«Зачем ты умер, жизнь моя, дорогой мой, меня вдовою оставив? Почему я не умерла прежде тебя? Погас свет очей моих. Где ты сейчас, сокровище жизни моей? Почему не поговоришь со мной, прекрасный свет очей моих? Почему так рано увял, виноград многоплодный? Уже не подашь плода сердцу моему и сладости души моей! Почему не посмотришь на меня, не промолвишь мне какого-нибудь слова? Ужели забыл меня? Почему не смотришь на меня и на детей своих, почему не отвечаешь им? На кого ты меня оставил? Солнце мое, рано ты зашло, месяц мой прекрасный, рано ты померк. Звезда восточная, зачем на запад уходишь? (…) Свет мой ясный, зачем померк ты? Если Бог услышит молитву твою, помолись обо мне, княгине твоей. Вместе с тобой жила, с тобой и умереть хочу. И юность еще не оставила нас, и старость не настигла. На кого оставляешь меня и детей своих? Недолго радовалась я с тобой: за весельем пришли плач и слезы, а за утехой и радостью — сетование и плач. Почему не умерла я прежде тебя, чтобы не видеть смерти твоей и своей погибели! Слышишь ли, мой господин, слова мои печальные? Почему не сжалишься над моими горькими слезами! Звери в норы свои идут, птицы небесные к гнездам летят. Ты же, господин, из дома своего так внезапно уходишь. Кто я теперь? Осталась без своего царя. Старые вдовы — утешьте меня, молодые вдовы — плачьте со мной: вдовья доля — самая горькая (…)»
— Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского
Все знают великого князя Дмитрия Донского, победителя Куликовской битвы. Но мало кто помнит княгиню Евдокию - женщину, которая все время была рядом, любила и поддерживала его. Эта пара жила в тяжелое и печальное время Руси, когда постоянные войны, разорения и болезни преследовали царствование Донского. И несмотря на это, супруги были счастливы.
Евдокия родилась в семье суздальского князя Дмитрия в 1353 году. Княжна была хорошо образованна и любила читать, у ее отца была великолепная библиотека. Отец Евдокии решил выдать ее замуж за московского князя Дмитрия, чтобы закончить многолетнюю борьбу Московского и Суздальского княжеств.
Писательница Лариса Васильева в первую очередь известна своими очерками о судьбах кремлевских жен XX века. Почему-то среди них не оказалось ни особо ярких, ни особо успешных, ни, тем более, по-женски счастливых. Как тени, прошли они сквозь свое время, почти не оставив о себе никакой исторической памяти.
Но оказывается, писательницу долгое время волновал образ совсем другой героини из невообразимо далекого для современников XIV века. Имя Евдокии Московской было незаслуженно забыто в советской России — несмотря на то, что была она супругой одного из главных героев российского воинского пантеона.
Возможно, она просто не вписывалась в официальные исторические каноны из-за того, что еще в XV веке церковь признала ее святой — на пять веков раньше, чем Дмитрия Донского.
Но в ее судьбе самое поразительное даже не это, а то, что в эпоху, когда княжеские браки совершались исключительно по династическим, а не романтическим соображениям, Евдокия вышла замуж по любви и пронесла эту любовь через всю свою жизнь.
В детстве дочь суздальского князя Димитрия Константиновича никогда не называли уменьшительным именем, только — Евдокия. Видимо, было в ней что-то такое, что требовало соответствующего созвучия.
Своего будущего мужа — молодого московского княжича Димитрия — она увидела из окна своего дома, когда тот приехал к ее отцу решать вопрос, кто будет князем Владимирским. Увидела и как будто узнала — Он. И попросила у своей любимой иконы Богородицы Владимирской — "дай мне Димитрия в мужья".
В 1365 году в Москве случился страшный пожар, поэтому свадьбу отпраздновали в Коломне. Дмитрию было 15 лет, а невесте 13 лет. По отзывам современников князь Дмитрий был человек высоких моральных качеств, скромный и целомудренный.
В Коломне радостно переливались в звоне колокола, валом валил народ в кремль... Радость-то какая! Князь Димитрий Иванович женится, сам митрополит привез молодых венчаться в Коломну. Давно не было такой радости на этой земле...
