небо - оскомина.
истина, что скользит дымом и песней по сорванным глоткам,
и лишь мгновение - лестничный пролёт, что остаётся вздохами
между
подсчетами
этажей,
как колыхается в своей последней исповеди опавший лист - по парапетам и полкам
рассыплю этот момент смерти: раскадровка секундных метражей
этой многогодичной, как рябиновые настои, воробьиный шелест, элемент болезни,
когда в кармане своего пальто теребишь пальцами краешек строк,
и лишь бы успеть дойти, от пишущего по тебе пейзажа и внутренних репрессий,
до порога дома, чтобы выплеснуть за края закладок мучавшее, поставить очередной стежок
на корешке словоблудия, что пахнет сыростью и холодным пеплом от горького табака,
смачивая кончик острого угла, загнутых на (не)вечную память, страниц…
и ты закрываешь перед долгой ночью свои слепые от темноты глаза
и пытаешься вспомнить очертания когда-то коснувшихся тебя лиц.
болезнь становится тебе роднее, чем написание имён на скомканной бумаге,
роднее, чем невесомая тишина в коконе ладана и молитв,
но лишь воспоминание: темно-бордовые жилы лежащие на дождевой влаге,
трепыхание крыльев, словно в этот раз нарушенный норматив…
этой осени, что уже встала в каждой поэзии поперёк содранного горла,
да и самому писать о своих меланхолиях и избитых чувствах, кажется, так нелепо,
ведь каждый год все по новой:
слякоть, опавший под ногами коричневый лист,
промокшая бумага,
непогода,
да и небо… оказывается, просто обычное небо.