.
ДРЕВЕСНЫЙ СОК
Автор: Новелла МАТВЕЕВА
СОДЕРЖАНИЕ
- Не сам сонет растаял в блеске лунном
- Нам Пушкин дал сонета контур смелый
- Кто с носом не в свое суется дело
- Когда сонет плохой, то он – злодейский
- Познанье – скорбь. Как на огне каштан
- За нелакейство чувств – «литературным»
- Как лебедь прячет голову в крыло
- Как связка нот растительных, а с ней
- В том парке, где листвы опавшей охра
- Есть гениальность ночи... Сокровенность
- Восток, прошедший чрез воображенье
- Толпа глядит, бледна и длиннолица
_________________________
- Конечная истина
===================================_ld_====
***
Не сам сонет растаял в блеске лунном,
А давняя сонетная пора:
Древесный сок извечно будет юным,
Хотя веков крепка на нем кора.
Застыла ода идолом чугунным,
Элегия уходит со двора...
И лишь сонет – еще бежит по струнам,
Еще дрожит на острие пера!
Он жил давно. Но это не причина
Вновь не ожить ему для новых тем.
Его конец – еще не есть кончина.
(Смотря кто кончил! Как! Да и зачем!)
Шекспир – и тот не вычерпал сонета!
И ковш у родника оставил где-то...
1958 - 69
***
Нам Пушкин дал сонета контур смелый.
С ним редко связан тот, кто пел Тамань.
Взрастила плод, хоть пышный, но незрелый
В нем Символизма призрачная рань.
В нем Брюсов правил строчек филигрань.
Им в Кижи – гвоздь вгонял формач умелый.
Покуда вдруг – свершений остров целый,
Мечты святой фазанью глухомань
В нем не открыл Вильгельм-Завоеватель!
Полузаглохших троп распознаватель,
Ронсара друг, советчик Дю Белле,
Камоэнса, искавшего свободы,
Какую редко встретишь на земле
(Вот разве что заглянешь в переводы)...
1983
О «ХРОМОМ» СОНЕТЕ
...........................Сонет «хромой»,
...........................Сонет «глухой»...
...........................Ах, только 6 не слепой!
...........................А все мне снится Идеал,
...........................Как зверю – водопой.
Кто с носом не в свое суется дело,
Тот просто неуч! Вредный и шальной!
Ну, так судья ль я тем, кто пишет смело
Сонетных строк – тринадцать? Без одной?
Но знаю, что в системе, мне родной,
Хромой терцет глядел бы... оробело,
Как на ковбоя или корабела
Больной прислужник в лавке скобяной.
Эх, не по мне ломать кому-то ноги!
Стихи ведь тоже люди! Даже боги!
Бог – мой сонет иль человек простой,
Но раз не может он занять Гефеста,
Литейщика божественного, место –
Куда б ему податься – с хромотой?!
1988
***
Когда сонет плохой, то он – злодейский.
И вот уже, действительно, тогда,
Нас не спросись, надев парик судейский,
Кто без вины – он судит без суда.
Но тот ему, с его повадкой змейской,
Четырнадцатистрочник не чета,
В котором есть Работа, есть Мечта
Стопы своей не замочить летейской
Водой стихов дурных. Но и сухим
Не вырваться, как плут... Подвергнув сглазу
Чужой сонет; сочтя его доросшим
До бранных слов, – скажите лучше сразу:
Плохой сонет не может быть хорошим,
А неплохой – не может быть плохим.
январь 1992
СТРАХ ПОЗНАНИЯ
Познанье – скорбь. Как на огне каштан
Трещит по швам, так сердце рвется в Хаос.
Но страх познанья кончится. А там –
Опять начнется радость, доктор Фауст!
Та радость будет высшей. Но усталость
И вековечный страх мешают вам
Из-под руин отрыть бессмертный храм.
Хоть до него и дюйма не осталось.