Славен город, славен город
Да на взгорье, да на взгорье!
Звон-от был, звон-от был
У Николы колоколы, у Николы колоколы!
Славна была, славна была
У Димитрия дочерь, у Димитрия дочерь,
Славна росла, славна росла
У Константиныча большая,
Сватались на Евдокии, сватались на Евдокии
Трое сватовья, троя сватовья,
Троя сватовья, троя сватовья,
Трое большое, трое большое.
Первое сватовье, первое сватовье
Да из Новгорода, да из Новгорода,
Другое сватовье, другое сватовье
Да из славной Москвы, да из славной Москвы...
Пели красные девки у княжьего терема, где одевали невесту, убирали - косу расплетали... Поверх сарафана парчового надевали нарядный, из камки желтой с аксамитовой багряной вошвой, горностаевый кортель на меху. Длинный, до полу, раскошенный книзу, с широкими рукавами... Готовили убрус - обвивать ее головку, бережно несли очелье, разукрашенное жемчугом, а концы убруса, расшитые разноцветными шелками, золотом и серебром, мягко скользили по рукам боярынь... Вот он, головной убор, символ власти мужа над женой... Страшно княгинюшке - что ждет ее в великокняжеском тереме?
Ездил в город Димитрий-от молод князь,
Ездил в новый, повыездил, ездил в новый, повыездил.
Красных девок повысмотрел, красных девок повысмотрел,
Сужену Дуняшу повыприглядел, сужену Дуняшу повыприглядел,
Разума-обычая, разума-обычая повыведал, повыведал...
Молодой князь слушал эту песню, а может быть, и какую-то другую, и представлял себе юную невесту, представлял белолицей и тонехонькой, такой, о которой пелось в песне...
Она тонехонька, она тонехонька,
Личушком она белехонька,
Она белехонька, она белехонька,
Белехонька да румянехонька,
Ясны очи ясней сокола, ясны очи ясней сокола,
Черны брови черней соболя.
Ягодницы как маков цвет, маков цвет,
Походка у ней все повинная, все повинная.
Разговоры у ней лебединые!
В невестином тереме открывали сундук с поясами, которые она вместе с сестрами и боярынями ближними вышивала в отцовском доме для гостей свадебных, еще не зная, кто же будет ее суженый..
Так готовились к свадьбе красавицы княгини и великого князя московского Дмитрия в Коломне.
Коломна – не Москва, в ней и по сей день сохранились целые кварталы, не тронутые временем. Там так легко представить себе праздничные толпы на улицах и площадях, перезвон колоколов, свадебный поезд…
Черные горести постигли Московское княжество, многие нестроения преследовали его, но велика была любовь в народе к молодому князю Дмитрию Ивановичу. Жалели его люди - совсем еще мальчик, еще борода не растет, только 15 лет ему...
Начало его великого княжения ознаменовалось небывалыми бедствиями. Летом 1365 года горела Москва, горела страшно, и пожар тот назовет летописец Великим. Жар и зной стояли многие месяцы в восточных землях, засуха погубила урожай. В один из дней загорелась церковь Всех Святых, а поднявшаяся буря разметала горящие головни, загорелось сразу в десяти местах, и не успевали люди огонь гасить, расходилось кругами жадное пламя, пожирая вокруг себя все. За один час или за два выгорел весь город - и Посад, и Кремль, и Загородье, и Заречье. Всехсвятский пожар погубил красавицу-Москву.
После свадьбы в Коломне молодой муж привез жену на пепелище — деревянный Кремль сгорел в очередном пожаре. Но уже вовсю шло новое строительство — на этот раз из известняка. Новый Кремль будет белокаменным.
В следующую зиму напал на Московское княжество «великий мор», горько страдали и плакали люди, по всем волостям Московским:
«Множество людей умирало каждый день - по двадцать и по тридцать человек в день, а иногда и по шестьдесят и по семьдесят, а иной раз даже до ста человек в день. А бывали и такие дни, когда больше ста человек умирало».
