Утро для меня началось эдак в шестом часу. Я сел на кровати, опустив
согретые ноги на холодный пол. Стало немного зябко. Поднялся,
перекрестился и пошел к рукомойнику. Остывшая за ночь водица бодрила.
Сон еще помнился, но раз за разом угасал в сознании. На спинке стула висела
приготовленная для похода в лес одежонка. Рядом лукошко и в нем
небольшой нож. "Утренняя молитва - и можно одеваться," - подумал я.
Относительная близость к северу дарит этим местам «ранние рани». Бывает,
проснешься часа в три ночи, а на дворе уже утро ясное. Но что любопытно,
птицы даже при том, что очень светло, не летают. Ласточки, пока гнездо не
отстроят, так и ночуют на проводах. Если перед сном форточку не закрыть,
почитай всю ночь их разговоры слушаешь. До того у ласточек говор
человеческий, слов не разобрать, а вот интонации – весьма. То бранятся, то
радуются, точно супружники.
Выйдя на двор, стал звать собаку: "Тюбик, Тюбик!" Из будки
показалась заспанная белая морда с рыжими ушами. Потягиваясь на ходу,
пёс лениво засеменил в мою сторону. "Ах ты же «заспа», ах «лентюх»! -
шутливо ругал пса. - Я думал, ты дом стережешь, а ты из будки носа не
кажешь всю ночь". А с другой-то стороны, от кого здесь стеречь. По моему
виду Тюбик, вероятно, понял, что предстоит поход в лес и стал резвиться. -
"Ну пойдем, друг, может, сморчков соберем, или еще что годное лес
подарит". И мы зашагали по густой траве к лесу. Лукошко в моей руке – это
атрибут. Вот, бывало, встречу в лесу мужика с ружьем.
–Ну, чего добыл, покажи.
- Да, так…, - чуть улыбаясь, отвечает мужик.
- А патронташ-то где?
- Да, ну…
- А ружье-то хоть заряжено? - спрашиваю.
-Да, не…, - опять улыбаясь, отвечает.
Вот так всё у крестьян: «да ну, да не» и стесняется. Не может он,
сельский мужик, сказать, что гуляет по лесу, что весне радуется – не
приучен. Он и ружье взял, чтоб не показаться странным. Вот и я со своим
лукошком. Взял, а для чего взял… В лес-то иду не за грибами. Иду
радоваться весне, жизни, творению Божьему. А еще, конечно, помолиться в
голос, с Богом поговорить. И вот за один такой поход пару раз стану на
молитву, а места эти запоминаю. Вот здесь когда-то молился, вот у этого
камня, помню, тоже молился. Всегда вспоминаю Патриарха Авраама. Тот по
пути своих странствий устраивал жертвенники Господу и возливал на них
елей. И те жертвенники многие века были невредимы и почитаемы многими.
Я, конечно, не Авраам, но места те почему-то очень мне запоминаются. Или
вот еще одна особенность. Если иду не по дороге, а прямиком через лес,
подниму камень с земли такой по размеру, чтоб был приметным, брошу его
за спину и иду дальше. А назад возвращаюсь, непременно найду тот камень.
С Тюбиком в лесу хорошо. Слышу я плохо, так он есть мои глаза и
уши. Кружит подле меня, все вынюхивает, высматривает, чуть что
предупреждает, если зверь какой поблизости. Вот старая сосна в огненной
охре, тянется стволом к небу и венчается изумрудной кроной. Столь приятно
глазу это древо, что я не единожды у него останавливался помолиться.
"Гляди, Тюбик, наша сосна!" Тюбик, смотрю - рад, тут же взял да пометил
мою любимую сосну. Эх, Тюбик, собачья твоя душонка…
Шли долго, верст на десять ушли, может больше. Если часов не иметь с
собой, кажется, что день не заканчивается вовсе. Так можно бродить, что к
полуночи только домой повернешь. Да и лес весьма дремуч, нужно крепко
знать ориентиры. Где какая ЛЭП тянется, где какая речка, брод и прочее.
Сухие поляны и стройный сосновый лес сменили сырые низины.
Миновали небольших размеров болото, окруженное осинами. После болотца
снова стали подниматься на возвышенность. Грязи под ногами становилось
меньше, а лес вокруг – все стройнее и зеленее.
Не то, чтобы я ставил себе такую цель, но была у меня небольшая надежда
добраться до одной лесной деревни. Весьма расплывчато мне представлялось
из рассказов старожилов, где точно она находится, но направление я знал.
Такие деревни, еще сохранившие одну-две избы, весьма интересны. Чем
интересны, трудно сказать. Дух времени, что ли. Возможность немного
заглянуть в другую эпоху, вдохнуть старины. Ведь дом для человека - это его
маленький мир. В нем рождаются и умирают, взрослеют, женятся. В таких
домах выросло не одно поколение. Если хотите - это храм рода или фамилии.
Вдалеке замелькало что-то белое, как солнечный зайчик или какая-то
белая тряпица на ветру. «Тюбик, смотри, чего это там?» - сказал я и стал
оглядываться на Тюбика, который только что был позади меня. Нет Тюбика.