Смертельно страшных шесть открыв дверей,
Ученый муж захлопнул их скорей,
Седьмой же – и коснуться побоялся.
А именно за ней рос чудный сад,
Где пел источник, вспыхивал гранат
И день сиял и тьмою не сменялся
ПРОВОЛОЧНЫЙ СКВОРЕЦ
За нелакейство чувств – «литературным»
Прослыв, преодолеешь ли когда
Наветы, стих мой? К тогам и котурнам
Отброшен ты на долгие года.
И кем! Как раз картонным (вот беда!)
Каркасным, как бы вовсе бесфактурным,
Скворцом! Аранжировщиком ажурным,
Составленным из хитрости и льда;
Слепым копировальщиком, арбитром,
Чья рыбья кровь искусственности литром
Разведена; кто видит не предмет,
А тень его, сто тридцать третью сразу;
Кто перехватчик на чужую фразу,
Но в ком самостоятельности нет.
ПОДОБНО ЛЕБЕДЮ...
Как лебедь прячет голову в крыло,
Так ландыш прячет в листья венчик дикий,
Чуть только май затеплит свет его
В сухой тени, где зелень земляники.
И там, где руку мне в ручье свело,
Где пух совы летает, в солнца блики
Вплывая, где, крутой, в сорочьем крике,
Обрыв шагам давался тяжело, –
Как я искала в детства кущах пестрых
Такую связку росяных наперстков!
Как если бы и всех грядущих лет
Моих судьба зависела с рожденья
От слабого душистого растенья
И от того, найду его иль нет.
ПОИСКИ
Как связка нот растительных, а с ней
Скрипичный ключ, поднявшийся несмело,
Он мог напомнить песню белошвей,
В цветущих колокольчиках прострела
Закрепощенную; ничьих ушей
Еще не достигавшую; всецело
Пропавшую, как брошенное дело.
Но я ищу уже так много дней
Свой ландыш! Ну а вдруг – найду? На шею
Себе же? в доме теснота и копоть:
Пристроить гостя – нет ни уголка!
Так, не его искала я, должно быть,
Приняв стиха растущего идею
За поиски далекого цветка.
***
В том парке, где листвы опавшей охра,
Желтея, светит под росой зари,
Где шампиньон – душисто-дряхлый рохля
С изнанки красен, теплит изнутри
Свои крошащиеся фонари;
Где все, что видит глаз – трава ли, мох ли, –
Все превращается в пустынно-мокрый
Всеобщий запах горестной земли, –
Не ведая тоски остережений,
Одно лишь знала я: здесь веет гений
Великой тайны! Терпкий потому,
Что он далек от будничности света
И что... не пустит жизнь меня к нему,
Отнимет ключ, не даст мне вникнуть в это.
1961-92
***
Есть гениальность ночи... Сокровенность
Несбыточного властна в поздний час
Дойти до сердца каждого из нас.
Одни ее хранят, как драгоценность,
Другие разбазаривают враз,
А третий – впав на радостях в надменность,
Несет ее в дневную современность,
Как личной посвященности запас!
И говорит: «Не правда ль? – мы с тобою
Возвысились над грубою толпою?!»
Вот как, приятель?! Знай же: есть мосты,
Где всяк батрак пройдет! Огласку тайны
Не позволяет людям воспитанье.
Но каждый видел то, что видел ты!
декабрь 1994- январь 1995
***
Восток, прошедший чрез воображенье
Европы, – не Восток, а та страна,
Где зной сошел, как тяжесть раздраженья,
А сказочность втройне заострена,
Где краски света, музыки и сна,
Шипов смягченье, роз разоруженье,
Жасминовые головокруженья
В ста отраженьях – комнат глубина.
Сто потолков огнем сапфиров движет.
Сонм арапчат по желтой анфиладе
Бежит, – и в то же время на коврах,
Далеких, золотых, недвижных, – вышит...