Смотрел юный князь на страдания людей, и сердце его сжималось от страха, и молился он вместе с митрополитом Алексием об избавлении от болезни той страшной. Потом юная княгиня будет рассказывать ему, как пришла та страшная болезнь, судя по всему, бубонная чума, в ее Нижний Новгород. Как умирали на ее глазах люди, как ее няньку-мамку жег огнь страшный, харкала та кровью, потом покрылась язвою на шее и в три дня умерла. В Нижнем все говорили, что та болезнь страшная пришла по Волге с низовий. А потом уж болезнь пошла в Коломну, а из Коломны на другой год в Переяславль, а из Переяславля на другой год в Москву... И так по всем странам и городам и во всех пределах был мор великий, страшный.
В памяти осталась страшная трагедия, и княгиня вместе с летописцем рассказывала юному мужу:
«Увы мне! Как описать беду эту грозную и печаль страшную, следовавшую повсюду, куда приходил мор! И везде печаль, и везде горе, плач и рыдание, крики и стоны, слезы безутешные! Плачут живые по мертвым, ибо умножилось множество мертвецов - и в городах мертвецы, и в селах, и в домах, и в церквях, и возле церквей. Много мертвых, но мало живых, и не успевают живые мертвых похоронить. Едва за больными ухаживать успевают - один здоровый на десять больных приходится. Хоронили же по двое и по трое в одной могиле, а иногда - и по пять, и по шесть, а иногда - и по десять сразу. А другой раз и более десяти в могилу клали. На ином дворе один живой остался, на другом - двое, а иногда - одно дите осталось, а многие дворы опустели вовсе».
Рассказывала княгиня, как умирали вокруг нее многие, как умер ее дядя, старший брат отца, нижегородский князь Андрей. А князь Дмитрий едва сдерживал слезы, чтобы не заплакать при воспоминаниях и для него горших - вспоминал матушку свою, умершую в то время и так и не дождавшуюся его свадьбы, вспоминал и братца своего, наперсника его детских игр, Ванечку, который так мучился в бреду и перед смертью не узнал его. Так многое было им понятно и без слов...
Уж как выпало им увидеть недетскими глазами столько горя, оттого казались старше своих лет, оттого лицом были строги и несмешливы эти отроки, Дмитрий и Евдокия. Частенько уходил в себя митрополит Алексий, опуская голову и думая свою тяжкую думу о выпавшем нелегком жребии судьбы для этих юных княжьих дитяток.
Много горя увидел юный князь, но возрос сердцем и мужеством за годы своего отрочества. От отца Дмитрий унаследовал доброе, нежное сердце. Но воле и твердости научил его строгий и многоумный митрополит Алексий, сделавший из него непреклонного великого князя.
В 1354 году в городе Константинополе, столице православного мира, Алексий был поставлен в митрополиты киевские и всея Руси. В 1357 году будущий святитель Алексий был вызван в Орду: жена хана Джанибека, Тайдула, тяжело заболела и ослепла, и хан, наслышанный о даре Алексия, просил русского митрополита исцелить ее. «Мы слышали, - писал хан, - что небо ни в чем не отказывает молитве главного попа вашего; да испросит же он здравие моей супруге». В тот день, когда митрополит должен был отправиться в Орду, в Москве, у гроба святого митрополита Петра, сама собою зажглась свеча, Алексий разделил свечу на части и раздал ее народу, а часть воска вместе со святой водой взял с собой в Орду. Он усердно молился над Тайдулой, зажег свечу и окропил ее освященной водой, - и произошло чудо! Ханша прозрела. После этого Алексий с великими почестями и дарами вернулся в Москву и заложил здесь в честь этого события Чудов монастырь.
Эту историю своего путешествия в Орду не раз рассказывал будущий святитель юным князю и княгине, показывал им перстень с драконом, которым одарила его Тайдула. И всякий раз лицо Евдокии озарялось румянцем, а глаза становились блестящими от восторга - так верила она в чудесную силу Алексия, подтвержденную небесами.
