Радио Ностальжи 20. Память оттаявшей земли

Психоделика Или Три Де Поэзия
.






РАДИО НОСТАЛЬЖИ 20. Сонет в США


ПАМЯТЬ ОТТАЯВШЕЙ ЗЕМЛИ


СОДЕРЖАНИЕ:


– Я не найду пути: глухой покров / Эдвин Арлингтон РОБИНСОН
– Они все десять безмятежных лет / Эдвин Арлингтон РОБИНСОН
– И вот ему пришлось в конце концов / Эдвин Арлингтон РОБИНСОН
– В краю, где вечно воют норд-норд-осты / Эдвин Арлингтон РОБИНСОН
– Здесь зеленела до поры пшеница / Эдвин Арлингтон РОБИНСОН
– не сострадай больному бизнесмонстру / Эдвард Эстлин КАММИНГС
– невежество съезжает с горки в знанье / Эдвард Эстлин КАММИНГС
– Ты  –  в памяти оттаявшей земли / Эдна Сент-Винсент МИЛЛЭЙ
– Обеты я не слишком свято чту / Эдна Сент-Винсент МИЛЛЭЙ
– Разъятье рук твоих подобно смерти / Эдна Сент-Винсент МИЛЛЭЙ
– О нет, не допусти, чтоб разум твой / Эдна Сент-Винсент МИЛЛЭЙ
– От воскрешенных утром сновидений / Эдна Сент-Винсент МИЛЛЭЙ

===========================================_rn_========



Эдвин Арлингтон РОБИНСОН

(1860–1935) поэт, писатель и драматург. Лауреат Пулитцеровской премии. Должен быть отнесен к числу предшественников поколения 10-х годов, хотя его сборник «Человек на фоне неба» (1916) был одной из самых характерных и значительных поэтических книг своего времени. Повышенный интерес к поэзии, которым отмечены 10-е годы, помог осознать истинное значение Робинсона, объективно выявившееся гораздо раньше, когда были опубликованы «Дети ночи» (1897) и «Капитан Крейг» (1902).


КРЕДО  (Перевод А. Сергеев)

Я не найду пути: глухой покров
Завесил путеводные светила;
И в воздухе бездушном все застыло,
Лишь временами долетает зов
Могучей музыки из тех краев,
Где упражнялась ангельская сила,
И упражненье ненароком свило
Венок из мертвых листьев без цветов.
Ни проблеска, ни звука, все мертво.
Чему, страшась и радуясь, пропеть я
В ужасной мутной мгле хочу ответ?
Сквозь все, над всем и за чертой всего
Мне вести шлют далекие столетья,
Я чувствую грядущий в славе Свет.


ДОМ (Перевод А. Сергеев)

Они все десять безмятежных лет
Безмолвно друг у друга просят взгляда
И счастливы, что стены их  –  преграда
Меж ними и толпой житейских бед
И толпами людей вовне, что нет
В воспоминаньях их ни капли яда,
Но лишь покой и в довершенье лада  –
Разумного молчания обет.
Им вместе б столько лет не протянуть,
Когда бы знать ей, что его морщины  –
Другой, далекой женщины печать,
Иль если б он ей в душу мог взглянуть
И увидать далекий блеск мужчины,
Который ей бы мог принадлежать.


НОВЫЕ ЖИЛЬЦЫ (Перевод А. Сергеев)

И вот ему пришлось в конце концов
Узнать, как неустойчивы и тленны
Его уюта крепостные стены
При натиске невидимых врагов;
Когда с подпольной злобы спал покров,
Он обнаружил вдруг, что перемены  –
Как ни были малы и постепенны  –
Чреваты разрушением основ.
Когда ж неведомо откуда в дверь
Его случайно отпертого дома,
Галдя, ввалились новые жильцы,
По буйству их он понял, что теперь
До собственного дожил он разгрома
И мир его присвоят подлецы.