А дым курильниц всё мотает пряди –
Не вовсе с прялкой Запада порвав.
1980
МЕЧТАНИЕ ГОРОДА
Толпа глядит, бледна и длиннолица, –
Нос-полумесяц остро вздернут вверх.
Как в облаках дыхания мелиссы
Зеленоватых – реет судоверфь.
На крышах – кошек черный фейерверк.
Спускающихся улиц вереницы...
На вывесках, витающих, как птицы:
Ключ. Апельсин. Башмак. Посуда. Вепрь.
Трех пансионов лесенки кривые
С половиками красными, как жар,
Скакнут, имея целью мостовые,
Но, не допрыгнув, плавят солнца шар.
И странники бредут по эспланадам:
Живые – с нарисованными рядом.
1963-69
____________________________
КОНЕЧНАЯ ИСТИНА. Новелла МАТВЕЕВА
Если бы я могла узнать заранее (сразу из всех противоречивых источников), какими жесткими правилами обставлено сочинение сонета, возможно, я не ступила бы на этот шаткий путь с тою самоуверенностью, которая была мне свойственна в юности. Могу сказать, что львиную долю своих сонетов я сочинила, так и не зная – знаю ли я сонет? и даже – знают ли его другие... Ибо водить знакомство с сонетом – это значит (во всяком случае, так было со мной) каждый день узнавать о нем что-нибудь новое! Так, изобретши некий сонет сегодня, назавтра вдруг узнаешь (вдруг – потому что, как я уже намекнула, разные словари говорят о нем разное!), что в нем нельзя было употреблять больше одного раза одно существительное. Ну что же? Вы стараетесь это учесть для следующего сонета, как вдруг вас оглушают известием, что в сонете не следовало бы рифмовать имена и названия (но, разумеется, вам нипочем не подскажут – с чем их нельзя рифмовать: друг с другом или с любым другим словом?!) ... Далее, прочитав сонет классика (почему-то весь дактилический!), вы узнаете, что дактилическая рифма в сонете недопустима (вариант – нежелательна), а еще через время, – что композиция сонета должна быть «железной», что главная мысль должна содержаться в концовке, что нельзя употреблять рифму слишком простую, и так далее и так далее... А еще через день, месяц или год вам объявляется, что негоже в сонете девятистопном нарушать цезуру, что сонет чуть ли не обязательно предполагает Послание (после чего я была вынуждена изобрести для одного сонета название – «К швабре!»), и в конце концов вы со страхом убеждаетесь, что, оказывается, сонет вообще состоит ВЕСЬ из одного сплошного НЕЛЬЗЯ либо из множества НЕЛЬЗЯ мелких, но зловредных, каковых в нем не только больше, чем строк (это-то вы уже давно заметили!), но больше даже, чем слов, а то и слогов, букв даже. От того, что разные специалисты говорят о сонете разное, возникает эффект какой-то странной уклончивой непреклонности сонета, на которую вообще не угодишь, как мстительное древнеязыческое божество, желающее непременно повелевать, само при этом не очень хорошо зная – чего ему, собственно, надо... А если это не так, то напрашивается вопрос: что же можно все-таки авторски предпринять внутри сонета и на его протяжении? Получается, что почти ничего! Ведь если соблюдать правила, то с запретом, например, на глагольную рифму в сонете – русскому сонетисту хоть пропади! Придется учиться безглаголыюстью... «жечь сердца людей»!
Если соблюдать правила, – ведь тогда не удастся уже рифмой обыгрывать впредь названия, заглавия, имена. Хотя – на почве опять же русского стиха – они-то и придают рифме остроумие, а сонету в целом – необходимую звонкость! Если соблюдать правила, то из ямба никогда не выйдешь! А все подсказки выйти из ямба и вообще все подстрекательства к бунту на вас уже не действуют, ибо за годы службы сонету вы сделались поневоле законопослушным. Некие, никогда не показывающиеся людям на глаза – подобно метерлинковской королеве! – темные власти сонета воспитали вас в таком страхе, что вас больше не шокирует и не возмущает требование из сказки: «Пойди туда – не знаю куда; принеси то – не знаю что»!