И опять спас Русскую землю Алексий, когда на следующий год в Орде произошли страшные, звериные распри, а на Руси наступила, по словам летописца, «великая истома русским князьям». Не успел Алексий уехать из Орды, как сын хана Джанибека Бердибек убил своего отца и двенадцать своих родных братьев. А потом на Русь явился посол от него с требованием «царева запроса», внеочередной дани, угрожая войной. Пришлось Алексию опять собираться в поездку в Орду. Он сумел отвратить гнев от князя и, несмотря на всякие притеснения в Орде, с помощью благодарной ему матери Бердибека, ханши Тайдулы, смирить хана, а потом митрополит был отпущен с миром и почестями на Русь.
На Руси с тайной надеждой и страхом ожидали возвращения Алексия, ему устроили торжественную встречу в Москве, чествуя как небесного утешителя, а юный его воспитанник, восьмилетний князь Дмитрий Иванович, старший сын великого князя, не смог сдержать слез и в радости восклицал:
«О, владыко! Ты даровал нам житие мирное; чем можем изъявить мы тебе нашу благодарность?»
Необходимость защищать трудно складывающееся государство уводила князя Димитрия в постоянные походы. Москва, семья, Кремль оставались заботам Евдокии. Семья, между тем, становилась все больше — за годы жизни с князем Евдокия родила ему 12 детей.
Даниил (1370—1379),
Василий (1371—1425) — великий князь Московский (Владимирский),
Юрий (1374—1434) — великий князь Московский (Владимирский),
Семён (умер в 1379 г.),
Иван (1380 —1393) — в монашестве Иоасаф.
Андрей (1382—1432) — удельный князь Можайский с 1389 года, родоначальник Можайских князей,
Пётр (1385—1428) — князь Дмитровский с 1389, князь Углицкий 1389—1405,
Константин (1389 — 1433) — князь Углицкий;
София, с 1387 г. супруга кн. Феодора Ольговича Рязанского,
Мария, с 1394 г. супруга кн. Лугвения (Семёна) Ольгердовича,
Анастасия, с 1397 г. супруга кн. Ивана Всеволодовича Холмского
Анна, род. в 1387 г.— супруга кн. Юрия Патрикеевича
Но не стоит думать, что ее волновали одни лишь материнские хлопоты. Еще до замужества в отцовской библиотеке юная княжна читала Гомера, Вергилия, Платона, Аристотеля. Ее особый интерес также вызывали труды врачей — Галена и Гиппократа.
Всю свою жизнь княгиня будет заниматься целительством. Особенно прославится помощью слепым людям — говорят, ее прикосновение возвращало им зрение. Неслучайно до революции иконки с образом святой княгини были почти в каждой московской семье.
После Куликовской битвы именно Евдокия организовала в Москве общегородской госпиталь, куда свозили раненых. Говорят, проводила там дни и ночи, многих вылечила. Не только своим целительским даром, но и особым талантом создавать атмосферу бодрости и воли к жизни.
А во время битвы раненому князю, упавшему с коня и едва не затоптанному своими же в пылу боя, было видение его жены. Как будто именно с ее помощью он сумел доползти до ближайшего перелеска, где и нашел его обрадованный двоюродный брат Владимир Андреевич.
Правда, вылечить до конца его рану даже Евдокии было не под силу. Но на все, как говорится, Божья воля. После Куликовской битвы венценосным супругам было отпущено еще девять лет совместной жизни.
И вот что самое главное — их союз стал для Москвы и всего княжества гораздо большим, чем просто семейное гнездо. Вокруг Димитрия, получившего имя Донской после Куликовского сражения, и его Евдокии собрались невероятные по силе и значению для Руси личности. Священнослужители Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Савва Сторожевский. Конечно, не от княжеской четы зависело, что именно в их время жили и служили эти люди. Но очень символично, что все они были в тот момент вокруг московского престола.
Как пишет в своей книге "Евдокия Московская" Лариса Васильева, "я совершенно уверена в том, что никогда, ни до, ни после периода давней московской жизни, озаренного именами Димитрия и Евдокии, не было рядом с властью столь могучего, столь сгущенного в своем скромном Божественном проявлении скопления людей величайшего благородства, искренности, нравственного великодушия, совершенного ума, подвижничества, верности идеалам".
