Настала осень, опадают горько листья,
Три шаурмы ползут на дивный юг.
Я в парке, на плечо ко мне садится
Последний из живых котлетный жук.
Тушёнки стая гордо впала в спячку,
По лесу в одиночестве брожу,
Блинов косяк летит за водокачку,
Ему одной рукою помашу.
Уж белый снег кружится, и ноябрь
Смеётся, набирая высоту.
И чебуреков сочновкусных табор
За вёрстами бредёт свою версту.
Радар мясной окутал меня тишью,
И эта глухота везде звенит.
Я проглядел глаза, смотря за вышью,
Нутро моё повёрнуто в зенит.
Бредя в беспамятстве, бреду и в наважденьи,
Увидел искру, давшую мне жизнь:
На пустыре томилися пельмени,
Я мухам подле них воскрикнул: "Брысь!"
Домой принёс пельменей чудный ворох
И, ослабевши, грянул в забытьё...
Но смерти нет! Ещё остался порох!
И тщетно восклицает вороньё!
Пельмени – подобрал я их руками –
Летите прочь, сыны мясны мои!
Я знаю! Где-то там, за небесами,
Блаженные проносятся ручьи!
Летите прочь! А я останусь дома...
Но память об отце должны вы взять...
Я вновь один, один в раскаты грома.
Такой ваще голодный, голодный и холодный остался безвозвратно умирать...