Проснувшись, Павел Петрович Пищалов сразу почувствовал некое легкое раздражение. Его супруга, Марфа Ивановна Пищалова, так широко раскрыла шторы, что от утреннего яркого солнца решительно некуда было спрятаться.
-Марфуша, ну зачем с утра пораньше так широко открывать шторы, надо ж сначала проснуться и постепенно к свету привыкать!
-Так солнышко какое радостное, Павлуша!
-Кому радостное, а кому и в контору, - недовольно проворчал Павел Петрович, влез в тапочки и засеменил в уборную.
Там его ожидал еще один не очень приятный сюрприз, он обнаружил, что кончилась бумага, но было уже поздно, дело было сделано.
-Марфуша!, - закричал фальцетом Павел Петрович.
Вообще-то у Павла Петровича в адекватном состоянии был вполне нормальный голос, но в минуты раздражения его голос походил
на что-то нечто среднее между писком и визгом.
-Что, Павлуша, что, родной?
-Где?
-Что где?, - не понимала Марфа Ивановна.
-Бумага где, родная?, - передразнил супругу Павел Петрович.
-Ааа, бумага, сейчас принесу, милый!
-Спасибо, - сквозь зубы процедил Павел Петрович. Он чувствовал, что надо взять себя в руки, но пока выходило не очень.
За завтраком тоже как-то все не ахти ладилось, каша оказалась густовата, а он-то любит пожиже, и чай оказался переслащенным, но тут уж он сам виноват, в раздражении он забыл, что один раз уже клал сахар, а поскольку Марфа Ивановна уже хлопотала на кухне, то подсказать-то ему было некому. В общем день обещал выдаться сложным, но Павел Петрович, как настоящий мужчина, мужественно отправился на работу в контору, где он служил бухгалтером. По дороге на работу с ним случилось еще два не очень приятных случая, сначала он зазевавшись, наступил левой ногой в глубокую лужу, отчего нога тут же насквозь промокла, и было очень противно. Но это было поправимо, заботливая Марфа Ивановна, хорошо зная своего мужа, всегда клала Павлу Петровичу в портфель запасные носки, а на работе можно было переобуться в сандалии. Второй случай был менее приятен, в трамвае номер три, на котором он добирался до конторы, он замешкался на подножке по причине большого скопления народа, всё-таки час-пик, и его плащ утянули вперед вглубь вагона. Он с раздражением начал тянуть его на себя, и тот с противным, как правило неприятным всем нормальным людям треском, порвался, благо, как выяснилось по шву, зашить было можно.
Так с грехом пополам Павел Петрович добрался до работы, и начался вполне обычный рабочий день. До обеда ничего особенно примечательного с Павлом Петровичем, можно сказать, не происходило. Разве что глупая муха зачем-то залезла в чернильницу, и когда бухгалтер выковыривал её оттуда, закапал чернилами две малозначительные, но всё же нужные бумажки, и рукав своей белой рубашки повыше локтя.
Из-за бумажек Павел Петрович ничуть не расстроился, и тут же их переписал, а вот с рубашкой было посложнее.
"Отстирается ли ещё",- с некоторым сомнением думал Павел Петрович. Еще вспомнился порванный плащ, и стало совсем уныло.
Но как бы там ни было, а обед всё-таки наступил, и Павел Петрович, немного повеселев, отправился в столовую.
К сожалению, в столовой не оказалось любимых Павлом Петровичем отбивных, а были пожарские котлеты, которые он любил чуть меньше, но в общем были тоже приемлемы. Хуже было то, что вслед за ним в столовую пришел Антон Степанович Хрычев, которого Павел Петрович терпеть не мог, потому как тот, во-первых был ужасной занудой, а во-вторых постоянно норовил всех поучать. Ни первого, ни второго Павел Петрович не выносил, и когда тот его окликнул, сделал вид, что не расслышал и выбрал столик где было всего одно свободное место. Однако Павел Петрович не успел еще доесть свою котлету, как одно место за его столиком освободилось, и которое тут же и занял Антон Степанович.
-Приветствую, Павел Петрович! Кричу Вам кричу, а Вы не слышите.
-Здравствуйте, Антон Степанович. Шумно, не услышал видимо.
-Да, шумновато. Как Вы поживаете?
-Спасибо, кажется все хорошо. Как Вы?
-Да тоже все неплохо, вчера за грибами ездил, три часа бродил по лесу, ни одного не нашел, нет грибов. Вы не знаете, куда они все подевались?
