Я встретил его на синем
безлюдье горы Белуха.
– Куда вы, граф?
– Я в Россию –
страну Золотого Духа!
– Была, говорят, такая
страна, да туман над полем
украсил её рогами
и криком ночным, коровьим!
– Думать так о России –
значит, серьгою в ухе
звенеть луне о бессилье
её Золотого Духа!
И слез с жеребца, и камень
потрогал рукой горячей,
где ниткою на эмали
гадюки язык маячил.
Дышала альпийской грудью
округа, бросая тени
на всё, что страною будет,
когда уйдут приведенья.
Страна голубой эмали,
медвежья страна – Россия
виднелась, как степь немая,
и плакала от бессилья.
– Давно уже схоронили
в России ваше, – сказал я, –
в военной неправой силе,
в папахе с полоской алой.
Вернулся безумный Павел –
плешивый единоросец,
и бойко народом правит,
и смерти юношей просит…
И пальцы графа блеснули –
закрыли мой рот, как рану,
и запах алтайской пули
почуял я из тумана.
И грозно сказал он зверю,
грызущему в сердце камни:
– Ты знаешь, а надо – верить
и трогать её руками!
И плыть по весне на лодке
по Волге и Енисею,
смущая уменьем кротким
любить ни за что Расею!
В лучах живых, предзакатных
алели снежные горы,
и ехали Чуйским трактом
солдаты, врачи, шахтёры.
И граф посмотрел мне в душу
главою «Войны и мира» –
открылись моря и суша,
и облик подруги милый.
– Пора мне ехать, однако, –
сказал он с печалью кроткой,
читая звёздные знаки
на крыльях лесной сороки.
И обернулся эхом –
наградой вещему слуху,
и дальше в страну поехал –
страну Золотого Духа.