.
ГЛАЗА БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ (2020)
Автор: Леонид ФОКИН (со страницы Алексея ФОМИНА)
РУЗСКИЙ СОНЕТ (АСТРОФИЗМ) (др.-греч. «бесстрофный») – вариация сонетного канона, выражается в отсутствии чёткого деления на строфы.
СОДЕРЖАНИЕ
- Чей путь длиннее ветра долгих зим
- В глазах большой медведицы зима
- По-зимнему на записную книжку
- Перерождение не оставляет
- Сугробы спины маленьких китов
- За сечень спросит лютый. Пусть гостят
- В крещенские морозы белой глиной
- Зима. На уличные фонари
- Отравленные синевой живут
- Бумага стерпит. Белое всегда
- Уверенно не скажешь город спит
- Нет обходных дорог лишь топкий берег
===================================_ld_====
***
Чей путь длиннее: ветра долгих зим,
пугающего воем ледяным;
теней, ползущих в ночь из ночи к ночи;
а может птицы, превращенной в дым
и разлетевшейся на сотни клочьев…
Чей путь короче, камня в язвах льда,
похожего на черного кота,
прилегшего на белою рогожу;
а может ивы, той, что у пруда
серебряной, змеиной дышит кожей…
Звенят жалейки бледных пастухов,
чьи овцы помнят путь от дома к лесу.
И чья-то усыпленная принцесса
поет во сне псалмы не зная слов.
***
В глазах Большой медведицы – зима
клубится вдоль березового лога
там, где с утра дрова рубил демьян,
оставив черным птицам горсть семян
а к вечеру все замело дороги
там, где столбы от девы до орла
умеют говорить по волчьи с ночью
и кормят с деревянного крыла
трещоточную исповедь сорочью
где слышно, как трещит в мороз кора
и воют в дуплах беличьих ветра…
но снова скрипнут сани, фыркнет лошадь,
стук топора, с ветвей летящий снег
и эха смех им будто запорошен.
***
По-зимнему на записную книжку
ложатся тени низких облаков.
По изморози белая улитка
ползет в страну счастливых чудаков.
По косяку калитки до засова
ползет, блестящий оставляя след,
на эту нить нанижет солнца свет
худые тени ледяного слова
рябин, которым много тысяч лет.
Звон красных колокольчиков не явен,
под окнами приставленные ставни...
Ползет, и что ей мерзлая земля?
Дом на спине, а в нем тепло от печки,
от волн огня на тлеющих углях.
***
Перерождение не оставляет
следов. По снегу, будто по воде
идти ведя Петра в чертог хрустальный
за вечностью и не встречать людей,
калек, слепых, убогих, бесноватых.
Рука без кисти. Кто о чем, а я
возможностью творить богаче ветра,
на сотни незнакомых километров
раскинувшего сети января.
Холсты горят, но дым от них прозрачен
В нем угореть, скорей всего удача.
Не холодно и холодно вдвойне
Идти, ведя Петра в чертог хрустальный
Идти по снегу, будто по воде.
***
Сугробы – спины маленьких китов,
Плывущих в белом море белых льдов.
Туда, где ждут их злые китобои
На желтой шхуне солнечной весны,
Где луч-гарпун вонзается без боли.
Они плывут в страну надежд и снов,
Волнующих их маленькие души
Туда, где их покоя не нарушат
Хранители холодных мертвых слов,
боящиеся сами зимней стужи.
За днями дни бегут, а их пути
Не предвещают скорых окончаний
Еще чуть-чуть и пусть уже встречают
Их китобои в мятлях золотых.
***
За сечень спросит лютый. Пусть гостят,
пришедшие тропой полночной люди,
зароют клад, посадят белый сад,
построят склад для каменных орудий.
Ножи и топоры, созвездья стрел,
Кривые наконечники для копий,
Великий безымянный передел
Остывших чувств, похолодевших тел
Лесных лугов, трущоб, болотных топей.
Прирученные волки будут выть
Все также на луну и будет плыть.
Под толщей льда невидимая рыба
Своим оледенелым плавником,
Легко вскрывая ледяные глыбы.
***
В крещенские морозы белой глиной
замазаны глаза печных домов,
старуха гонит месяц палкой длинной
на скотный двор к худым бокам коров,
Но спотыкнется, упадет, не встанет,
пес за забором безответно лает…
В крещенские морозы не до слез
и гармонист не рвет меха гармони,
не обнимает стройный стан берез.
Щетинисто встречают утро травы
засохшие, без веры, без теней.
Не спрятать солнца грош в карман дырявый.
Вдоль берега бредет дымок кудрявый
все ближе к лесу, дальше от людей.
***
Зима.
На уличные фонари
садятся искры деревенских кузниц.
Мне не впервой вечерней мгле дарить себя…
а чем еще владеет узник?
изломанною тенью на стене;
прерывистым дыханьем в тишине,
но это все дешевые игрушки.
Когда кружится белый легкий снег
снаружи, то внутри темно и душно.
Еще есть клочья чувств и мыслей ворох,
добавь воды, лепи полярных сов
и леммингов страны ползущих мхов
в холодный океан, и тихий шорох
в гортани умирающих стихов.
***
Отравленные синевой живут
недолго и непостижимо.
Расплачиваясь звездами за имя,
похожее на старый зимний пруд
Во льду прорубленная иордань
крестом широким, черным в лунном свете,
в нее как будто окунулись дети,
а после них береза, ясень, ель,
а после них надежда, вера, ветер…
А после замела ее метель,
цепями льда сковала стужа. Бел
стал черный крест… За ночь, неуловимо…
Но где ж любовь, которая свята,
тем первым давшая второе имя?..
***
Бумага стерпит. Белое всегда
терпеть готово черную проказу.
Слепые не излечатся от сглаза,
во тьме солгут и не солгут ни разу
о том что знают, как поет вода
когда ручьями разрезает поле
на сирые суглинистые доли
когда уходят строки в пустоту
за синюю небесную версту,
когда душа сама себя неволит
рождаются на небе облака
и рыбой, и улиткой, и пророком
и светлою улыбкой старика
сидящего в сторонке одиноко
***
Уверенно не скажешь: город спит,
спит набережных розовый гранит,
дома, дворы, ограды и ворота,
скульптуры в парке, лавки, фонари
и воровато-серые вороны.
Спят улицы, укутанные в снег,
определив реальность зимней ночи,
сравни с ней день, она его короче,
чем дольше сон, чем глубже сон во сне.
В нём горлышком бутылки о бокал
легонько звякнуть, улыбнуться сладко
и разломить на дольки шоколадку,
ладонью провести по коже гладкой,
поцеловать… зачем так долго ждал.
***
Нет обходных дорог лишь топкий берег.
Ведет сквозь ночь цветущий снегом вереск.
Оставив без ответа, без мечты,
без веры, без надежды, без опоры
в лохматых, колких лапах пустоты.
Прогнивший мост и брошенный паром,
с пробитым днищем лодка и.. без вёсел
не уплывешь к улыбкам бледных вёсен
к противным крикам галок и ворон.
Проснешься утром (где-то) в декабре
не засыпая.. сотни лет немея,
рисуя на стекле седую фею,
придумывая парки и аллеи,
и ушки белок в звонком серебре.
.