НОВАЯ АНГЛИЯ (Перевод А. Сергеев)

В краю, где вечно воют норд-норд-осты
И мерзнут ноги школьников зимой,
Смущен и зачарован тот герой,
Кто, впав в лирические перехлесты,
Безумные выкрикивает тосты
В чаду, где песни и вино рекой,
И страсть кипит, и, чтоб настал покой,
Мечтают черти, жалобны и просты.
Любовь здесь ноша с тяжестью креста,
А Страсть ведет, как думают, в болото;
На спицах вяжет в уголке Мечта,
А Совесть с милой миной доброхота
В качалке гладит первого кота,
Которого прикончила Забота.


СНОПЫ (Перевод А. Сергеев)

Здесь зеленела до поры пшеница
И тень от ветра длинной шла волной,
А ныне мир по воле неземной
Послушно и неспешно золотится
Тем золотом, которое годится
Не для торговли, ибо сорт иной
И явлен, чтобы звучной тишиной
Все рассказать и не проговориться.
Сюда, где ярких дней  –  наперечет,
Сплошная яркость пробралась, как пламя,
Но золотом горит не горний свод,
А тысяча снопов под небесами,
И тысяча от нас вот-вот уйдет  –
Волшебниц с золотыми волосами.



Эдвард Эстлин КАММИНГС

 (1894-1963) – поэт, писатель, художник, драматург. Окончив Гарвард, отправился в 1916 году санитаром «Красного Креста» на фронт во Францию, чтобы «спасать культуру» от «варваров-гуннов». Арестованный военной полицией по нелепому подозрению в шпионаже, он более полугода ждал суда в лагере для пленных, описав этот свой опыт в романе «Огромная камера» (1922) – одной из ярких антивоенных книг 20-х годов. Тематику и тональность его поэзии определили отвращение к американской повседневности и обанкротившемуся обществу, построенному на насилии, своекорыстии и обмане. Каммингс обладал талантом живописца, чувствующимся и в его стихах. С юности увлекшись Пикассо, он отдал дань поэтике авангардистских школ, в особенности кубизма и футуризма, который был ему близок попытками найти художественный язык, отвечающий «взрывчатости», динамичности эпохи, и своим антибуржуазным пафосом. Эксперименты Каммингса преследуют цель разрушить стереотипы мещанского мышления путем разлома обиходных слов-понятий, лишившихся содержания и смысла. Нередко эти опыты носят экстремистский характер. Однако в целом творчество Каммингса достоверно передает духовную атмосферу на Западе 20-х годов и родственно мотивам литературы «потерянного поколения».


*** (Перевод В. Британишский)

не сострадай больному бизнесмонстру,

бесчеловечеству. Прогресс  –  болезнь
приятная: предавшийся безумству

гигантом карлик мнит себя всю жизнь
–  рой электронов чтит, как гор гряду,
лезвие бритвы; линзы увеличат

невласть немысли и согнут в дугу
где-и-когда, вернув немысль в неличность.
Мир «сделано» не есть мир «рождено» –

жалей живую тварь, любую, кроме
вот этой, мнящей, что она над всеми

владычествует. Мы, врачи, давно

рукой махнули  –  слушай: за углом
чертовски славный мир, ей-ей; идем


*** (Перевод В. Британишский)

невежество съезжает с горки в знанье
и вверх бредет к невежеству с трудом:
но ведь зима не вечна, снег и сани
весна придет отменит, что потом?

история  –  лишь зимний спорт, пожалуй,
ну, троеборье: если бы была
и пятиборьем, мне в ней места мало;
для нас двоих она совсем мала.