Так я узнавала сонет. В полном смысле ПОСТЕПЕННО!
Продолжала его постигать, уже являясь автором многих его несовершенных образчиков. И казалось, чем дальше я его узнавала, тем меньше знала!.. Как ни суровы они, – налагаемые сонетом на свободного человека путы, все ж с некоторого момента вы начинаете радоваться обретению навыков (хорошей, а не плохой, – как вам представляется!) скованности. Как знать, насколько справедлив устав сонета? Насколько целесообразны, связанные с ним требования? Не нами они придуманы, но, как бы там ни было, а мы их приняли! И хотя невидимые судьи, арбитры (или как там их еще?!), ну, словом, «власти» сонета, которых, повторяю, никто никогда не видел, и сами путаются в противоречиях, когда (сквозь толстые стены своих башен) придираются к нам за наши неточности, – все-таки с неких пор нам начинает нравиться наша, так сказать, мирная военнообязанность, наше стремление к самодисциплине. И уже временами английский сонет начинает казаться нам чересчур свободным; ах, не слишком ли много себе позволяющим? И уже сонет итальянский почти перестает пугать нас своей не по климату холодной образцовостью, классической строгостью, когда вдруг (опять вдруг!) мы получаем неожиданное известие, и от людей притом вроде бы знающих, что в сонете, оказывается, если не все, то ПОЧТИ все дозволено!
Выше я уже обмолвилась мимоходом об этих, периодически получаемых нами, приглашениях взбунтоваться, но подчеркну еще раз, что открывшаяся возможность запоздалого неподчинения не только не радует нас больше, но даже напротив: тут-то и настигает нас какое-то странное разочарование... Если нарушения правил невелики, то, по-моему, они бывают даже сколько-то полезны сонету. Но сонет вовсе развязный, сонет с ЛЮБЫМИ вариантами рифмовки, сонет, запущенный на круг едва ли не в плясовом ритме – такой нам давно и самим больше не нужен. А иначе с какой стати мы из-за него (ОТ него, ЗА него!) уже столько всего претерпели? За что, так сказать, боролись? Разве не возмутительно, что после всего этого нас отпускают вдруг восвояси? Что нам выдают вольную как раз, когда мы уже отвыкли от воли?! К тому же мы склонны подозревать, что «воля», даримая нам без учета многих лет нашей беспорочной службы сонету, обманет нас пуще каторги. Может быть, из протеста такому вот полученному однажды «разрешению на разрушение» сонета и собрала я цикл «Неправильные сонеты».
– Бунт против правил? – почти обязательно спросят у меня. Нет! В том-то и дело, что нет. О том и разговор, что нет и нет! В конце концов, правильного на свете не так уж много, чтобы изнемочь под его бременем! Это не остроумно глумиться над правилами на сегодняшних пепелищах! Ведь кто бы и в чем бы ни уверял нас – это отнюдь не законы и правила рушат мир, но как раз отклонения от законов и правил! Может быть, мысли о форме стиха и не повод для таких больших обобщений? В таком случае возвращаюсь к простой предыстории цикла. Мне этим циклом хотелось как-то подчеркнуть, идя от обратного: мне не все равно, как написан сонет. Потому-то сонеты вызывающей, так сказать, формы я и поместила отдельно. Но кстати, это вовсе не значит, что остальные сонеты книги я считаю «правильными». Степень их каноничности – и в этом убедится читатель – тоже очень различна, но в них отразилось, по крайней мере, хотя бы стремление их автора следовать кое-каким установкам. Тогда как в «Неправильных сонетах» неправильность представлена и откровенно, и нарочито.
