.
РАДИО НОСТАЛЬЖИ 6 ЭК
……………………..Русскую литературу Китая справедливо считают отдельной
……………………..ветвью богатейшей словесности Зарубежья. В Харбине, Шанхае,
…………………….Тяньцзине, Пекине, так же, как и в западной диаспоре, издавались
……………………..русские книги самого разного содержания – от записок военного
……………………..летчика до математического трактата. Выходили воспоминания,
……………………..дневники, исторические исследования, политические брошюры,
……………………..детективные романы, оккультные сочинения, любовные повести,
……………………..сборники рассказов, книжки для детей, отечественная классика,
……………………...очерки писателей-натуралистов, работы по востоковедению. И
………………………как везде в русском рассеянии – многочисленные сборники
………………………стихотворений. «В 20-е – 40-е годы в Харбине и Шанхае было
………………………издано около 60 поэтических сборников», – писала
………………………исследовательница культуры русского Китая Е. Таскина.
………………………Уточним: за тридцать лет (1918–1947) их вышло в три раза больше
……………………….– авторских и коллективных, талантливых и посредственных,
……………………….заслуживших известность и оставшихся в тени. При этом
……………………….некоторые талантливые поэты не сумели или не успели издать ни
……………………….одного поэтического сборника.
СОДЕРЖАНИЕ:
- О ясных днях, о лучезарных лицах / Леван ХАИНДРОВ
- Закат. Диск солнца – как карман для губ / Ольга СКОПИЧЕНКО
- Довольно клятв, не надо слов любви / Наталия РЕЗНИКОВА
- Господь – противник взявшихся за плуг / Наталия РЕЗНИКОВА
- Норманн и римлянин, вам розный шаг / Наталия РЕЗНИКОВА
- Пусть снова неразрезанным уснёт / Наталия РЕЗНИКОВА
- Парнас, ты честолюбца сон любимый / Наталия РЕЗНИКОВА
- Нам слёз не жаль над свежею могилой / Наталия РЕЗНИКОВА
- Нам далеко ещё до седины / Валерий ПЕРЕЛЕШИН
- Я снова в этой комнате один / Михаил ВОЛИН
- О, сколь прекрасна старая гравюра / Василий ЛОГИНОВ
- Глаза задумчивы и сиротливы / Николай ПЕТЕРЕЦ
--------------------------------------
- О СОНЕТЕ / Николай ВОХТИН
===========================================_rn_========
Леван ХАИНДРОВ
О ясных днях, о лучезарных лицах,
О кораблях, уплывших в моря синь,
О шорохах таинственных пустынь,
Воспетых на магических страницах,
О воинах, о легкокрылых птицах,
О сожаленьях горьких, как полынь,
О властелинах каменных твердынь,
О древних не раскопанных гробницах –
Я размышляю в тишине и неге,
Стряхнув с себя налёт дневных сует.
И чудится мне еле видный свет,
Сверкающий на заоконном снеге,
За голубым стеклом в прозрачной мгле
На чёрной коченеющей земле.
Ольга СКОПИЧЕНКО
ЗАКАТ
Закат. Диск солнца – как карман для губ.
Снопы лучей его по влаге плоской
Колеблются оранжевой полоской,
В свинцовую не проникая глубь.
Где берег делает крутой уступ,
Белеет парус, джонка, сходни-доски.
На них – людей фигурки, как из воска.
Вдали – дома. Клубится дым из труб.
Речную гладь легко на части режут
Четыре лодки, узких, килевых,
Как молнии, сверкают вёсла их.
Из-за реки струится ветер свежий.
С собой приносит, как на крыльях, он
Чуть слышный колокольный звон.
Наталия РЕЗНИКОВА
Довольно клятв, не надо слов любви, –
Давно утрачено благоуханье
Произносимых прежде на свиданье
Нелепых фраз о пламени в крови.
Умей смирять желания свои,
Прячь и храни и радость, и страданье,
Настойчив будь в минуту испытанья,
Но только плащ иллюзий не порви.
О, вечные, неясные мечты!..
Под дымкой их любимые черты,
Преображённые сияют ярко.