Вправо, влево смотрю, нет его, окаянного, где же он? "Тюбик!" - громко
крикнул я. И вдруг белое пятно впереди замерло: "Ах ты, разбойник, так ведь
это же и есть мой Тюбик". Он какими-то тропками обошел меня и вырвался
далеко вперед. Трава на подъеме была высокая и Тюбик, пробираясь, стал
высоко подпрыгивать. Его-то я и принял за белую тряпицу. Тюбик явно что-
то учуял или услышал, оттого меня опередил. Обычно он предпочитает идти
сзади, по уже примятой траве. "А ну стой, морда!" - крикнул я и, шагнув, тут
же провалился ногой в узкий, но довольно глубокий ручей. Ух, полный сапог
набрал. Выкарабкался и, согнув ногу в колене, слил из сапога затхлую воду.
Далее шел уже чуть прихрамывая, да к тому же «приквакивая» остатками
воды в резиновом сапоге. Из-за пригорка показалась кровля старой избы. Я
внутренне улыбнулся, надеясь, что это та самая деревушка, и пошел быстрее.
Тюбика по-прежнему нигде не было. Высокая трава на пригорке все больше
открывала мне вид на избу. Рядом с избой виднелся старый колодец. На серо-
зеленых стенах дома стали видны окна и почти отслоившееся от избы
крыльцо. По деревне следует идти весьма осторожно. Можно запросто
провалиться в старый колодец. Колодцы в этих местах устроены
своеобразно. Их не выкладывали внутри кирпичом за дефицитом оного, а
обрамляли досками. Я как-то видел колодец из бревен до самой воды, но
чаще это дощатые стены. Такие деревянные стенки колодца гнилые и
скользкие, и если колодец глубок, то из него можно не выбраться. Наконец
дом предстал во всей своей ветхости. На окнах местами еще держались
огрызки резных наличников. Крыша избы была покрыта дранкой, а над коньком
возвышался дымоход. Окна были распахнуты, а в недрах избы виднелись очертания
русской печи. Издали к дому тянулась гряда старых телеграфных столбов. Каждый из них заметно
кренился в сторону. Столбы те венчали белые керамические болванки, через
которые тянулось два или три провода. Рассматривая избу, я уже было хотел
громко позвать Тюбика, как вдруг увидел его, смиренно сидящим на земле с
другой стороны дома. "Тюбик, морда ты собачья! - воскликнул я. - Где тебя
носит?!" Тюбик без интереса, кратко посмотрел в мою сторону и уставился в
раскрытое окно избы. Вид у него был таков, словно он смотрит телевизор.
Наблюдая, как Тюбик любопытно всматривается в дом, я поневоле затих.
Будь это какая-то живность: птица или белка,
пёс вел бы себя иначе. "Тюбик! - шепотом позвал я собаку. - Что там?"
Тюбик снова без интереса глянул в мою сторону и остался недвижим. От
непонимания, что так сильно могло привлечь его внимание, становилось
жутковато. Мне вообще показалось, что Тюбик застыл, потому что увидел
человека. Я осмотрелся вокруг. Кроме моего следа на траве других видно не
было, стало быть, в последние дни к избе никто не хаживал. В голову лезли
самые разные мысли: от поселившегося в доме медведя до призрака
умершего хозяина. Хотя я человек верующий, и суеверность мне не
свойственна, однако на сердце стало тревожно. Я робко, шагов с пяти,
пытался высмотреть в окне это "нечто", которое так привлекло собаку.
Наклонился и поднял с земли обломок заборной жерди, мысля подойти и
пару раз крепко стукнуть по подоконнику. Быть может тогда это существо
как-то проявит себя. Очень медленно, почти крадучись, я стал подходить к
окну, приближаясь на длину жерди, зажатой в руке. Вдохнул, замахнулся
и… в этот самый момент задул ветер, а вместе с ним из дома раздалось:
«АРМ-ВРЕ-ЖОК…». Совершенно узнаваемая человеческая, но
непонятная, речь. Я что есть духу бросился наутёк, выронив жердь. На бегу
прочитал пару молитв, мысленно извинился перед невидимыми стражами
дома и на всякий случай подготовил извинительную речь. Чувствуя спиной,
что уже на безопасном расстоянии, остановился. "Фух, вот это да!" -
упершись руками выше колен, я пытался отдышаться. Маленький мерзавец
Тюбик даже и не подумал поднять лай и, хуже того, не бросился со мной
наутёк. Ну что с него взять, счастливый, о бесах и приведениях ничего не
знает. Отдышавшись, я стал думать, что делать дальше. Восвояси? И ну его
этот дом с его «нечто», буду после рассказывать, какое страшное место я
посетил. Тюбику деваться некуда, как поймет, что я обратно пошел, все
равно догонит. Я обдумывал разные варианты, но любопытство брало верх…
Поборов испуг, я стал мало-помалу двигаться обратно к дому.
