ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЛУЖБА В АРМИИ
Неуклонно приближался срок призыва в Советскую армию. Наконец он настал, и 5 ноября 1961 года я, вместе с друзьями, отправился на призывной пункт. Привезли нас в Краснодар и ночь поместили в каком-то кинотеатре. Построили, обыскали, забрали всю водку и вино, которое было с нами. Бутылки разбили здесь же, на наших глазах. 7 ноября мы уже ехали в неизвестность. Несколько дней нам не говорили о пункте назначения. Потом один из сопровождающих признался – Казахстан, Балхаш.
Через семь дней мы были на месте. Нас постригли, переодели и служба началась. Тяжело давался, так называемый, «карантин». Подъём в 6 утра, зарядка, бег 1000 метров в нижних рубашках (а на улице мороз). А тут ещё насмешки и издевательства старослужащих. По-моему, «старикам» доставляло удовольствие издеваться над молодёжью. Как только нас не называли. И «салага», и «зелёный», и «молодой». Когда утром в казарме мыли пол (это была привилегия «молодых»), «старички» даже не вставали с коек, и мы передвигали кровати вместе с ними. В 11-00 звучала команда «отбой». Но для нас, молодых солдат, эта команда обычно звучала 4-5 раз. «Подъём, «отбой». Подъём», «отбой». Мы ведь должны были за 45 секунд или раздеться и быть в постелях, или одеться. А если кто-то не успевал – команда повторялась. В наряд, в основном, ходили молодые солдаты. Иногда приходилось до 3-4 часов ночи чистить картофель, убирать кухню. И только потом нас отпускали в казарму. Ежедневная шагистика, политучёба, стрельбы и другие премудрости солдатской жизни почти не оставляли нам свободного времени. Иногда нас заставляли «хоронить окурок». Это случалось, когда у старшины было плохое настроение. Он заходил в казарму, которая, всегда блестела, выбирал момент, когда никто на него не смотрит, и в какой-нибудь дальний угол подбрасывал окурок. Сразу же вызывал дежурного, нас выстраивали, давали в руки лопаты. Один из молодых солдат с окурком шёл впереди строя. Звучала команда: - Бегом. Мы бежали три-четыре километра, потом нужно было выкопать яму полтора метра на полтора. Глубина – два метра. В яму торжественно помещали окурок и она засыпалась. После этого мы возвращались в расположение части.
Мы служили в ракетных частях, поэтому у нас царствовал режим секретности. Все письма перлюстрировались. Был интересный случай. Один молодой солдат написал в письме родителям: - Служу в БПК. Когда те в ответном письме спросили его, что такое БПК, он ответил: – Балхашская подводная команда. Письмо прочитали, вызвали солдата к командиру части, и дали хороший нагоняй. Чтобы он лучше уяснил, что БПК – это банно-прачечный комбинат, ему дали пять суток гауптвахты.
Мне и моим челбасским друзьям (Жоре Арефину и Виктору Куликову) повезло в том, что мы служили на одной площадке (N 4). Всё свободное время проводили вместе. Через два месяца нас разделили. Меня отправили в санчасть, как фельдшера, Жору, как железнодорожника, определили в будку стрелочника, ну, а Виктора, как самого хитрого – взяли писарем в штаб части. Служить стало легче. Тем более, в двадцати километрах от нашей площадки был Балхаш и мы, работники санчасти, часто ездили туда купаться на санитарной машине. На территории площадки была расположена пекарня, и мы часто выпрашивали там свежий, горячий хлеб. Он был очень вкусен. А уж если ещё хватало денег и на сгущёнку – мы были просто счастливы. По сравнению со своими друзьями, которые получали солдатские 3 рубля восемьдесят копеек, я был Рокфеллером, так как к концу первого года службы был уже сержантом и мне платили 21 рубль. Правда, сержантом я был недолго. На какой-то праздник мой товарищ из санчасти уговорил меня выпить. А так как в наших краях о водке или вине даже слуху не было, то он предложил купить тройной одеколон. Ну, что же. Пить, так пить. Купили мы четыре флакона этого добра, закрылись в его зуботехнической лаборатории и выпили по 50 грамм. Как полагается, запили сгущёнкой. Но наша пьянка продолжалась недолго. Кто-то видел, как мы брали одеколон в непотребном количестве, и сообщил об этом нашему капитану. По тревоге всех построили, и прозвучала команда: - Старший сержант Ужегов выйти из строя. Я вышел. Капитан обрезал ножницами лычки на моих погонах. – Рядовой Ужегов, станьте в строй. Всё произошло очень быстро.