И пусть обман скрывает томность глаз, –
Благословишь лукавство ты не раз
За нежность губ, целующих так жарко
РАЗДУМЬЕ
Господь – противник взявшихся за плуг
И пашущих беспечно и с оглядкой,
И моряков, скользя по рее шаткой,
Любующихся видимым вокруг.
Нет, ангел битвы не поддержит рук,
Помедливших над брошенной перчаткой;
Идущих и смеющихся украдкой
Домовладыка не похвалит слуг!
К чему же ты среди своей дороги
Задумался – и вовсе не о Боге?
Ужели, пестун множества сердец,
Ты плохо веришь в собственное знамя,
Друг мудрости, над томным стихами
Тоскующий, как влюбчивый юнец?
1939
ДВОЙНИК
Норманн и римлянин, вам розный шаг
Предначертали вышние скрижали,
Но каждому мерещилось едва ли
В веках столкнуться и не крикнуть «враг»!
Так кто ж судил, о милый мой варяг,
Чтоб люди нас за братьев принимали
И чтоб твоих очей морские дали
Ласкали глаз моих стигийский мрак?
Зачем, отступнику латыни трубной,
Близки мне флейты севера и бубны,
И варварские звуки возлюбя,
Своё с твоим я спутываю имя
И сумрачные очи – с голубыми,
Когда гляжусь, как в зеркало, в тебя?
ИЗБРАНИЕ
Пусть снова неразрезанным уснёт
Вблизи подушки житие Франциска
Ассизского, – святой охотник близко,
Куда спасёшься от его тенёт?
Забудет юноша греховный гнёт,
Сгорит в печи любовная записка,
Разочарованная одалиска
В дверях всю ночь проплачет напролёт.
И, между снов, рукой благоуханной
К тебе Франциск протянет крест нежданный,
Чтоб кипарисовое остриё
Пронзило сердце бренное твоё,
И, улыбаясь, ты восстал готовым
Равно и к славе, и к шипам терновым.
*** Victor Abyssiniae
Парнас, ты честолюбца сон любимый,
Ты юноши заветный властелин,
Но всё ж поток, дитя твоих вершин,
Венки и лавры мчит неудержимо.
И гибнут славы, новыми теснимы:
Омара затмевает Саладин,
И возвышается из-под руин
Италия соперницею Риму.
Так пусть теперь над Африкой простёрт
Твой стяг, о вождь настойчивых когорт,
Чтоб меркли сны о славе Александра, –
Лишь ты не спишь, хотя твой город спит,
Когда среди безмолвствующих плит
Пророчествует грозная Кассандра!
***
………………………Alio dolore dolebam dolorem.
……………………………………….Бл. Августин
Нам слёз не жаль над свежею могилой
Иль если в наш неутверждённый дом
Влетает ангел, яростный лицом,
Ниспосланный Всеправедною Силой.
Иль если друг, один на свете милый,
Пирует с нашим ветреным врагом;
Иль, как Самсон, мы сетуем тайком
Над хитрой и пленительной Далилой…
Но как зато премудры мы, когда,
Гонимы властным окриком стыда,
Уж мы не рады нашему безгорбью;
Тогда-то, оглянувшись на себя
И все удачи в мире разлюбя,
Над скорбью мы скорбим второй скорбью!
Валерий ПЕРЕЛЕШИН
НА СКЛОНЕ
Нам далеко ещё до седины,
Но что осталось нам от юной веры?
Холодные, бредём, как кондотьеры,
И правды все, и стяги нам равны.
Нас вдохновенные не учат сны,
Безвидны наши призраки и серы:
Ах, в пропасти, где нет ни дна, ни меры,
Не залетает вестник вышины!
Не потому ль, таясь по кабинетам,
Под гнётом умных и тяжёлых книг,
Как тайные носители вериг,
Мы рвёмся в плен к раздумчивым сонетам,
Моля у прежней музы, как рабы,
Взаймы то грустной флейты, то трубы?
Всеволод ИВАНОВ
Михаил ВОЛИН
Я снова в этой комнате один;
Кругом твои живут незримо вещи, –
Идут часы, и зеркало зловеще
Сияет пустотой холодных льдин.
А в небе пряди облачных седин
На тёмном фоне выступают резче,
Здесь тишина, здесь жизнь совсем не плещет
За тяжестью малиновых гардин.