Брак заключенный по политическим мотивам превратился в брак по любви. В мире и согласии супруги прожили 22 года. Евдокия родила 12 детей, из них 8 сыновей. После свадьбы князь Дмитрий в 1366 году начал строительство белокаменного кремля в Москве.
В 1380 году князь Дмитрий собрал войско для битвы на Куликовом Поле, отказавшись платить темнику Мамаю увеличенный размер дани. Страшный плач стоял на Руси, женщины прощались с мужьями и сыновьями, как с идущими на верную смерть. Когда Евдокия провожала князя на битву, то Дмитрий на прощание сказал ей: «Жена, если бог за нас, то кто против нас».
Часами княгиня вместе с другими женщинами молились за воинов в храмах. Евдокия верила и ждала мужа, и пришла радостная весть, что русское войско победило, а вскоре вернулся князь Дмитрий. Русь ликовала, то был первый шаг к освобождению земель от Золотой Орды.
Но недолго удалось порадоваться супругам победе, через два года хан Тохтамыш пошел в поход на Русь, не простив Донскому победы. Дмитрий Иванович уехал собирать ополчение. А Евдокия с детьми еле спаслась, она покинула осажденную ханом Москву и чудом избежала плена. За несколько дней до побега княгиня родила сына.
Москва была взята и сожжена Тохтамышем в 1382 году. Это произошло с помощью предательства двух суздальский князей, которые пришли вместе с ханом. Это были братья Евдокии, Василий и Симеон. Именно они убедили открыть ворота крепости москвичей. Тяжело пережила княгиня это предательство. Когда Евдокия и Дмитрий вернулись в разоренную Москву, то не смогли сдержать слез, когда увидели пепелище.
В 1383 году супруги были вынуждены отправить 12-летнего сына в Орду вместо князя за ярлыком на княжение, потому что опасались, что Донского убьют в Орде. Тохтамыш сильно разозлился на Дмитрия и запросил за его сына огромный выкуп. У разоренного княжества таких денег не было, поэтому Василий пробыл в плену 2 года, пока ему не удалось сбежать в Литву. Сердце Евдокии разрывалось от переживаний за любимого сына.
В 1389 году Дмитрий «разболелся и прискорбен бысть вельми, потом же легчае бысть ему; и паке впаде в большую болезнь и стенание прииде к сердцу его, яко торгати внутренем его, и уже приближися к смерти душа». Сильные ушибы, полученные во время битвы князя на Куликовом поле, да и многие горести надломили того, кто «телом велик, и широк, и плечист». Подстерегла князя болезнь, судя по всему, была это грудная жаба. Угас князь через девять лет после своей великой битвы. Сосредоточились тогда все его силы, собрал могучее свое здоровье для той великой битвы, а потом потихоньку терял силушку могучую.
Евдокия старалась порадовать князя. За три дня до кончины своего солнца родила ему восьмого сына. Они еще были молодыми. Молодой отец и молодая мать. Думалось ей, что встанет князь. А он уже чувствовал зов Божий. И верил, что оставляет красавицу-умницу княгиню наследницей своего дела земного. Потому велел призвать к себе игумена Радонежского Сергия и всех своих верных бояр, с их помощью составил духовную грамоту и скрепил ее великокняжеской печатью. Именно о такой духовной грамоте задолго до смерти рассказывал он своей Евдокеюшке, хотел установить новый ясный и твердый порядок в своем великом княжестве - отдавать державу в руки старшего сына как «отчину», а тот, - в руки своего старшего сына, а там опять: от отца к сыну. Ясности и мудрости всегда хотел он, и жена поддерживала его, одобряла в этом.
А перед смертью долго говорил с женой и детьми и приказал им быть во всем послушными матери и действовать единодушно, любить Отечество и его верных слуг. Приказал то, что сам делал всегда. И качала согласно головой Евдокия. И слезы сами отступали, просветляя ее лицо. Только бледнее становилась...