Как потом часто говорили наши ребята:
На диком бреге Балхаша
Я превратился в алкаша… .
После этого случая меня перевели из санчасти в батальон, который занимался строительством и ремонтом дорог. Я стал камнедробильщиком. Приходилось целыми днями разбивать камни, осколки от которых шли на изготовление бетонных столбиков у дорог. Конечно, работа была каторжная, и я выдержал всего полтора месяца. Потом без разрешения начальства покинул расположение своей части и пошел в штаб полка. Нашёл там полковника, который занимался распределением медицинских кадров, всё ему рассказал, повинился. В основном я упирал на то, что имею среднее медицинское образование, а меня послали бить камни. Мол, нерационально это, товарищ полковник. Пожалел меня полковник. Простил. И для прохождения дальнейшей службы приказал отправиться в одну из лётных частей, расположенных недалеко от города Балхаш.
Ну, а как же любовь? Первые полгода Света писала мне еженедельно. Потом письма стали приходить реже. Наконец, переписка прекратилась. Я очень переживал – ведь первая любовь без рубцов не заживает. Тогда же написал письмо её родителям, просил, чтобы объяснили, в чём дело, чтобы передали Свете моё письмо. Ответа я не получил.
Уже потом, через много – много лет я писал об этом периоде жизни:
Я ношу солдатские погоны,
И служу на краешке земли,
Здесь свои армейские законы,
И свои сержанты - куркули.
По утрам слюда шуршит по лужам,
Осень и в природе, и в душе,
Я тебе полгода как не нужен,
Ты с другим встречаешься уже.
Мне об этом написал недавно
Коля Рыжеволов - твой сосед,
И хоть пишешь письма ты исправно,
Веры этим письмам больше нет.
Я тебя преследовать не стану,
И тащить не буду под венец,
Нашему короткому роману
Положить пора уже конец.
Буду обходить тебя сторонкой,
Позабуду губ твоих овал...
Жалко, что любимою девчонкой
Я тебя когда-то называл.
Успешно одолев первый год службы в армии, я за хорошую службу был награждён десятидневным отпуском на родину. Но… бросать друзей было не в моих привычках, и я решил каким-то образом выбить отпуск для Жоры Арефина. Путь был только один - телеграмма о болезни родителей. На местной почте у меня была знакомая девушка, которая смогла дать такую телеграмму. И вот мы с другом уже в поезде и едем домой. Только тот, кто не был надолго оторван от дома, не поймёт нас. Чувство свободы, радости, полноты жизни переполняло нас. На радостях, мы на все деньги, что были в наших карманах, накупили спирта, который продавался в магазинах наравне с водкой, и устроили в вагоне пьяную оргию. Конечно, все наши попутчики были очень довольны. Наутро мы проснулись с больными головами и без денег. А ехать надо было 6 суток. И мы ехали. Смотрели с верхних полок, как пассажиры уплетают жареных кур, булочки, колбасу и прочие деликатесы. Вставали только для того, чтобы покурить. Просить съестное было стыдно, и мы покорно терпели муки голода. Но, честно говоря, голод трудно переносить только первые три дня. Потом это чувство притупляется и сменяется полным безразличием. На четвёртый день голодовки, в Харькове, я случайно обнаружил в кармане кителя пятнадцать копеек. Казалось бы, беги быстрей на перрон, купи булку хлеба (тогда она стоила 15 копеек). Так нет же. Мы купили пачку «Примы» за 14 копеек и были почти довольны своей жизнью. На другой день приехали в Тихорецк. Домой добирались долго – ослабли так, что через каждые 30-50 метров приходилось отдыхать. Дома, столы ломились от яств, но есть не хотелось. Мы выпили грамм по 150 водки и легли отдыхать. И только вечером наверстали упущенное. Отпуск пролетел быстро и через десять дней мы снова вернулись в свою часть.
Когда я вернулся из отпуска, меня ждала командировка в город Ош. Как фельдшер я должен был сопровождать группу солдат, посланных туда на уборку картофеля. В нашем распоряжении было три товарных вагона, которые мы должны были загрузить мешками с картошкой. В первый же день пребывания «на воле» я решил пойти на местные танцы. Добыл где-то спортивный костюм и отправился в клуб. Там, недолго думая, пригласил на танец какую-то девушку. Раз, потом другой. В перерывах между танцами разговорился с одним из штатских, рассказал ему о том, кто мы, зачем приехали в Ош. Сказал, что я военнослужащий. Минут через пятнадцать подошёл патруль, и меня забрали в комендатуру. Оказалось, что парень, с которым я разоткровенничался, был влюблён в девчонку, с которой я танцевал и вот таким подлым способом, он избавился от соперника.