Но ты войдёшь, внезапно и нежданно
Сюда с холодной улицы туманной,
И комнату наполнит голос твой –
Прекраснее, чем лютня серафима,
И звонкий смех, такой неповторимый,
И звёздный воздух, синий и ночной.
Василий ЛОГИНОВ
О, сколь прекрасна старая гравюра…
Амуры держат стильный медальон.
В нём – женщина. Напудрен, набелён
Державный лик. Сия миниатюра –
Художника роскошный дивный сон.
Ликует всё. Улыбчивы Амуры.
Смеётся женщина… И лишь в углу так хмуро
Стоит арап в раздумье погружён.
Он держит длинный шлейф императрицы,
Над пламенем очей подняв ресницы,
Указывает вдаль угрюмою рукой.
Да, видит, видит он за мишурою куцей
Кровавые пожары революций,
И гильотины блеск над царственной главой.
Николай ПЕТЕРЕЦ
КАМЕЯ
Глаза задумчивы и сиротливы
От созерцанья горней красоты,
Но, выбирая раковину, ты
Проверь на солнце света переливы.
Лучи изменчивы, нежны, пугливы,
Без них резцу не воплотить мечты.
Они игрою оживят черты
Богини, ждавшей ночью у оливы.
Любовь Дианы – олимпийский яд.
Трепещет дух, блаженствовать не смея,
Лобзания по-прежнему горят...
Молчат уста, от страстных слов немея, -
А пристальный, почти стеклянный взгляд
Наметил профиль – создана камея!
О СОНЕТЕ / Николай ВОХТИН
Сонет – одна из наиболее строгих форм, требующая для своего построения выполнения многих условий. Сонет состоит из четырнадцати стихов, соединённых в два катрена (четверостишия) и два терцета (трёхстишия). Пишется пяти или шестистопным ямбом, реже –четырёхстопным. В первой половине сонета – двух катренах, как правило, должны быть две рифмы: мужская и женская. Самой стильной и красивой схемой рифмования катренов считаются «опоясанные» рифмы: abba abba; например, в сонете Бальмонта «Вьюга».
О шалая! Ты белыми клубами
Несёшь и мечешь вздутые снега.
Льёшь океан, где скрыты берега,
И вьёшься, пляшешь, помыкаешь нами.
Смеёшься диким свистом над конями,
Велишь им всюду чувствовать врага.
И страшны им оглобли и дуга,
Они храпят дрожащими ноздрями.
Ты сеешь снег воронкой, точно пыль.
Мороз крепчает. Сжался лёд упруго.
Как будто холод расцветил ковыль.
И цвет его взлюбил верченье круга.
Дорожный посох – сломанный костыль,
Коль забавляться пожелает – Вьюга!
Довольно часто встречаются также перекрёстные рифмы: abab abab и смешанные схемы: abba abab, abab baab. Примером перекрёстного рифмования может послужить сонет Брюсова «Южный Крест».
Я долго шёл и, выбрав для ночлега
Холм ледяной, поставил гибкий шест.
В полярной тьме не Сириус, не Вега,
Как знак любви, сверкает Южный Крест.
Вот дунул ветер, поднял вихри снега:
Запел унылый гимн безлюдных мест…
Но для мечты есть в скорбной песне нега,
И тени белые, как сонм невест.
Да, я – один во льдах пустых затерян.
Мой путь в снегах обманчив и неверен,
Мне призраки пророчат гибель вновь.
Но Южный Крест, мерцающий в тумане,
Залог, что я не завершил скитаний,
Что впереди – последняя любовь!
Как пример смешанного рифмования приведу сонет Бунина «Солнечные часы».
Те часики с эмалью, что впотьмах
Бежали так легко и торопливо,
Давным-давно умолкли. И крапива
Растёт на мусорных холмах.
Тот маятник лучистый, что спесиво
Соразмерял с футляром свой размах,
Лежит в пыли чердачного архива.
И склеп хранит уж безымянный прах.
Но мы служили праведно и свято,
В полночный час нас звёзды серебрят,
Днём солнце озлащает – до заката.
Позеленел наш медный циферблат,
Но стрелку нашу в диске циферблата
Ведёт сам Бог. Со всей вселенной в лад.