Казалось бы, цикл, собранный с такими мыслями, не должен пользоваться авторской приязнью. Конечно, лишь иные из него с большой натяжкой можно назвать «сонетами»! А
все-таки я имею к ним слабость, потому что и в них – заветные для меня вопросы и воспоминания... «Потому что (как сказал человек мне близкий, поэт Иван Киуру, которому и посвящается эта книга) они (то есть вообще мои сонеты. – Я. М.) пишутся не столько ради формы, сколько ради их содержания». Что, верно, то верно. Ну, а если бы не это? Если бы из сонета ученого, сонета академического, сонета непогрешимого сотворить себе цель жизни, пугало и кумира? Как быть, узнавая сегодня, что вчерашняя твоя работа – вся из одних упущений? Уничтожить ее? Но... легко сказать! «Кровию сердца пишу я к тебе эти строки», – сказал Афанасий Фет. Так как же выбросить, забраковать за непригодностью пусть «неправильный», но «кровию сердца» начертанный стих? Невозможно пренебречь прошлым, зачеркнуть воспоминание, выключиться на полном ходу из важного спора...
– Хорошо! – вскричал однажды при мне другой поэт (эрудит, историк литературы). – Хорошо, но зачем в таком случае слагать именно сонеты? Пиши уж тогда что угодно, но в другой форме, а не в форме сонета! – так он сказал, обличая разных собратьев (но, может быть, намекая и на автора этого очерка) ... Выше я обмолвилась мимоходом о том, что и другие сонетисты так же не знают (или так же долго не знали сонета), как это было со мной. Если бы это могло служить мне оправданием, то послужило бы и утешением. И то сказать! Ведь среди этих «других» есть и такие, как Петрарка, Данте, Шекспир!.. Не странно ли, что даже они попадались, например, на повторении одного и того же существительного в одном сонете?! И хотя даже самые их неудачи – неудачи гениальные (а наши-то еще неизвестно какие будут!), велик соблазн пуститься по их следам... (Еще бы! Ведь выбрав себе для руководства то, в чем сами великие немножечко пасовали, тем самым мы как бы освобождаемся от обязанности повторять за ними то, что для них было главным; к примеру их подвиг чести!)
Ну, а кроме шуток, а кроме лирических отступлений (по теме и не по теме)? Каковы будут общие выводы насчет сонета? Создается впечатление, что правильный сонет в этом мире вообще сочинить невозможно! Ведь только об одном безупречно правильном сонете я знаю (да и то лишь понаслышке, потому что пересказать его нам так почему-то и не решились). То был замечательный сонет одного из героев Генри Джеймса... Но ведь зато впоследствии глубоко безнравственным человеком оказался сам сонетист! Опять шучу и, может быть, перешучиваю, а все же не избежать мне, видно, одного серьезного разговора. Не знаю, с чем это связано, но и мне (как тому джеймсовскому негодяю) изредка выпадал в виде жребия... почти совершенно правильный сонет! Быть может, несколько таких сонетов даже есть в этой книге? (От сонета всего можно ждать.) Но вообще такое с сонетистами бывает исключительно редко. И ручаться за сказанное я не могу! В известнейшей сказке Гофмана «Крошка Цахес» описывается книга, из которой выбираются на волю с целью удрать картинки! И порой мне кажется, что такая текучесть кадров имеет место и у сонетов – этих подлинных оборотней поэтической формы! Так и видишь: только что сонет был на странице – и вот его уже ищите, как ветра в поле... Только что он был и считался классическим – и вот его как будто подменили!
О том, что сонет почти ничего не дает автору как форма (впрочем, все равно не соблюдаемая!), собственно, и говорится в цикле «Сонеты о сонетах». Однако цель недостижимая, но при этом все же определенная развивает в человеке изобретательность и, как мы уже намекали, приучает его к трудовой дисциплине. Если бы у сонета был девиз, он мог бы гласить: «Со мной, как с конечной истиной! Ее нельзя достигнуть, но к ней можно приблизиться».