В комендатуре я провёл ночь – одну из самых ужасных в моей жизни. Была глубокая осень, холод стоял страшный. Как я не превратился в ледышку, я не знаю. Освободили меня только к полудню. Правда, в своей части наказывать не стали. На этом мои приключения в Оше не закончились. Через день меня послали в наряд – охранять уже наполовину заполненные вагоны. Ночью ко мне подошёл один таджик (или узбек) с просьбой продать ему мешок картофеля. Я согласился. Этот товарищ, погрузив на велосипед мешок, сказал: - Знаешь, солдат, я куплю у тебя два мешка, Сейчас поеду, отвезу этот и привезу тебе деньги. Я привык верить людям, и согласился. Так этот таджик до сегодняшнего дня везёт мне деньги за тот картофель.
Через год службы в армии у меня появилась мечта – поступить в Военно-Медицинскую академию. И я занялся самообразованием. За время службы вновь прошёл всю школьную программу. Усиленно учил английский – через год занятий мог уже свободно читать газету на английском языке. Занимался физикой и химией. В это время на полигон пришла разнарядка – направить одного человека для сдачи экзаменов в медицинскую академию в Ленинград. Мне повезло, направление дали мне. До экзаменов оставалось ещё три месяца, но времени на подготовку катастрофически не хватало. Каждую ночь до 4 часов утра просиживал над учебниками. Чтобы не заснуть, в графин с водой выливал две ампулы кофеина. Конечно, организм работал на износ, но, как мне казалось, цель оправдывала средства.
И вот я в Ленинграде. База, где мы сдавали экзамены, находилась далеко за городом, в каком-то лесопарке. Экзамены я сдал без троек, набрал 17 баллов – их хватало, чтобы попасть в число курсантов. Запомнился экзамен по химии. Химия всегда была моим любимым предметом, я мог даже ночью назвать страницу, на которой изложен тот или иной материал, но… и на старуху бывает проруха. В задаче, которая была в билете, смешивались вода и серная кислота. Надо было написать ход реакции. Казалось бы, чего проще. Ан, нет.
Я не смог ответить на этот вопрос и оставляю всем желающим использовать такую возможность. Вообще, у преподавателей для абитуриентов всегда имеются в запасе вопросы-ловушки типа «как измерить температуру дверной ручки». Вот в одну из таких ловушек я и попал. С большим трудом, после ответа на три или четыре дополнительных вопроса, я выпросил четвёрку. Казалось бы всё. Поступил! Но вмешался глупый случай, который изменил всю мою жизнь. Перед последним экзаменом я всю ночь просидел за учебниками и, чтобы не заснуть, по старой привычке выпил флягу с крепким чаем и сгущённым кофе. Экзамен сдал хорошо, но как только вышел из экзаменационного зала, по динамикам прозвучала команда: "Группы такие-то – на медкомиссию". Всех врачей я прошел успешно, а вот терапевт заявил: "У вас тахикардия (учащённое сердцебиение) - мы даём вам вторую группу по здоровью". И сколько я ни доказывал врачу, что я всю ночь занимался, что сердцебиение у меня от крепкого кофе, он остался неумолим. А при второй группе по здоровью надо набрать не 17, а 18 баллов. В академию я не поступил. Это была катастрофа, крушение мечты всей моей жизни. Трудно рассказать, что я пережил в то время. Пришлось вернуться в Казахстан и дослуживать оставшиеся полгода. После нервного срыва я лечился в своей же медсанчасти почти месяц. Потом стал заниматься на курсах подготовки в институт. В июле 1964 был демобилизован.
Как я убеждался неоднократно, жизнь иногда любит красиво пошутить. Здесь нельзя не рассказать об одном случае, который произошёл со мной, когда я возвращался из армии. Последний отрезок пути от Краснодара до Тихорецка я ехал в электричке. Демобилизованный солдат, форма отутюжена, блестят начищенные значки, отливают золотом сержантские нашивки на погонах. И вдруг я увидел Свету. Она сидела рядом с каким-то матросом и держала на руках грудного ребёнка. Меня как молния ударила. Я не подошёл к ней, не поздоровался. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга, и трудно передать, что отражалось в наших взглядах. Муж Светланы через несколько минут вышел покурить в тамбур, я вышел за ним. Сначала мы курили молча. Потом я спросил его, откуда и куда он едет. Мы разговорились, и из беседы я узнал, что год назад он женился, недавно у них родился ребёнок, и они с женой едут в гости к её родителям. В Тихорецке я вышел… Сложная штука жизнь.
http://stihi.ru/2022/11/07/6640