Где же Тюбик?. Может, он в другую сторону наутек
бросился? Мысли о том, что я вернусь к дому, а собаки там нет, меня
беспокоили. Присутствие Тюбика сглаживало эту щекотливую ситуацию,
вместе бояться не так страшно. А вы вероятно подумали, взрослый мужик и
трусишка?.. А ну, представьте себе. Вокруг ни души, дремучий лес, изба
старая и вдруг - «АРМ-ВРЕ-ЖОК…». И, кстати, что это вообще могло быть?
Я об этих странных словах. Заклинание, что ли, какое-то… Еще не дойдя до
места, от которого у меня был «низкий старт», я увидел, как Тюбик
продолжает сидеть перед окном дома. "Тюбик, Тюбик", - как можно ласковей
позвал я собаку. Тюбик завилял хвостом, поднялся и неспешно подошел ко
мне. "Что же ты мог там видеть, дружище?" - мысленно задавался я
вопросом, заглядывая в глаза Тюбику. Но Тюбик совершенно безмятежно
ластился ко мне и вилял хвостом. Я снова возвращался мыслями в тот
жуткий момент «АРМ-ВРЕ-ЖОК…». Еще этот порыв ветра… Ну чисто
мистика!
Обломок жерди валялся у самого окна,
но мысль поднять его я отмёл сразу. Нужно, думаю, показать, что я ничего не
злоумышляю и не боюсь. Хотя после моего бегства второе можно было
вычеркнуть. Тюбик мирно бегал вокруг дома и потом, кажется, даже проник
в него. Вдруг снова порыв ветра, в доме что-то затрещало. Я весь сжался и
едва сдерживал себя, чтобы не пятиться назад. «ВОЛ-СИ-КАРО…» Новая
серия заклинаний раздалась из дома. Я оцепенел! Тюбик появился из-за угла
дома и удивленно смотрел на меня. Но что же дальше? В окно я точно
заглядывать не стану. Нужны какие-то действия. Ну, положим, в доме сидит
какой-то полоумный и творит весь этот спектакль, но в это верилось с
трудом. И потом, несомненно, это как-то связанно с ветром! Мысли
валились одна на другую, а ситуация требовала от меня действий. "Христос
Воскресе, хозяева!!!" – видимо, с перепугу выкрикнул я. Если там за стеной
человек, для него это будет означать, что я не злоумышленник, а если злые
духи, то это их точно отпугнет. Во всяком случае ничего другого на ум не
пришло. На мое приветствие никто не ответил, и вообще ничего не
произошло. Впрочем, если бы тот же голос ответил мне: «Воистину
Воскресе!», не знаю, остался бы я стоять на месте или снова припустил к
лесу. Перекрестившись сам, мысленно перекрестил дом и решил снова
обойти его со всех сторон. Снова был ветер и снова едва разборчивые
заклинания донеслись из дома. В этот раз уже не было так жутко, и я
демонстративно продолжал расхаживать вокруг дома. На какое-то время вся
эта мистика прекратилась. Я всматривался в открытую дверь сквозь почти
развалившееся крыльцо. На стене виднелся календарь и какие-то
фотографии. Сквозняк носил по дому обрывок газеты. Ну, думаю,
была не была! Я взялся рукой за дверной косяк и ступил на
крыльцо. В этот момент как затрещало все в доме, как посыпались
заклинания –ой! Я замер как восковая фигура. Думаю про себя: "Эн, нет!
Нужно включать «заднюю»". Только я попытался убрать ногу с ветхого
крыльца, снова дом как забеснуется, да как затрещит! Заклинаниями так и
сыплет, да все длиннее и длиннее фразы: «САР-ОБ-ПРИ- ПОСЕВНАЯ»
Стоп! «Посевная»? Или мне послышалось...?» Меня успокаивало, что кроме
этих «тыр-пыр»- заклинаний, ничего больше не происходит. Тут, что
называется, без предупреждения Тюбик выскочил у меня из-под ног и
совершенно спокойно проследовал в дом. Стал расхаживать по избе, всё
вынюхивать и, не найдя ничего для себя любопытного, тем же путем
вышмыгнул обратно. "Хех, Тюбик!" - воскликнул я, глядя на собаку. Снова
схватился за косяк двери и уже обеими ногами стал на ступеньку крыльца.
Из дома раздался непродолжительный треск, и все стихло. "Ну, вот! А ты
боялся, Тюбик!" - громко, с нотками отваги, сказал я и шагнул на
следующую ступень. И тут раздался странный, но до боли знакомый
протяжный сигнал. Из дома послышался приятный женский голос:
«Московское время пятнадцать часов». Я сел на ступеньку и несколько
минут не переставая смеялся. Тюбик прибежал на мой смех и, виляя хвостом,
стал пачкать меня передними лапами, зазывая поиграть. Наконец я понял, в
чем было дело. Те самые старые провода, которые тянулись к деревне, были
радиолинией. Подходили они в аккурат к крыльцу, которое было очень
ветхим. Когда же случались порывы ветра, где-то под крышей крыльца
провода замыкались, и старый, никому не нужный приемник, начинал
вещать. Я нашел место соединения проводов и скрутил их получше. Заиграл
полонез Огинского, и мы с Тюбиком отправились восвояси. До самого дома я
напевал эту прекрасную мелодию, которую очень люблю. Раньше её всегда
можно было услышать в Московском метро.