А потом благословил семнадцатилетнего Василия Дмитриевича на великое княжение и выбрал ему девять опытных советников. А потом прощался со всеми по очереди: с Евдокией и детьми, с боярами; целовал каждого подходившего, после чего, проговорив: «Бог мира да будет с вами», сложил руки на груди и преставился.
И в грамоте духовной Евдокии отводилась великая роль примирительницы и главной духовной опоры сыновней. Будто чувствовал, что она остается в этом мире за него хранить дело всей его жизни.
После смерти Дмитрия Донского в 1389 году Евдокия проживет еще 18 лет. Что удивительно — почти до смерти сохранит и моложавый облик, и красоту, и здоровье. "Кто исцеляет, сам болеть не должен", — говорила княгиня. Ни один мужчина не занял ни в ее сердце, ни рядом места покойного супруга.
Усердными молитвами и постами и после смерти князя вымаливала Евдокия милосердия Бога к земле Русской. Ее молитвам приписывали люди чудо спасения Москвы от нашествия Тамерлана. С великой ратью шел он на Москву. И не было бы ей спасения. Но по настоянию Евдокии и совету митрополита Киприана из Владимира была привезена чудотворная икона Владимирской Божьей Матери. И тогда Тамерлану во сне, у Ельца, где он остановился, явилась Божья Матерь, и он повернул свое несметное войско назад и ушел в Крым...
Многая злоба сопровождала жизнь вдовствующей великой княгини, многие злые люди наводили напраслину на ее вдовство. Все смиренно терпела Евдокия, но когда увидела, что такие разговоры смущают злом сердца ее сыновей, и прежде всего сына Юрия, она открыла сыновьям правду, распахнув на груди одежду, и они увидели, что под княжеским нарядом мать скрывала власяницу, а под ней увидели они изможденное тело княгини. Есть предание, что Евдокия носила вериги.
О приближении ее кончины рассказал ей ангел в видении. Сразу после этого видения княгиня онемела. Тогда она призвала к себе иконописца и, руками помогая, объяснила ему, что хочет увидеть написанного ангела. А когда желание ее было исполнено, она благоговейно поклонилась ему... Но это не был ангел из ее видения. Три раза переписывали икону, и только когда принесли икону с изображением святого архангела Михаила, она узнала в нем чудесного вестника, и к ней вернулся дар речи.
В летописях сохранился трогающий душу своей художественной силой и красотой слога текст плача княгини Евдокии по князю Димитрию Донскому. Впрочем, по мнению Ларисы Васильевой, за много лет исследований хорошо изучившей свою героиню, вряд ли бы княгиня стала столь поэтическим образом выражаться о своих чувствах. Да и вообще, не в ее повадках было говорить о том, что должно оставаться только между двумя любящими людьми.
Доказательством безграничного доверия и уважения к супруге служит завещание Дмитрия Ивановича, в котором он одарил жену земельными наделами и властью. После его смерти, Евдокия участвовала в управлении княжеством, так как Донской указал в духовной грамоте, чтобы сыновья беспрекословно слушались мать.
Евдокия руководила сбором войск на защиту Москвы во время нашествия хана Тамерлана в 1395 году. Именно она ввела празднование дня Куликовской битвы, 8 сентября. Княгиня много занималась благотворительностью: выделяла большие средства на строительство монастырей и церквей, помогала бедным. Пригласила Феофана Грека расписывать в Кремле церковь Рождества Богородицы.
В 1407 году незадолго до смерти Евдокия постриглась в монахини, приняв имя Ефросинья. Она умерла в 55 лет. Всю жизнь она верно служила своей семье и стране. Сейчас святая Ефросинья Московская почитается как защитница русских земель.
1 июня по решению Священного Синода это день общей памяти святых Димитрия Донского и Евфросинии (Евдокии) Московской, символа доброго супружества, чадородия и родительского счастья.
Скульптор Дмитрий Кукколос, желая показать людям, что именно семьей сильна Россия, изобразил Димитрия Донского и Евфросинию Московскую с двумя детьми: впереди стоит их первенец – княжич Василий , а младенца Юрия держит на руках мать.
Памятник святым супругам был торжественно открыт 19 ноября 2013 года возле единственного в России храма преподобной Евфросинии Московской в Котловке.