Радуется хариус, из воды выскакивает, глупую мошку, комаров да мух хвостом бьет, ртом ловит. Вкусно, сытно. А человек тут, как тут. Сидит на берегу длинного озерца, удивляется, наблюдая, как прыгает, сверкая серебряным боком, сильная рыба. Танцует, что ли? Точно, танцует! И опять давай человек голову ломать: надо же имя какое-то придумать. Правда, не долго ломал, придумал: Озеро Танцующего Хариуса.
Тоже, мне, умник. Станет тебе рыба танцевать, другие у нее заботы – есть хочет, вот и кидается на безмозглых насекомых. А, кстати, зачем эти насекомые над водой летают, крыльями машут? Может, рыбку поймать хотят? Непонятно. Да, Бог с ними, их дело.
А, вообще-то, название не плохое придумал человек и, даже, красивое, как и само озерцо с окрестностями. Угадал пришелец, видно, романтиком был.
Вместо эпилога.
Породнились воды Джека и Колымы, обзавелись общими интересами, общими знакомыми, живут припеваючи. И все бы хорошо, да опять эти непредсказуемые люди. Все кругом поразведали, разузнали, троп набили, и давай летом-осенью к озеру шастать. Палаток понаставят, из ружей палят, громкие песни орут.
Болит голова у старого Джека от канонады ружейной, в воде перья окровавленные плавают, на берегу костры горят, банки, бутылки кругом валяются. Беда. А тут шепоток прошелестел: Указ, вроде, вышел, заказником его обозвали. Господи, заказали, что ли? Да нет, тихо теперь должно быть. Не стало тихо. Людям никакой Указ не указ. Не будет тебе, старина, покоя.
Разве, что, одумаются люди когда-нибудь, поймут, что, только сохраняя такую красоту, можно уберечь несчастную, замордованную ими планету и их самих от надвигающейся гибели.
А, может, и не так все было? Может, приврал я чего по незнанию или чтоб голову вам заморочить? Да в этом ли суть? Главное, что есть на Земле такое расчудесное место.
А вы там бывали? Нет? Я вам сочувствую.
2009 г.