Рыбацкая привычка

Дмитрий Вайзгун
Рыбацкая привычка.
Махалка – слово многозначное. В первом значении-это зимний подледный лов рыбы блеснением.
Во втором значении –это зимняя удочка, состоящая из деревянной палочки с леской и блесной.
Махалка как подледный лов-это прекрасный отдых на природе, и в то же время и нелегкий труд, это добывание пищи, как в древние времена, и умиротворение, похожее на медитацию. И каждый махальщик верит в свою удачу!
Так, наверное, старатели промывают тонны руды, чтобы наконец, попалась песчинка золота, а может быть, даже и самородок. Вера в чудо объединяет всех махальщиков.
И когда улыбнется удача, долго потом хранятся в памяти мгновения борьбы с трофейной рыбой. 
 Вот подходит она, огромная щука! Леска натягивается и звенит, как струна, от десятикилограммовой тяжести. Выдержит ли леска, не порвется ли? У меня леска миллиметрового диаметра, должна выдержать, не подведет! Резко подсекаешь махалку…
 -И-и-и,-слышу вдруг под самым ухом! – ты что дерешься?
Щука! А где же моя трофейная щука?!Я же чувствовал ее тяжесть на своих руках…
 Щука подошла, но во сне, а не наяву!
 Жена после утешений отодвигается от меня подальше.
  А я думаю:
-Эх, жалко! Какая хорошая щука была!
 Но и наяву другой рыбак, утомленный долгим ожиданием, прикемарит на осеннем солнышке, а сам мерно машет удочкой. Подойдет к нему пятнистая хищница, нагло выдернет из ослабевших рук махалку, проснется рыбак, и только:
-Дын-дын-дын!- застучит деревянная палочка с обратной стороны льда! Тут, конечно, услышишь много « витиеватых» слов «зевнушего» рыбака. Соседи – махальщики, приободренные этими криками, сочувственно похохочут над бедой:
С кем не бывает!
Но "ветераны" зимней рыбалки ни при каком случае не выпустят удочку из рук. В самый последний момент, но они успеют крепко схватить махалку, что будь там хоть какой  "крокодил" , а шансов уйти у него будет мало! И даже, если  вдруг кто-то из них  и задремлет, но в  самых удаленных ячейках его мозга твердо сидит правило:
Держи махалку крепко! Мало ли чего!
Конечно, и опытные рыбаки попадают в неловкие ситуации. Клюнет щука, подсечет он ее, тянет леску, а вторую махалку бросит прямо на лед. Опускающуюся блесну схватит другая резвая  щука- цап!- и снова:
-Дын-дын-дын! –пошла "гулять" щука с удочкой, как собака на отвязанном поводке.
Нелестные отзывы о себе она уже не услышит, как и смешки других рыбаков.
  Как-то раз, дело было в восьмидесятые годы, я и дядя Сеня собрались на махалку.На седьмом десятке лет дядька был еще довольно крепким стариком. Черные глаза всегда с любопытством окидывали окружающую обстановку, в них всегда сверкали хитрые смешинки. Ладони у него были широкие, руки сильные. Много поработали эти трудовые руки в колхозе. Тетя Тоня, его жена, уже плохо ходила, болели ноги. Во время войны она босиком тянула невод  с рыбой в весенней воде, в которой плавали ледяные иглы. С тех пор мучилась тетя Тоня болями в суставах. Видя, как дядя Сеня собирается. Она подтрунивает над мужем:
Ну что, екарная рыбалка, опять собрался?
А дядька только добродушно посмеивается в ответ.
Внук Андрюшка путается под ногами, умоляет:
-Деда, возьми меня!
Ему года четыре, смотрит умоляюще круглыми смородинками на деда, сложив брови "домиком" .
-Нет, сыночка, тебе еще рановато, - с сожалением говорит дядя Сеня.
В воскресенье выдалась ясная, безветренная погода. Лед застыл на Амуре ровно, как стекло.
Он запрягает собак, лохматого Мишку ставит в начале упряжи. Все три собаки топчутся в нетерпении, им тоже хочется быстрей в дорогу. Подстелив козью шкуру, дядька усаживается, а я толкаю нарты сзади, становлюсь на полозья, и собаки, завывая, мчатся на протоку.
Дядя Сеня дает им команды, и они слушаются, поворачивают в нужную сторону. Встав на правые полозья, толкаю левой ногой для скорости.
