триптих

Илья Будницкий
Ревнованье с приставкою «со», -
Если чуву схватить за вирзо, -
Продолжение общеизвестно,
А потом – общежит, общепит, -
Бытие называется – быт,
Опыление не перекрестно, -

Однобоко, и тянешь носок,
Злой тоской провожая кусок
Воскресения, праздной беседы,
Где высокой материи блажь,
И нудистами занятый пляж,
И советский туман Андромеды.

Это кухня хрущобы в дыму,
Это чува даёт одному,
И другому, и нет оправданий
Ни тебе, ни, ломая комедь,
Пониманию – тратится медь
Божества исполненьем желаний.

Уравниловка – дышло совка,
Не мораль, но тоска глубока –
Не придут, не спасут, не воскреснут,
И «Алжирское» красит забор,
Самогонка стреляет в упор,
А для слишком продвинутых – вермут.

То ли дело сегодня – безнал! –
Захотел – и Китай перегнал
По резиновым бомбам, лавсану,
Жидкий ситчик берёз прогорел,
По утрам кофеёк и прострел,
И я деву любить перестану,

Коли вновь обозлюсь на судьбу,
Втихомолку, подобно рабу,
Стану крохи считать и подачки,
Возвращаясь к наличию «без»,
Продираясь сквозь сумрачный лес,
Без просвета, без ласточки - крачки.

Беззаветен любой атеист,
Но пристало же, как банный лист,
«Миру-Мир», и жива ноосфера,
Был наивен, сегодня - учён,
Идеал - не количество жён, -
Подарившая счастье химера.

Так прощайте совок, коммунизм!-
Как философ, схвачусь за трюизм -
Вырос лес, и стою подле дома,
Я - умру, ты - умрешь, все умрут,
Выбирай - капитал или труд,
Или сено (горит), и солома.
————————————————-

Раздвоение в каждом луче, -
Потому и пусты оболочки,
Что едва распускаются почки,
Растворяется наледь в ключе –

Как за левым плечом – пустота,
Ни вершин позади, ни моста -
Чистота ледяного порыва,
Если табула – то без гвоздя,
И, ограду себе городя, -
Поворачивай неторопливо.

То есть медленно, - влево и вбок,
Словно в горсть собирая клубок,
Или комкая то, что осталось –
След вечерний на черни глубок,
По грязи – отпечатки сапог,
На душе – сожаленье и жалость -

Ни одна не окончилась мгла,
Пусть лучи – продолженье стола,
Или плоскости, узости, ленты! –
Отражаясь, горят за спиной,
И былое становится мной,
Как началом отсчёта – календы, -

Начинаем движенье назад, -
О черту запинается взгляд
Человека, живущего мерно,
Он уже разучился творить,
Остаётся идти, говорить
По латыни, что всё эфемерно.

По латыни? – привычка, дурдом, -
Всякий миф познаётся трудом,
На поверхности – сны, афоризмы,
Перекличка, бравада, протест,
Опрощенье насиженных мест,
Пустота, увяданье харизмы.

Равновесие? – Точка? – Полёт? –
Зиккурат, уважаемый крот,
Не смешенье языков, но хаос,
Мельтешенье вверху и внизу
Вышибает из точки слезу, -
Очевидно – она и осталась.

———————————————-//

Нет радости в растворе соляном, -
Сорочка, что прикидывалась льном, -
Клочками уцелела, заскорузла, -
Какой там из шагрени талисман! -
Такой же, как из Гете - Эккерман, -
Поэзия - не разновидность сусла,

Но - либо кристаллически чиста,
Прозрачна до банальности, проста,
Сводима от молитв к многоголосью,
Не то - темна, как сотрясенье сфер,
И звук, являясь мерою всех мер,
Пронзает мир, преображаясь - осью.

Так влага, истекая из озёр,
Всё чертит на поверхности узор,
Но что-то оставляет, исчезая, -
Проплешины, солёную пыльцу,
Растёртую в органику мацу,
Бобровые загончики Мазая.

Вглядись в окаменелые следы, -
Мы вышли из раствора, из воды,
И высохли, и вновь окаменели, -
И даже если Ева - из ребра, -
Лилит оцепенела у костра,
И вместо пиний - сумрачные ели.

И снег - хрустален, хлад - не ядовит, -
Не обернись на зарево левит, -
Рубашка бы, возможно, - уцелела. -
Испытывай судьбу не до конца, -
У пули оболочка из свинца,
Поэзии порой довольно мела.

А музыке - любви на волосок,
Уснёшь в ложбине - вроде на часок,
И не проснёшься - впрочем, и не надо,
Ударит луч в стекло, запляшет пыль,
Как дерево в лесу, как Иггдрасиль,
Опору потерявшая монада.

А то, что остаётся за чертой -
Стирается не снегом и пьетой,
Но холодом и ядерным распадом. -
От человека - только силуэт,
От музыки - терцины и сонет,
От сумрака - порыв остаться садом.

2010