В двух трёхстишиях второй части сонета могут быть две или три рифмы: распределение их более разнообразно и свободно, нежели в катренах. Употребительны следующие схемы: ccd ede, ccd eed (как в приведённом сонете Брюсова), cdd ccd, cdc dcd (как в сонетах Бунина и Бальмонта), cdc dee, cdc cdc. Существует правило, что если второй катрен кончается мужской рифмой, то первый терцет должен кончиться женской, и наоборот. Общей, строго классической формой сонета являются схемы: abba abba ccd ede и abab abab ccd eed.
Со стороны ритмической все стихи должны быть равномерны; при шестистопном ямбе необходима цезура после третьей стопы. Рифмы должны быть наиболее совершенными. Повторение рифм на протяжении всего сонета недопустимо, как и повторение одного и того же слова, кроме тех случаев, когда этого требует поэтическая необходимость. Словарь сонета требует особой ясности, точности и изящности оборотов речи.
Форма сонета допускает необычайное разнообразие содержания, но требует особого, только ей свойственного развития темы. Гумилёв пишет об этом: «Сонет, давая в первом катрене какое-либо положение, во втором выявляет его антитезу, в первом терцете намечает их взаимодействие и во втором терцете даёт ему неожиданное разрешение, сгущённое в последней строке или даже в последнем слове, почему оно и называется «ключом сонета». Как пример, приведу сонет Гумилёва же «Потомки Каина»:
Он не солгал нам, дух печально-строгий,
Принявший имя утренней звезды,
Когда сказал: «Не бойтесь высшей мзды,
Вкусите плод и будете, как боги».
Для юношей открылись все дороги,
Для старцев – все запретные труды,
Для девушек – янтарные плоды
И белые, как снег, единороги.
Но почему мы клонимся без сил,
Нам кажется, что кто-то нас забыл,
Нам ясен ужас древнего соблазна,
Когда случайно чья-нибудь рука
Две жёрдочки, две травки, два древка
Соединит на миг крестообразно?
Особую форму представляет венок сонетов; он состоит из пятнадцати сонетов и представляет композиционное целое. Сонет определился, как твёрдая форма, в Италии, в XIII веке. Развиваясь и видоизменяясь, он достиг величайшего совершенства формы, в которую облечены глубокие мысли, подчас целые мировоззрения (Данте, Петрарка). И. Рукавишников, проводя параллель между схемой сонета и архитектурной готической схемой, жившей в те времена сознательно или бессознательно во всех умах, находит, что везде и всегда сонет упорно повторяет основные черты и характерные особенности готики. В частности, он отмечает, что сонет у Шекспира претерпел те же изменения, что и готическая архитектура. Именно нарушение гармонии между наружностью и внутренностью, где последняя приближается к домашнему уюту, давая даже деревянную облицовку, отразилось на его сонетах, придав им внутреннюю жизненность и уют, при некотором однообразии и холоде построения. Вырождение готики на Западе стало тем же и для сонета.
Сонеты в России начал писать Пушкин. Сумев развить многие другие поэтические формы, в своих сонетах он лишь стилизировал готические образцы. Причина этого кроется в том, что в пушкинское время русское зодчество уже угасало, дав очень мало сооружений, могущих быть названными русской готикой. Однако, в этом немногом нет слепого подражания ни основным канонам западной готики, ни деталям их. Зодчие поняли, что если уж строить в каком-либо «стиле», то так, как если бы этот стиль здесь родился.
Поэзия же не нашла в себе достаточно силы и смелости, чтобы построить свой канон. В узкие же пределы чужого канона вложить национальное содержание было невозможно, чему яркий пример дают сонеты Бальмонта. Когда от вдохновенной «Песни миров» он обращается к русским национальным темам (сборник «Марево»), его сонет становится тяжёлым и надуманным. Поэтому тот, кто хочет работать над сонетом, должен попытаться предугадать будущее русской архитектуры, или хотя бы приблизиться к тому, что было сделано ею для русской готики, и построить сообразно этому русский сонетный канон. Нужно не бояться ввести в сонет трёхсложный метр и дактилические и гипердактилические рифмы, и даже произвести более существенные деформации сонетной схемы.