Мимо проплывают прибрежные тальники, которые еще стоят в тени крутой сопки. Вдруг прямо за деревней вспорхнули ослепительно белые куропатки. Парными следами вдоль берега отметился юркий колонок. А вот след, как будто кто-то что-то волочил по льду. Это выдра. Она своими короткими ножками разгонялась и скользила по льду на животе, оставив на ажурном инее широкуб борозду. Скоро показалось устье протоки. Осталось название этого места- Перетаск. Раньше в этом месте перетаскивали лодки на Амур. Полноводной весной вода хлынула с протоки в Амур, и образовалось устье, оно стало широкое, а старый выход протоки обмелел, стал узким. А название так и осталось – Перетаск.
Я сажусь на мысе с одной стороны протоки, а дядя Сеня с другой, тоже на мысе. Свои нарты с собаками он отвел в прибрежные тальники. Крепко привязав упряжь, дал собакам корм. Тормоз для нарт все равно не удержал бы собак на тонком льду, и они могли угнать нарты за каким-нибудь зверьком вместе с хозяином.
С утра хорошо клевало. Щуки попадались крупные, на три-четыре килограмма.
Дядька вытащил хорошего тайменя. Я поймал ленка на желтого краба. Я приметил, что рыба подходила к дяде Сене, а минут через двадцать начинался клев у меня.
Щуку на два-три килограмма дядька называл просто "щука" . А вот большую на пять и больше, называл "щук" , мужского рода. Из-за уважения к такой добыче.
Вот напарник зовет меня:
-Смотри,-показывает он на лунку пальцем,- большой щук сорвался! Зирный-зирный! Видишь, даже зир плавает!
И дядя Сеня изучающе смотрит на меня, верю я или нет?
В лунке, и правда, плавает что-то белое.
Ага,- киваю я головой.
 И дядька удовлетворенно хихикает.
Иду к своим лункам, через некоторое время леска резко натягивается, подсекаю, тяну- вылетает пятнистая хищница, килограмм на шесть, с распоротым брюхом , из которого вываливаются белые молоки.
Вот он, большой "щук" ! А "жир" - это процарапанные молоки!
К полудню клев прекратился. Дядя Сеня, по обыкновению, дремлет, но продолжает подергивать снасти. Тишина вокруг. Ни ветерка. Яркое солнце играет всеми цветами в хрустальных льдинках. Изредка трещит и ухает оседающий лед.
Вот, принесу свой богатый улов домой, мама обрадуется, накрутит фарша, налепит пухленьких пельмешек, они у мамы получаются вкусные! Эх, пельмешек бы сейчас!
Вдруг истошные вопли прерывают мои мечтания!
Дядя Сеня вприпрыжку, высоко вскидывая колени, мчится от лунок в сторону ближних тальников! За ним, кувыркаясь в воздухе, гонится какое-то мохнатое чудовище!
Дядя Сеня оглядывается, орет, и бежит к своим собакам, видимо, чтобы они защитили своего хозяина от этого монстра! А может, дядька с испугу решил удрать на нартах домой, в Кальму?
Собаки вскакивают, дружно лают, но ничем не могут помочь.
Прихватив сачок, я бегу наперерез. Так это ондатра! Убегая, мой дядька крепко держит махалку, на краб засеклась ондатра, и, хочешь- не хочешь, кувыркается за ним на крепкой леске.
Спросонья дядя Сеня , охваченный диким ужасом, не разглядел это злобное чудовище!
Я подбегаю, стукаю зверька черенком сачка. Дядька, наконец, видит кто "преследовал" его, и с опаской отцепляет крючки.
Позде, вспоминая нападение, он весело смеется, его глаза становятся как две развернутые друг к другу запятые, а скулы становятся еще выпуклее.
Своей добыче он рад не меньше, чем щуке или тайменю! Внуку Андрюшке тетя Тоня сошьет шапку на зиму, как раз не хватает одной шкурки. Как же обрадуется любимый внучок Андрюшка!
День подошел к концу. Нагруженные нарты весело поскрипывают под тяжестью рыбы. Собаки бегут быстро, они знают, что дома их ждет вкусное угощение.
-Почему же дядя Сеня не отпустил махалку? - думаю я,- наверное, это такая рыбацкая привычка!
Скоро за поворотом покажутся огоньки родной деревни.