Тропа́ми в затылок друг другу храпя,
И тут же сопя, и во сне чертыхаясь,
Идут, и бредут, беспросветно тупя,
И в норы хорьков без конца оступаясь.
В занозах язык, проверяли шершавость
Ступенек ведущих с крыльца на зарю.
Ступеньки не шкурили, экая важность!
А вот и пришлось. И забавно хрю-хрю...
Ну, в общем, пошли, засыпая толпою,
Кто просыпался — пугался аж страсть как:
Спят и идут, бормоча сам с собою —
Каждый кто знает, что он не дурак.
Проснувшийся тут же метался безмерно,
Как из потока храпящего выйти...
В норы хорьков. В беспросветное «но».
Но выходил, продолжая идти.
Только на свет уже, в разуме, чисто.
Видя где норы. Где, собственно, день.
Вот он, рукою возьми, и — лучисто!
Глядь: вся толпа затолпилась на пень.
Ну и что делать? Проснулся еще кто?
Вон, вроде лезет, сбирая с себя
Смех паутины, блевотное нечто,
И отрясая руками, скорбя.
Тайно и знаками: «слышь? тут я».
Ага, углядел, аккуратно идет.
Жизнь, его тоже несмело любя —
В солнце над миром вечерне поет.