Мчит (дикий коллективный миф) в могилу
взбираясь к дикости очередной
по каждой мэджи мэйбел джеку биллу
–  завтра вот вечный адрес твой и мой

уж там они найдут навряд ли нас
(найдут, так дальше убежим: в сейчас


Эдна Сент-Винсент МИЛЛЭЙ

(1892-1950) – поэтесса и драматург, третья женщина, получившая Пулитцеровскую премию по поэзии, одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Писала стихи с пяти лет и уже в студенческие годы пользовалась известностью в литературных кругах. Глубоко традиционная по изобразительным средствам и стиху, ее лирика выразила, однако, настроения, хорошо знакомые по романам Фицджеральда, Хемингуэя и других писателей «потерянного поколения». Миллэй была одним из лучших мастеров сонета в истории американской поэзии. Ее тематика, как правило, ограничивается интимными переживаниями и условными лирическими «сюжетами». Лишь в годы второй мировой войны в творчестве Миллэй обозначились более широкие горизонты: ей, в частности, принадлежит антифашистская поэма «Убийство Лидице» (1942). Долгие годы Миллэй была тесно связана с руководимой Юджином О’Нилом группой «Провинстаун плейерс», для которой она написала несколько пьес.


*** (Перевод М. Редькина)

Ты  –  в памяти оттаявшей земли,
Дороги пыльной, вешнего цветенья,
В неторопливом лунном восхожденье;
Ты  –  в каждой птичьей трели, что вдали

Звенит в разгаре лета, в запустенье
Гнезд, что когда-то свили журавли,
Во всех ветрах и бурях, что прошли
Над миром в годовом круговращенье.

Вверх по тропе, исхоженной рассветом,
Ты не пойдешь, и шума птичьих крыл
Ты не услышишь в воздухе прогретом,

Когда птенец давно уж в небо взмыл, –
Но ты исполнен красотой и светом,
И долгий год тебя не позабыл.


*** (Перевод М. Редькина)

Обеты я не слишком свято чту:
Не будь ты так красив, о мой любимый,
С другим нашла бы я свою мечту
В погоне за красой неуловимой.
Не будь ты редким яством для меня
И вечным утоленьем дикой жажды,
Я бы сбежала среди бела дня
Искать другого, как тебя однажды.
Но ты блуждаешь с ветром заодно;
Приязнь твоя изменчивей прибоя.
Непостоянной быть немудрено  –
Ведь я меняюсь следом за тобою.
Любовь моя беспечна и вольна:
Я неверна, когда тебе верна.


*** (Перевод М. Редькина)

Разъятье рук твоих подобно смерти.
Как, разлучась с тобой, умру опять?
Нам не дано на этой хрупкой тверди
Двукратно жить, двукратно умирать…
Томясь у Времени в узде суровой,
К нам в дверь стучит его гонец  –  рассвет.
Но Время не подвергнет муке новой
Меня на гребне самых горьких бед.
Когда ты розами и рожью станешь,
Видением печальным появлюсь,
Там, где любила, там, где в вечность канешь.
Над прахом незабвенным я склонюсь,
Воздену руки и уйду украдкой,
Как ныне, на исходе ночи краткой.


*** (Перевод М. Редькина)

О нет, не допусти, чтоб разум твой,
Отчаясь, возомнил неосторожно,
Что, раз мы платим дорогой ценой
За красоту, ее купить возможно!
И если в лунном свете соловей
Тебе просвищет с ветки молчаливой,
То вряд ли он слетит к руке твоей  –
Ты не приманишь птицы прихотливой.
А значит, красота вольнее всех:
Ведь красота не горлица ручная,
Не ослепленный сокол для утех  –
Она горда. Целуя и лаская,
Ты красоту голубкой не зови.
Что ей любовь? Она чужда любви.


*** (Перевод М. Редькина)

От воскрешенных утром сновидений
Печалью день пронзен. Везде  –  укор.
Хочу читать  –  но слез поток осенний
Стекает на руки, туманит взор.
Скорбь на корню сильней, чем грусть
                в предгрозье:
Та скорбь в плену у тайны роковой
Выбеливает щеки алой розе,
Мертвит бутон и сушит лист живой.
Глубокий пруд у берегов прозрачен,
Искрится солнцем, тянется к цветам,
А в омуте его покой утрачен:
Чернея, бьется чье-то сердце там.
Сны прогоняют сон; я слез не прячу:
Заплачу  –  и проснусь, проснусь  –  и плачу.












.