как смотреть на него, растекаясь млечностью
всех неисповедимых путей,
если он - лабиринт кромешный, горизонт бесконечный,
если я для него одного танцую. босиком. на цыпочках. в темноте.
тянусь к нему каждой искрой, языками вечернего пламени,
которое во мне разжигает его усмешка и то как он держит сердце моё в руке,
если я под его ногами — листва и трава, снег и влажные камни,
если он как степной, раскалённый ветер, кристально зимнее солнце — для всех, но ни с кем.
если он во мне, а я рядом с ним, близко, но всё время поодаль.
любуюсь им, то пристально, то украдкой, но всегда на него смотрю.
если он звучит во мне скрытой от глаз посторонних кодой, гимном свободы
- квинтэссенция счастья, приватный, вкрадчивый абсолют.
как мне о нём рассказать, чтобы боги не вздрогнули,
ведь ревность богов кровожадна, коварна и тем страшна.
что я невидимым стражем стою у него за окнами,
что каждый свой сон плыву к нему, стараясь почти не касаться дна
всепоглощающей, отчаянной, трепетной нежности,
я не знаю, что это. ты знаешь? тогда скажи.
если я вижу его раздетым, горячим под любыми одеждами,
и не знаю, как дальше справляться, как мне жить
с этим небом и океаном бескрайними, им наполненными,
слушая стук сердца, голос его губами ловить и смех.
если мне хочется топить его требовательными ладонями,
как солнце весеннее - колкий, строптивый, искрящийся снег.