-Нет, не знаю, я не грибник.
-Да я тоже не большой знаток, но куда-то они все-таки подевались. Как Ваш баланс, продвигается?
-Продвигается потихоньку.
-Ну Вы там давайте, повнимательнее, - наставительным тоном изрек Антон Степанович.
Павлу Петровичу захотелось взять стакан с компотом и вылить его за шиворот Антону Степановичу: "С какой стати он будет еще меня поучать, как мне работать. Он мне что, начальник, он вообще из другого отдела, пусть своих подчиненных наставляет."
-Да, бухгалтерия - вещь серьезная, - продолжал рассуждать Антон Степанович, - от неё вся работа нашей конторы зависит. И наши зарплаты тоже, так что Вы там давайте старайтесь, чтоб комар носа не подточил.
Павлу Петровичу захотелось со всей силы огреть подносом по лысому затылку этого умного человека, но в силу своей интеллигентности он сдержался. Наконец-то был доеден последний кусочек котлеты, выпит компот, и Павел Петрович встал из-за стола.
-Всего хорошего, Антон Степанович. Приятного аппетита.
-Всего хорошего, Павел Петрович. Так Вы уж там постарайтесь!
-Непременно.
"Идиот",- без злости, и даже с некоторым сочувствием, подумал Павел Петрович и отправился к себе в бухгалтерию. Рабочий день неспешно продолжился. Забегали младшие бухгалтера за советом, зашел Илья Васильевич Подмухин из отдела продаж перехватить десятку до получки. В общем ничего примечательного не происходило и Павел Петрович даже немного заскучал со своими числами. Вдруг в половине шестого на улице раздался истошный старушичий крик, Павел Петрович бросился к окну, и увидел, что на улице начала собираться толпа. Вся контора высыпала на улицу поглазеть на происшествие. Павел Петрович тоже вышел, выяснилось, что какой-то ротозей не нарочно налетел на древнюю бабушку, спихнул её с тротуара на мостовую, где она теперь валялась и верещала как сирена воздушной тревоги. Своими воплями она вогнала всех в такой ступор, что никто даже не мог сообразить, что неплохо было бы ей помочь. Один Павел Петрович нашелся, поставил бабушку на ноги и завел на тротуар. Бабушка видимо в состоянии аффекта, и не очень помня своего обидчика, набросилась на Павла Петровича.
-Ты что ж, охламон, вытворяешь? По сторонам глазешь, а меня чуть жизни не лишил? Ах ты, паршивец эдакий, совсем старость не уважаешь!
Теперь уже растерялся Павел Петрович, и начал даже что-то бубнить чуть ли не в своё оправдание. Тут уже подскочили конторские коллеги и кое-как все ж сумели объяснить, мало что понимающей в тот момент, бабушке, что Павел Петрович вовсе и не обидчик, а скорее наоборот, и можно сказать, её спас. Бабушка кажется немного вразумилась и даже напоследок поблагодарила своего спасителя, но за свои оскорбления извиниться забыла. Павел Петрович обескураженный вернулся в контору. Часы показывали шесть, пора домой.
Выйдя из трамвая он зашел в кондитерскую за хлебом и пирожными, но на кассе выяснилось, что кошелька-то и нет.
"Вот это номер,- подумал Павел Петрович,- неужели в трамвае свистнули?"
И начал осматривать свой портфель, кошелек он почти всегда носил в нем. Портфель был цел и застёгнут.
"Наверное на работе забыл",-подумал Павел Петрович, вспомнив, что одалживал деньги Илье Васильевичу. Правда потом он еще вспомнил суматоху на улице и закрались сомнения. Деньги-то небольшие, всего-то двадцать пять рублей, но кошелек жаль, добротный, его ему Марфуша подарила на годовщину свадьбы.
-Ты садись ужинать, а я пока постираю рубашку и зашью плащ. А кошелек наверняка на работе лежит. Нашел из-за чего расстраиваться.
Через полчаса все было готово, Павел Петрович и поужинать-то толком не успел.
-Ну смотри, и рубашка отстиралась, и плащ как новый.
-Спасибо, любимая!,- умиротворенный Павел Петрович поцеловал жену -, пойдем спать?
-Да, пойдем, тебе ведь завтра на работу.
Павел Петрович удобно расположился на кровати, и уже совершенно счастливый пожелал жене спокойной ночи.
-Спокойной ночи, родной. Все будет хорошо!
Павел Петрович накрылся с головой одеялом, прижался к супруге, и сладко заснул.